Со мной так нельзя!: каким бывает насилие и как его распознать - Светлана Андреевна Морозова
СТРАХ МЕСТИ СО СТОРОНЫ АБЬЮЗЕРА
Как ни парадоксально, этот страх способен привести женщину обратно к тому, кого она боится: «Если я не вернусь, он меня убьёт, а так будет всего только бить, как привык». Она может поддаться на шантаж, если абьюзер угрожает выложить в Интернет её откровенные видео, раскрыть знакомым её тайны, сломать ей карьеру, причинить вред её родным или домашнему животному.
СТРАХ ТОГО, ЧТО ОНА НЕ СМОЖЕТ ЖИТЬ НИ С ОДНИМ ДРУГИМ МУЖЧИНОЙ
Если она не ужилась с этим, то обречена на одиночество. Вероятность возникновения этого страха тем выше, чем сильнее абьюзер подорвал её уверенность в себе.
Восстановление
В начале своего пребывания в кризисном центре Юля попросилась на приём к психологу. Состояние её было далеко от спокойного: она представляла, как Артём ищет их с Евой, как в гневе разносит квартиру, как потом идёт по её следам, которые она наверняка оставила – ведь она не преступница, не суперагент и заметать следы не умеет… Когда Юля представляла, что сейчас муж войдёт в комнату, сжимая кулаки, её начинало трясти. Но бывали другие моменты, когда в воображении она рисовала иную картинку. Вот он войдёт и скажет: «Прости меня! Я всё понял, осознал. Пожалуйста, вернись и начнём всё заново». Как будто внутри неё боролись две Юли: одна – прежняя, надеющаяся на чудо и очарованная напором Артёма, другая – умудрённая и разочарованная, знающая, насколько страшным он может быть. Однако рядом с ними росла третья Юля, мыслящая разумно и трезво. Она уже знала, что от психолога можно получить помощь, и надеялась, что это удастся сделать как можно скорее: ведь её состояние влияло на Еву, которой и так много пришлось вытерпеть. За дочь Юля беспокоилась больше, чем за себя.
Ну вот, наконец, дошла очередь на приём и до неё! Психолог оказалась женщиной средних лет, ухоженной, с короткой стрижкой и в деловом костюме. От неё исходила уверенность, которой хотелось подчиниться, и Юля, устраиваясь в кресле напротив неё, с облегчением подумала, что теперь всё наладится.
Рассказывая свою историю, Юля волновалась. Некоторые моменты ей было очень стыдно с самого начала выдавать постороннему человеку, их пропускала и в итоге даже удивилась, что шесть мучительных лет жизни с Артёмом удалось уложить в каких-то тридцать минут. Она подумала, что без тех самых стыдных и страшных моментов получилось как-то неубедительно, но психолог смотрела сочувственно, и Юля решила, что ей всё же удалось донести то, что она хотела.
– Да, – сказала психолог, – тебе пришлось нелегко. Но теперь ты понимаешь, в чём была неправа?
Юля напряглась: она ожидала других слов, мягких и утешительных. Но у неё хватило силы сказать:
– Понимаю. Надо было уходить раньше. Я очень виновата перед Евой, надо было брать её, совсем крошечную, и бежать…
– И лишить ребёнка отца?
На это у Юли ответа не нашлось. Разговор становился каким-то совсем странным.
– Вот смотри, – психолог говорила с доброй увещевающей интонацией, как старшая родственница, – есть два человека, со своей биографией, со своими взглядами на мир… Вот они сходятся. Конечно, им нелегко привыкнуть, притереться друг к другу. И по незрелости один обвиняет другого в том, что у них что-то не получается. Но пойми, что у каждого из супругов есть ответственность за то, что происходит в семье. Ровно поровну, пятьдесят на пятьдесят. Никогда так не бывает, чтобы только один человек был виноват, каждый совершает свои ошибки. Но все мы люди, все мы, бывает, ошибаемся. Главное – признавать ошибки и исправлять их.
Юля молчала, но в её случае это не был знак согласия. Её наполняло возмущение, и она не могла подобрать слов, чтобы на это возразить. Однако та, прежняя Юля, которая усердно брала ответственность на себя во имя сохранения семьи, соглашалась со словами психолога и от этого противоречия уйти не могла.
– Подумай: у вас ребёнок, семья…
– Больше нет. Я хочу развестись. И я не думала, что здесь меня станут от этого удерживать, считала, что вы должны помогать женщинам. Вы им внушаете совсем другое: мол, если избивают, надо подумать, что они сделали не так.
– Ты так негативно настроена, а ведь я здесь для того, чтобы тебе помочь. Помочь вам обоим, таким молодым и неопытным… Сколько времени вы вместе?
– Шесть лет.
– Ну вот видишь, я так и подумала: седьмой год – самый трудный период. Зато если вам удастся его пройти, велики шансы сохранить семью…
Юля больше не могла это переносить! Ей захотелось схватить коробку с карандашами, которая лежала на столе у психолога, швырнуть в стену, чтобы карандаши разлетелись по всей комнате… «Но ты же не Артём!» – напомнила она себе. Юля вонзила ногти в ладони, медленно сосчитала до десяти под журчание речи о настоящей любви и семейных ценностях, а потом сказала:
– Я не считаю, что несу ответственность за то, что со мной делал мой муж. И мне не нужны такие консультации.
И пошла к выходу. Уже у двери обернулась:
– Со мной так нельзя.
Знакомое «со мной так нельзя» настолько её воодушевило, что она пошла к руководителю кризисного центра – женщине, чьи статьи в Интернете, посвящённые теме домашнего насилия, ей понравились, – и передала свой разговор с психологом.
