Мессии, лжемессии и толпа - Юрий Миранович Антонян
В Третьем рейхе, отмечает Д. Моссе, основной задачей культуры было распространение нацистского мировоззрения[78] (в СССР — соответственно марксистско-ленинского, в Италии — фашистского). Национал-социалистское мировоззрение основывалось на неприятии рационализма, что, по-моему (! — Ю. А.), в немалой степени связано с гитлеровским мистицизмом, свойственным фюреру с самого начала, еще до прихода его к власти. Наряду с этим любая попытка придать значение человеческому разуму рассматривалась как препятствие, нарушающее эмоциональную целостность идеологии, «понятной» всему народу. Гитлера называли поэтом, ставшим государственным деятелем, поскольку он способен проникать в суть германского бытия, государственным деятелем, потому что ему удалось создать новый народ. Сталина не называли поэтом, хотя в молодости он пописывал стишки, совершенно, впрочем, безвинные, но великим ученым всех времен и народов признавали.
В СССР интеллект и интеллектуалов совсем не жаловали, а наиболее «зловредных» жестоко преследовали. Основными героями выступали простые, не «изувеченные» интеллектом и знаниями парни из числа рабочих. Основу же германизма составляло крестьянство, которое обеспечивало сохранность расовых корней, непохожесть немцев на другие народы, да и все историческое развитие страны. Крестьяне были основными героями нацистского движения, хотя наряду с ними существовали и другие. Как уже отмечалось, скульптор Мухина тоже очень постаралась, чтобы наши колхозницы были вполне «счастливы».
Культ силы и примитив проповедовали и итальянские фашисты. На берегу Тибра в Риме был выстроен вульгарный «форум Муссолини» — комплекс спортивных сооружений, включавший большой стадион, который был «украшен» 60 статуями атлетов со злобными и непропорционально большими лицами, и другие большие сооружения. Главным же в комплексе был 17‑метровый мраморный обелиск с латинским словом «Dux» (вождь), выбитым крупными позолоченными буквами.
Особый гнев большевистского и фашистского режимов вызывали те течения и школы в искусстве, которые отличались сложностью восприятия и воспроизведения мира и человека, уходом от одномерного, традиционного, упрощенного их понимания. Поэтому тоталитарные системы яростно боролись с импрессионизмом, экспрессионизмом, кубизмом, сюрреализмом, авангардом и т. д., они вызывали потоки грязной и невежественной брани и официально запрещались, художники, музыканты и скульпторы соответствующих направлений подвергались грубому давлению и даже физическим расправам. В гитлеровской Германии были преданы анафеме такие крупные мастера, как Кокошка, Бекман, Дикс, Хофер, Барлах, Шмидт-Ротлуф, Нольде, а в СССР — Малевич, Татлин, Шагал, Филонов, Гончаров, Кандинский, Ларионов. В нашей стране многократно появлялись властные распоряжения о том, как писать картины и музыку, художественную прозу и поэзию, как лепить и ваять, а суть всех этих приказов сводилась к требованию не выходить за рамки дозволенного, не усложнять то, что не мог понять примитивный ум партийных вождей и человека толпы.
Гитлер грозил стерилизовать художников-модернистов и обращаться с ними как с опасными преступниками. Тысячи произведений искусства были тогда конфискованы, в их числе работы Пикассо, Матисса, Ван Гога, Сезанна. 730 картинг этих художников были выставлены в новом музее как пример «дегенеративного искусства». Они были размещены в беспорядке, без названий, но под рубриками: «Так больные умы смотрят на природу», «Так евреи изображают немецких крестьян» и т. д. Были экспозиции, посвященные «выродившемуся негритянскому, марксистскому и еврейскому искусству». В экспозицию включили и картины сумасшедших, чтобы доказать, что произведения модернистов также безобразны. Два портретных наброска Кокошки были помещены рядом с картиной, созданной психически ненормальным.
Тоталитарное коммунистическое государство попрало великие гуманистические традиции русской классической литературы и искусства. На смену милосердию и любви пришли ненависть и страдание, вместо созидателей — бескомпромиссные «борцы» и разрушители, вместо исследования тончайших и интимнейших движений души — черно-белое восприятие мира, проповедь примитивных потребностей и инстинктов, вместо сомнений и духовных исканий — не знающее колебаний беспрекословное подчинение, безраздельная и слепая вера в некие идеалы и утверждение следования им любой ценой. Для тоталитарной литературы стала совершенно обычной армейская терминология применительно к самым мирным занятиям, что, несомненно, выражает милитаризацию всей жизни и общую агрессивность системы. «Битва в пути», «боевые будни», «выход из окопов», «атака на урожай», «битва за урожай», «фронтальное наступление» и т. д. достаточно красноречиво живописуют состояние советской литературы. Использование почти тех же выражений в художественной литературе и публицистике фашистской Германии отмечал Л. Фейхтвангер.
Очень много «битв» и «борьбы» было в муссолиниевской Италии: «борьба с туберкулезом», «битва за хлеб», «битва за интегральную мелиорацию» (окультуривание заболоченных территорий и возведение ирригационных систем), «битва за лиру» и т. д. Немало «битв» и «борьбы» было в СССР, вспомним хотя бы «битву за урожай».
Тоталитарное искусство и литература воздействуют на эмоциональную сферу человека, т. е. на ту сторону его личности, которая наиболее уязвима и наименее защищена. Поэтому их роль в укреплении режима, его восхвалении, формировании полностью послушной ему личности чрезвычайно велика, тем более что соответствующие ценности внедряются в ходе воспитания и обучения подрастающего поколения. Именно искусство и литература принимают самое активное участие в создании культа вождя — непогрешимого, безгранично преданного народу и его интересам, друга и защитника каждого, многоопытного, мудрого, все знающего и в то же время твердого и решительного, беспощадного к врагам. Его повелениям, советам и указаниям должны следовать все, даже если приходится прибегать к насилию и быть несправедливым — ведь все делается ради родины, государства и процветания. Вождизм — непременный атрибут тоталитарной системы и условие насаждения жестокости, а следовательно, укрепления этой системы и личной власти.
Смысл сокрушения тоталитаризмом художественной культуры означает его попытку возвращения к доцивилизованным, первобытным временам, когда такой культуры просто не существовало. Поэтому она была психологически чужда красно-коричневым магам, более того — враждебна им, поскольку выражала иные жизненные ценности и принадлежала к другому миру. Но уничтожение цивилизации не в меньшей мере выражалось и в отрицании нравственности, отказе от тех принципов и правил, которые сформировались позднее, в «послемагические» времена. Причем это делалось не просто декларированием отказа от них и проповедованием новых норм поведения повседневным воспитанием, но и насильственным внедрением, в том числе в ленинско-сталинских и гитлеровских концентрационных лагерях и тюрьмах, физическим уничтожением живых носителей иной культуры. Четвертый всадник Апокалипсиса выпустил на волю самые темные, самые низменные человеческие инстинкты и уснувшие желания, сделал смерть и предательство повседневной приметой жизни.
В странах большевистско-фашистского (нацистского) господства бурно процветала массовая истерия насилия и, переплетаясь с ней, молчаливое его одобрение. Убийства совершались ради убийства и наслаждения им, появилась новая и доселе в таких масштабах невиданная социальная группа профессиональных палачей, для которых смерть была лишь ритуалом и жертвоприношением, лишь обычным ремеслом, дающим возможность утвердить и подтвердить себя, подавить свой страх смерти и снизить постоянную тревожность, испытать наслаждение фанатической и оргазмической дрожи. Для многих
