Девочка без имени. Исследование психотравм для специалистов и переживших - Ирина Владимировна Исаева
Во взрослом возрасте мужчины и женщины, пережившие сексуальное насилие, близость могут пережить только через сексуальность. При этом они плохо различают нежность и сексуальность; любое прикосновение или выражение нежных чувств вызывает сексуальное возбуждение и воспринимается как приглашение к сексу.
Желание близости вызывает у жертв инцеста сильный страх, который часто путают с возбуждением. И если духовная или сексуальная близость случилась или приблизила партнеров друг к другу, как результат дальше происходит не сближение, а разрыв. К сожалению, до сих пор паттерн, навязанный фильмами советского периода, присутствует в женско-мужских отношениях и интерпретируется тем, что чем больше женщина сопротивляется и говорит «нет», тем больше это означает скрытое «да». И тогда «нет» игнорируется мужчиной, и он «добивается» женщины силой, а женщина уже не может больше сопротивляться. Преследование возводится в ранг красивого ухаживания: «Он ее так долго добивался! И вот теперь они вместе!»
Ребенок становится отупевшим и беспомощным при сексуальном насилии со стороны отца. Он полностью подчиняет свою волю отцу, предает себя и попадает в трансовое состояние диссоциации. Состояния бесчувственности отдельных частей тела может проявляться в окаменелости, замороженности, тело может выглядеть как деревянное; не покидающее состояние сонливости, механическое функционирование могут сопровождаться энурезом (у меня энурез прошел после четырнадцати лет, через четыре года после того, как отец ушел из семьи); на рисунках части тела, которые подвергались насилию, обычно отсутствуют, они начинают жить так: тело отдельно, голова отдельно.
Помогают выживать такие защитные механизмы, как отрицание и обесценивание, которые исходят от самой жертвы, и она это делает не в отношении других, а в отношении себя, своей боли, особенно если повреждений на теле не обнаружено.
Еще больше ребенок начинает запутываться, когда его начинают обманывать, и чем он младше, тем запутанность сильнее: «Что ты придумала?! Все было совсем не так! Сексуальной эксплуатации не было, это тебе приснилось. Ты такая фантазерка!»
Избирательное восприятие, отказ от собственных чувств, передергивание становятся психологической необходимостью и способом выжить и потом продолжаются во взрослой жизни. Мощное вытеснение, вплоть до амнезии (моя амнезия прошла в пятьдесят лет), становится единственным шансом выжить для детей более раннего возраста. Ребенок просто перестает эмоционально реагировать на то, что происходит с ним и вокруг него.
Дети же подросткового возраста отрицают уже не событие, а значение, которое оно имеет для них. Поиск смыла в пережитой сексуальной эксплуатации, особенно если они получили удовольствие во время полового акта, запутывает их сознание, усиливает их заблуждения и искажения значения. Любые объяснения бередят рану еще сильнее. И даже если разум найдет какое-то успокаивающее значение, то тело, чувства и душа остаются вне этого понимания.
Как гешталь-терапевт я верю в саморегуляцию человека, а как человек, который идет по пути исцеления, стараюсь пробудить в другом интерес к себе, любопытство, «а каким бы я стал, если бы этого не случилось». Из этой стратегии вместе с клиентом я пробуждаю или формирую для него внутреннего целителя, внутреннего учителя, внутреннего друга, адвоката. Иногда мы находим внутреннего терапевта. Часто новые субличности говорят моим голосом, и мне всегда приятно звучать в душе другого человека и быть поддерживающей фигурой для него даже когда меня рядом нет. Такое невидимое сопровождение человека на его пути к себе, возвращении себя себе, восстановлении связи с утраченными частями себя очень трогательное. Иногда моя работа похожа на археологические раскопки, иногда – на детективное расследование, иногда выглядит как квест, а иногда – как комедия положений.
У Карла Густава Юнга есть понятие «раненый целитель», то есть человек, который лечит с помощью своих ран и с помощью опыта залечивания этих ран, который он пережил: «Если у меня это получилось, то у тебя тоже получится! Я верю в тебя!» Об этом же говорит и Мартин Бубер[62] в своей самой известной книге «Я и Ты»: «Нужно быть рядом с собой, чтобы суметь выйти к другому». Это сложный и длинный путь, и мой опыт тоже является подтверждением тому, что как бы ты не был ранен, если ты хочешь выйти из мрака к свету, у тебя есть любопытство и стремление проверить: «А получится ли у меня?» Если ты будешь тратить энергию на движение вперед, а не на остановку этого движения, то у тебя точно все получится!
Для этого мы получаем опыт быть чувствительным в контакте с другим сначала с терапевтом, а потом рискуем быть живыми с другими людьми. Мы делаем шаг к нашему внутреннему ребенку, который у меня был так глубоко спрятан, что я долго не понимала, о чем говорят мои коллеги, какого такого внутреннего ребенка они переживают у себя. Что за бред!
На встречах мы с клиентом сначала находим ребенка, который замер и спрятался, знакомимся с ним заново, пробуждаем его творческий потенциал к жизни, помогаем ему почувствовать почву под ногами, опору внутри, а не снаружи, почувствовать себя, иногда погрузиться вместе с ним на самое дно травмы, побродить там в темноте и выплыть наверх, чтобы уже не погружаться туда.
Чтобы воскреснуть, надо умереть! Надо похоронить то, что уже отжило, оставить это в прошлом, отказаться от того, что мешает жить счастливой жизнью. Для этого нужны мужество и стойкость, и я всегда восхищаюсь клиентами, которые ставят себе эту задачу, понимая, что легкого пути не существует. Одно лишь время не залечит раны, и самому, без помощи и поддержки, будет гораздо сложнее.
Часто клиенты рассказывают, что пришли ко мне через два года после того, как у них появился мой контакт. И это еще одно подтверждение, как сложно идти к себе навстречу. Как сложно выбрать терапевта, особенно по гендерному признаку – мужчину или женщину? Мужчины по умолчанию пугают, а с терапевтом один на один надо оставаться в комнате. Для кого-то наоборот, терапевт-женщина может стать неподходящей, потому что когда-то мама их не защитила. Поэтому решение о выборе пола терапевта – личное дело клиента.
