Ольга Власова - Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией
В январе 1966 г. Лэйнг читает лекцию «Феноменология гашиша, мескалина и ЛСД» в отделе психиатрии Лондонской больницы в Уайтчепел, в марте – лекцию «Функции и природа психотерапии» на студенческой конференции Университета Лондонского психологического общества, в июне – «ЛСД-опыт» в Институте современных искусств, в июле – лекцию «Исследование шизофрении» в Колледже для медицинских сестер Клинического фонда Короля Эдварда в Лондоне. В 1966-м он выступает также в Лондонском институте образования с сообщением «Личностные проблемы студентов», в Лондонском королевском обществе – с лекцией «Ритуализация и ненормальное поведение» и проч. Как видно, к 1966 г. в выступлениях Лэйнга доминировала тема психоделического опыта.
14-15 октября 1966 г. по приглашению известного американского психиатра Росса Спека Лэйнг принимает участие в двухдневной конференции «Общество и психоз», организованной Медицинским колледжем Ханеманна в Филадельфии. Эта конференция собрала на одной площадке виднейших специалистов и активистов со всего мира и во многом подтолкнула Лэйнга к мысли о проведении собственной конференции. В этой же участвовали Жюль Генри, Грегори Бейтсон, Мюррей Боуэн, Росс Спек и другие. Все выступающие развивали критическую линию. Жюль Генри развивал теорию фальши, предложенную им в книге «Культура против человека», Грегори Бейтсон говорил о двойном послании, Росс Спек описывал преимущества семейного подхода к шизофрении, Мюррей Боуэн настаивал, что превращение человека в шизофреника должно быть осмыслено в историческом аспекте: не только в процессе исследования семьи, но и в изучении предыдущих поколений. В том же русле звучали на этой конференции и слова Лэйнга:
...Прежде всего мне хотелось бы сказать, что «нормальная адаптация», в том числе и в сексуальности, есть социальная лоботомия, и если она оказывается неуспешной, в ход идет лоботомия терапевтическая; если не срабатывает и она, предпринимается химическая лоботомия, а когда все способы терпят неудачу, проводится физическая лоботомия. Буржуазное общество, воспитывая своих детей, предпочитает лоботомировать их вместо того, чтобы пристрелить. И шизофреника можно описать как того, у которого социальная лоботомия не оказалась успешна, поэтому по отношению к этому инакомыслящему должны быть применены более эффективные и строгие меры…Мы должны забыть об опыте первых лет нашей жизни и, в конце концов, как говорил Жюль Генри, мы должны культивировать налет ложного сознания, привыкшего к самообману [252] .
После выступления на конференции к Лэйнгу подошел Грегори Бейтсон и среди прочего, восхищаясь его речью, отметил, что, если сравнить обоих, то Лэйнг даст ему фору процентов в десять. Это, как можно представить, было для Лэйнга одним из лучших комплиментов. Таким образом, Лэйнг укрепил свою репутацию в Америке, и за этим визитом вскоре последовали новые. Возвратившись в Британию, в Кингсли Холле Лэйнг прочел своеобразную отчетную лекцию о поездке «Психоз, дельфины и общество», вспоминая в названии речь Бейтсона о коммуникации между дельфинами.
Сам Кингсли Холл и его «политика», деятельность Лэйнга и его статьи породили множество реакций. Среди них были как хвалебные, так и не очень. 4 октября 1966 г. журналистка Рут Абель на основании беседы с Сидни Брискином писала в «Guardian» о замечательной жизни в Кингсли Холле, о многочисленных случаях выздоровления, о его истории и принципах работы. Но врачи этот проект так и не приняли. Еще в начале проекта директор Тавистокской клиники Джон Сазерленд по-дружески предостерег Лэйнга в том отношении, что ничего хорошего из этого получиться не может, и он так и не изменил своей точки зрения. Уже позднее через знакомых до Лэйнга дошли слова Сазерленда. Он говорил, что, открыв Кингсли Холл, Лэйнг совершил «профессиональное самоубийство». То, что это было непрофессионально, что это шло вразрез с основными устоями медицины, ему напоминали постоянно. Однажды сняв трубку телефона, он услышал врача, который сразу же стал напоминать ему о принципах врачебной этики:
...Что же вы делаете, доктор Лэйнг? Ведь это все равно, что не сделать больному с гемолитическим кризом переливание или не давать диабетику инсулина, ведь эти люди находятся в шизофренической коме, а Вы отказываетесь давать им транквилизаторы. Они испытывают галлюцинации, а Вы не лечите их. Вы поощряете их? [253]
Черным пятном для Кингсли Холла стала история Клэнси Сигала. Во время его проживания в Кингсли Холле коллеги Клэнси (Лэйнг, Берк, Эстерсон, Купер и Раймон Блэйк) стали замечать, что он ведет себя несколько странно, они проследовали за ним до его дома, после чего окончательно пришли к выводу, что Сигал близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Перед дверью они набросились на него, завязалась драка. Они повалили его на землю и пытались обездвижить, Эстерсон наобум впрыснул в бедро дозу транквилизатора. Это было настоящим потрясением для Сигала. Через несколько лет Клэнси Сигал все-таки свел счеты с этой компанией.
