Евгений Ильин - Психология индивидуальных различий
7.2. Ригидные – пластичные типы
Это свойство характеризует быстроту приспособления человека к изменяющейся ситуации. Понятие ригидность сродни понятию персеверация (H. Еуsепк, 1970). Они обозначают инертность, консервативность установок, неподатливость изменениям, вводимым новациям, слабую переключаемость с одного вида работы на другой. Пластичность , наоборот, означает легкую податливость изменениям ситуации, легкую смену установок и суждений.
Описано (Н. Д. Левитов, 1971; Г. Айзенк, 1970) несколько видов ригидности (персеверации):
– сенсорная (ощущение остается долгое время после прекращения действия стимула, его вызвавшего);
– моторная (трудность переделки двигательных навыков);
– эмоциональная (переживание события продолжается после исчезновения эмоциогенных стимулов);
– мыслительная (инерция суждений, способов решения задач);
– мнемическая (навязчивость представлений, вторичных образов).
Считается, что разные виды ригидности не связаны между собой единым фактором, так как нет корреляций между степенями их выраженности. Это означает, что, будучи ригидным по одному проявлению, человек оказывается пластичным по другому. Однако общим для всех видов ригидности компонентом может быть инертность нервных процессов. Например, связь ригидности с этой типологической особенностью была выявлена в исследовании Н. Е. Высотской (1975).
В исследовании Г. В. Залевского (1976) обнаружена положительная и статистически значимая связь ригидности с внушаемостью, а П. Лич (Р. Lеасh, 1967) выявил негативную связь ригидности с творческим потенциалом личности. Люди, у кого он высокий, отличаются гибкостью мышления, независимостью в суждениях, отрицанием социальных стереотипов и склонностью к сложным формам выражения своих эстетических предпочтений.
В. П. Михайлова и И. М. Палей (1967) показали, что существует прямая зависимость ригидности (устойчивости фиксированной установки, по Д. Н. Узнадзе) от выраженности силы нервной системы.
7.3. Активные-пассивные типы
Как уже отмечалось, ряд ученых (Э. Кречмер, В. Д. Небылицын и др.) в качестве характеристики темперамента рассматривают активность. Будучи общей характеристикой темперамента, она, по мнению В. Д. Небылицына, проявляется в моторике, общении и умственной деятельности. Доказательством общности свойства активности этот исследователь считал факты, полученные его сотрудниками, согласно которым и моторная и умственная активность коррелировали с одним и тем же параметром ЭЭГ, а именно с суммарной энергией по диапазонам бета-1 и бета-2 лобного отведения.
В качестве моторной активности рассматривались индивидуальный (оптимальный) темп двигательных актов, склонность индивида к разнообразию действий, предпринимаемых по инструкции, и потребность человека в двигательной деятельности (под которой понималось желание испытуемых выполнять не обязательные в эксперименте действия). Умственная активность определялась тоже при выполнении экспериментальных заданий, причем главным было определение количества задач, решавшихся испытуемым по желанию.
Однако существенным недостатком оказалось то, что моторная и умственная активность изучалась исследователями при обращении к разным людям, поэтому не установлена корреляция между ее показателями – напрашивающаяся сама собой, если речь идет об общей активности, т. е. такой, которая проявляется одними лицами в большей мере, чем другими, независимо от сферы ее проявления. Это значит, что высокоактивный в двигательном отношении должен быть таковым и в умственном, и наоборот. Таким образом, гипотеза В. Д. Небылицына имеет право на существование, хотя в должной мере еще не получила фактического подкрепления....Активность – это континуум, один полюс которого представлен малоактивными людьми (предпочитающими малоподвижный образ жизни), а другой – теми, кто очень активен (гиперактивные люди, которые не могут усидеть на одном месте, постоянно находятся в движении, они просто не могут угомониться ( Фрэнкин Р . Мотивация поведения. СПб.: Питер. 2003. С. 322).
Кроме того, возникает и вопрос по поводу того, насколько активность, проявленная испытуемыми в различных экспериментальных заданиях, отражает их генетически обусловленные различия в таком проявлении, как потребность в активности, и насколько эта потребность связана со свойствами нервной системы. Соответствующих данных у В. Д. Небылицына не было. Накопленная к нынешнему времени информация позволяет сказать, что подобная связь весьма вероятна. Например, в исследовании Д. Б. Богоявленской и ее соавторов (1975) было выявлено, что субъекты с сильной нервной системой интеллектуально активны, а со слабой нервной системой – интеллектуально пассивны.
