Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить

– Но он не умеет танцевать, Энтони. Даже чуточку. А когда он пытается, он начинает паниковать, – сказала я.

– И что? – спросил Энтони.

– То… что я скучаю по танцам. И еще, – добавила я – он не ходит в бары. Если он выпивает более одного или двух бокалов вина, он становится беспардонным или засыпает. И…

– Но ты пьешь и танцуешь с другими, – сказал Энтони. – К чему ты клонишь?

– Почему я вышла замуж за него? – спросила я.

– Я не знаю, – сказал Энтони. – Это ты скажи мне. Потому что, как мне кажется, ты его не очень-то и любишь.

– Это неправда!

– Так почему ты вышла за него замуж?

Я долго думала. Энтони бы не принял ерундовый ответ.

– Думаю, что вышла за него, потому что… люблю его?

– Хитришь, красавица. Почему ты любишь его?

– Потому что… он видит меня.

– Правда?

– Да, думаю, он правда видит меня. Думаю, он правда видит меня.

Как только я произнесла это, я поняла, что это правда.

– И еще… мне кажется, я вижу его. Там темно, и он постоянно прячется. Но я вижу его. И… я не знаю, – сказала я и пожала плечами. – Думаю, этого достаточно.

Энтони посмотрел на меня. Я чувствовала себя разочарованием. Я не ожидала, что мой туманный ответ мог удовлетворить его.

Потом он улыбнулся.

– Ты на правильном пути, девочка моя. Ты все понимаешь.

Условная любовь – это:

«Я буду любить тебя, если и ты любишь меня».

Безоговорочная любовь – это:

«Я буду любить тебя, даже если ты не любишь меня».

Любить проходящих незнакомцев очень просто.

Они от тебя ничего не требуют.

Но вот трудно любить людей безоговорочно, когда они могут причинить тебе боль.

Я дошла до того момента, когда уже не могла дальше откладывать. Я почти закончила работу, и проект на Kickstarter вот-вот должен был запуститься, но мне нужно было всем вовремя заплатить. Мне нужен был займ. Я взвесила варианты. Несколько дней я сидела парализованная и боролась с голосами в моей голове.

– Ага. Как мы и говорили. Она чертов нарцисс с богатым мужем. Она вовсе не настоящий артист.

Вместе с ними я слышала феминистских блогеров:

– Шутишь? Она не феминистка. Когда доходит до дела, эта безответственная певичка тут же бежит к муженьку, она лицемерка, которая в нужде обращается к мужчине.

Я могла слышать выдуманную версию Нила в будущем:

– Я должен был догадаться, что ты использовала меня. Помнишь, когда я одолжил тебе тысячи долларов, чтобы спасти твою шкуру? Мне не стоило доверять тебе. С меня хватит.

Я слышала свою семью:

– Ты всегда была эгоисткой и требовала внимания. Ты никогда не думала о ком-то, кроме себя.

Я закрыла уши руками.

ЗАМОЛЧИТЕ.

ЗАМОЛЧИТЕ.

ЗАМОЛЧИТЕ.

ПРОСТО ОСТАНОВИТЕСЬ.

Я позвонила Нилу.

– Привет, дорогая.

– Привет. Я люблю тебя. Скажи томат?

– Тома-а-ат.

– Хорошо, я готова.

– Готова для чего? – сказал он.

– Мне нужно будет одолжить у тебя денег, чтобы покрыть расходы за несколько месяцев. Мне нужно, чтобы ты помог мне.

Он вздохнул, будто я в первый раз сказала: «Я люблю тебя».

– Конечно, я помогу.

– Я не поеду на гастроли. Вместо этого я займусь краудфандингом этого чертова альбома. Возможно, я смогу вернуть тебе деньги через три месяца.

– Если это займет больше времени, то все нормально, – сказал он.

– Я надеюсь, не займет.

– Аманда, я люблю тебя. Я тобой горжусь.

– Я тоже тебя люблю.

Я помолчала. Потом добавила:

– Это было так тяжело.

– Послушай, любовь моя. Мы женаты. Мы команда. Я рад, что ты смогла преодолеть себя, – сказал он.

– Я не преодолела, – сказала я. – Я ненавижу это. Я ненавижу, что мне приходится просить тебя об этом. Я ненавижу это, я ненавижу себя.

– Я могу что-то сделать? – спросил Нил.

– Нет.

Я не преодолела себя, не совсем. Я была в ужасе.

Но я сделала это. Я взяла огромный пончик.