В своей книге «Внутренняя зона», в 1976 г. вышедшей в Америке [254] , он изображал Кингсли Холл как «замок для медитаций», управляемый сумасшедшим шотландским доктором Вилли Ластом. Лэйнг был всемирно известным психиатром и не скрывал своей неприязни к этой книге, поэтому при его жизни в Великобритании она так и не вышла. За неделю до смерти, в июне 1989 г., он писал Джо Берку, что этот вопрос опять поднят Свободной ассоциацией прессы, и он все еще против выхода книги, несмотря на то что все вокруг говорят, что это довольно жестоко. Ни одно британское издательство не взялось печатать ее, боясь обвинений в клевете. Книга вышла в Великобритании только в 2005 г. Вкратце история трагического разочарования Сигала выглядела так:
...Место: затемненная комната для консультирования на первом этаже Уимпол-стрит, 21, Лондон. Время: начало 1960-х гг. Это моя первая сессия со «знаменитым психотерапевтом» д-ром Р. Д. Лэйнгом. Я обежал полдюжины врачей, которые по-разному описывали мой случай («Дорогой, Вы не поддаетесь анализу») рекомендовали пройти электрошоковую терапию (в больнице Модели) или советовали мне, если это слишком болезненно, изложить все на бумаге.
Лэйнг принес с собой дуновение свежести. Он был в моем возрасте (между тридцатью и сорока), неисправимый красавчик с печальным очарованием популярного артиста и типичный выходец из трущоб. Он говорит на моем языке, по крайней мере, мне так казалось. Позже выяснилось, что он происходит из пресвитерианской семьи, из среднего класса Глазго и, как это принято, несколько принижает свое происхождение. <…>
В момент нашей первой встречи Лэйнг уверенно двигался к превращению в Боба Дилана «экзистенциального» анализа, выпустив бестселлер «Расколотое Я» – библию психически больных подростков. За всей его сартрианской болтовней – онтологической ненадежностью, бытием-для-себя и т. д., – стояла очень простая мысль: врачи должны прекратить лечить психически больных как объекты, подобные вещам, и взять на себя смелость общаться с пациентами как с равными во встрече «Я – Ты». Но это было лишь его публичное Я. Он намекнул мне, что есть другая, скрытая от других часть его личности. (Я обожаю тайны!) Он дерзнул открыть наиболее личную и потаенную дверь: дверь восприятия, что и стали называть шизофренической революцией.
К тому, что он говорил, я не мог ничего добавить. Но, если бы началась революция, ради нее я бы сделал все. Мы оба были левыми «политическими диссидентами» (CND, новые левые и вроде того). И как большинство людей под сорок, мы уже были сыты по горло агонизирующим истеблишментом, подавляющим наши лучшие силы. Новая музыка (психоделический рок, «Роллинг Стоунз», кислотный фолк, «Грэйтфул Дэд») и новый стиль одежды (хиппи, ирокезы), казалось, сигнализировали о рождении «абсолютно новых» британцев, таких же живых и сильных, как мы. <…>
Еще в самом начале мы с Лэйнгом поклялись, что, если кто-нибудь из нас двоих сломается, будем друг другу тылом, как Кирк Дуглас и Берт Ланкастер в «Перестрелке в O.K.Коррал». Хотя этот «слом» и был основным условием для «преодоления», которое должно было наконец-то избавить от человеческих условностей.
Я был первым, кто вошел в Кингсли Холл. <…> Я сошел с ума и чувствовал себя великолепно. Я танцевал на огромном обеденном столе с наброшенным на плечи воображаемым тал и сом, пытаясь читать молитву на иврите, казавшуюся со стороны полной белибердой. А затем передо мной предстало видение, которого я так давно жаждал.
Я захохотал. Бог в железнодорожной (клянусь) форме посадил меня к Себе на колени и устроил мне строгую беседу. Он приказывал, чтобы я прекратил так безумно себя вести. Нельзя потакать своим желаниям. Вернись к своему писательству и живи нормально, как все люди, говорил Он.