В процессе изучения мною и моими коллегами дифференциально-психофизиологических аспектов спортивной и учебной деятельности обратил на себя внимание один факт: чем выше уровень мастерства, тем чаще среди более успешных людей встречаются лица с преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу. Сопоставляя это с другими результатами, в частности с тем, что при физическом утомлении данный баланс сдвигается в сторону торможения, а при ограничении двигательной активности (например, у школьников в течение учебного года) – в сторону возбуждения, было высказано предположение: «внутренний» баланс отражает потребность человека в активности. Если преобладает возбуждение по этому балансу, то потребность в активности и сама активность высокие; если же преобладает торможение, то они низкие. Исследования, проведенные Н. П. Фетискиным (1979) на выборке студентов и Е. А. Сидоровым (1981) с привлечением школьников, подтвердили это.
По данным первого, объем дневной двигательной активности у лиц с преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу был в два с лишним раза выше, чем у лиц с преобладанием торможения. По результатам второго исследования, школьники, высокоактивные на уроках физкультуры, имели, как правило, сильную нервную систему и преобладание возбуждения по «внутреннему» балансу. Таким образом, связь «внутреннего» баланса с двигательной активностью не вызывает сомнений. Однако возникает вопрос, а обладают ли лица с высокой моторной активностью высокой активностью и в интеллектуальной деятельности?
Чтобы выяснить это, Г. А. Машарова (ее данные не опубликованы) обследовала высокоактивных в умственной деятельности людей (которые признавались таковыми компетентными судьями, хорошо знавшими оцениваемых на протяжении нескольких лет). Было выявлено, что в абсолютном большинстве случаев (в 75%) у этих обследуемых отмечается преобладание возбуждения по «внутреннему» балансу. Таким образом, предположение В. Д. Небылицына, очевидно, оправданно, хотя окончательный вывод делать еще рано. Многое зависит от того, какой параметр принимать за выражение активности. Некоторые пытаются (М. В. Бодунов, 1975) подменить потребность в активности конкретными двигательными проявлениями – скоростными и эргическими (выносливость), что переводит решение проблемы в другую плоскость.
Прояснению вопроса о природе активности и ее различиях у людей могут служить и исследования на близнецах. К сожалению, их проведено очень мало. Могу сослаться лишь на работу Л. Шонфельдта (L. Shоепfеldt, 1968), который по самооценкам уровня активности (степени предпочтения занятий, которые требуют высокой активности) выявил большее сходство у монозиготных подростков по сравнению с дизиготными; правда, только на выборке женского пола. Однако самооценки могут, если учитывать специфику отношений у партнеров близнецовых пар, существенно искажать истинную картину.
Роль генетического фактора обнаружена и при суточном распределении уровня активности у так называемых «жаворонков» и «сов» (см. ниже).
...Еще в самом начале ХХ в. сразу несколько исследователей – М. О. Шиэ (1900), Й. Янделл (1904) и Х. Маш (1906) – писали о существовании двух противоположных типов людей: с утренним (дневным) и вечерним (ночным) пиком работоспособности. Так, О. Шиэ, для того чтобы выявить эти типы среди студентов Висконсинского университета, предлагал им ответить на два вопроса: «В какое время суток вы чувствуете себя лучше всего?» и «В какие часы суток ваша работоспособность самая низкая?» Ну а традиция именовать людей этих двух типов «совами» (с вечерним пиком работоспособности) и «жаворонками» (с утренним пиком работоспособности) возникла после 1939 г., когда эти птичьи обозначения были введены в немецкий лексикон с легкой руки бальнеолога и физиотерапевта Г. Ламперта.
Тех же, кто ни «сова», ни «жаворонок», а находится где-то между ними, то есть представляет промежуточный тип, нередко называют «голубями». В научной литературе часто используется и более детальная градация, шкала из пяти делений: явный утренний тип, преимущественно утренний тип, недифференцируемый (т. е. ни тот ни другой, или промежуточный) тип, преимущественно вечерний тип и явно вечерний тип.