Но я не чувствовала облегчение. Я чувствовала себя ужасно. Я чувствовала себя идиоткой.

И мне было интересно, почему.

Еще недостаточно больно.

Я установила минимальное количество средств, которое нужно собрать на Kickstarter, в размере ста тысяч долларов, по моему мнению, скромная сумма. Я продавала виниловые альбомы с пятью перепевками Radiohead с моего сайта на сто тысяч долларов, а теперь на эту сумму я собиралась проспонсировать полноценный альбом из мною сочиненных песен. Это должно было сработать.

В ночь запуска проекта мы с Нилом остались у меня в the Cloud Club. Я нервничала, я понятия не имела, сколько человек решат помочь. Мы запустили проект в полночь, вся моя команда не спала и выкладывала ссылку в своих Twitter, Facebook и блогах. Мы попросили всех сделать репост этой ссылки. Я обновила страницу спустя несколько минут после полуночи, на счету было двести долларов. Я проверила сайт час спустя: шестьсот долларов. Мы с Нилом уснули. Я проснулась примерно в четыре утра в легкой панике, я уставилась в потолок и думала, что запросила слишком большую сумму.

Не проверяй компьютер.

Не проверяй компьютер.

Я проверила. Четыре часа спустя на счету прибавилось около пятисот долларов, то есть всего была тысяча долларов. Я попросила сто тысяч, черт подери. Если ты не соберешь минимальную сумму на Kickstarter, то ты не получишь ничего.

Мне не стоило проверять компьютер. Я вернулась в кровать.

«Это провал, – подумала я. – А что если проект соберет сорок тысяч долларов? Как я заплачу всем? Как я буду смотреть в лицо обществу? Что, черт возьми, я буду делать?»

К концу следующего дня я набрала сто тысяч долларов. Информация распространялась. Я достигла минимальной суммы меньше, чем за двадцать четыре часа. Интересно, как я могла поставить под сомнение вселенную?

Сумма продолжала взлетать до небес, я не расставалась со своим телефоном, я проверяла сайт и благодарила людей в Twitter за поддержку каждый день, каждый час, каждую минуту.

Спасибо.

Спасибо.

Спасибо.

Моя лента в Twitter и посты в блоге стали настоящим конвейером благодарности. Чем больше людей поддерживали кампанию и делились своей гордостью, что поучаствовали в этом, тем больше людей узнавали о проекте, тем больше росла сумма и количество моих благодарностей.

Примерно спустя три недели после запуска кампания набрала почти двадцать тысяч покровителей, в тот же момент сумма перевалила за миллион, в тот момент по воле случая я была с Энтони.

Мы были на третьей неделе нашей месячной кампании, я разрывалась между Бостоном и Нью-Йорком, проводила пресс-конференции, производственные совещания, готовилась к выпуску альбома и к другим наградам от Kickstarter.

Я знала, что отметка в один миллион будет символической. Потому что я бы стала первым музыкантом, который достиг суммы с шестью нулями с помощью краудфандинга.

За неделю до этого мы с Энтони назначили грок-свидание. Мы собирались как обычно выпить кофе, поехать на Уолденский пруд и прогуляться вокруг него.

Мои встречи с Энтони стали более напряженными после его болезни, я стала ждать их в равной степени с радостью и беспокойством. Я проводила время не просто со своим лучшим другом – я проводила время с больным человеком. Его последние анализы и симптомы шли в дополнение к нашим обычным темам: о вселенной, об отношениях, о том, как мы ненавидели, когда люди предлагали массаж ног, а потом не обращали на нас внимания во время процедуры.

Но наша дружба была не односторонней. Иногда Энтони говорил мне по телефону, что не хотел рассказывать о его болезни и новых побочных реакциях нового лекарства, которое ему прописали, чтобы смягчить последствия другого лекарства.

Он говорил:

– Твоя очередь говорить. С меня хватит. Отвлеки меня, пожалуйста. Расскажи мне что-нибудь.

И я с радостью лепетала о новой сочиненной песне или о том, что наняла новую пиар-команду для распространения альбома в Европе, или о глупом споре с Нилом… и Энтони перемещался туда, где ему было наиболее комфортно: он давал советы.

Иногда мне казалось, что просьба о помощи была лучшим подарком, который я могла ему подарить.

Я устраивала празднества онлайн каждый раз, когда мой проект набирал очередные сто тысяч долларов или еще одну тысячу спонсоров, я писала маркером где-нибудь на теле сумму или количество спонсоров и выкладывала фото в Twitter.