Елена Мадден - Наши трёхъязычные дети
«Мама Лотта», «мама». Алек улыбается Еве, маме Лотты (она сама всегда с улыбкой на лице, часто смеётся), хочет, чтобы она его катала на качелях из шин. Она же занята своим ребёнком, а может, не хочет тратить силы на чужого, вот и «не замечает», что тот сидит на качелях и просит катать. Алек тускнеет… Вечером на вопрос: «Где мама?» – указывает на М.
Днём позже. Дамский угодник: теперь пытается подружиться с женщиной из Spielmobil. Улыбается ей, пакует вещи (довольно тяжелые носит в машину). За новыми игрушками идут вместе, держась за руку. Ласково дотрагивается до колена (брюки с карманом на молнии); каждый раз вместе с ней запрыгивает в машину… Но – уже не «мама».
Как будто выяснилась загадка слова «хайде» (ни мы не опознали, ни Дорит, воспитательница детсада; она спросила у Ани, что это, получила «ответ»: «Алек»). Я догадалась спросить у Ани правильно: «Где хайде?» – «Nach хайде» – и тут до меня дошло: «nach Hause», домой! Чуть позже пришло подтверждение: часов в 6 на детской площадке Александр забе́гал, подбежал к воротам, повторяя своё «хайде», иногда в вариации «хахайде». Спросила: «Домой хочешь?» – подумал, кивнул решительно: «Да!»
Ещё через неделю: «хахайде» – ещё и сухарик! (Или только сухарик? Сухарик дома, потому на вопрос, хочет ли домой, ответ положительный…)
«Аня читает». В 2,5 года Аня уже отличает свое имя от братниного (долгое время читала слово «Аnnie» как Alex). И вообще теперь различает неодинаковые слова с одной и той же буквой в начале.
Захотела увидеть написанным «шакан» (стакан) – М. написал «glass». В тот же день выучила, как пишется «dragon». Оба слова усвоила сразу же, может быть, потому, что написание и произношение совпадают; М. писал побуквенно, называя звуки. Главное событие этого дня: впервые потребовала, чтобы М. писал отдельные буквы (А). Впрочем, уже за неделю перед этим попробовала сама нарисовать «А» – в общем, вывела! С «уголком» справилась, лишь когда начала выводить «перекладину», палочка (доска – магнитная) соскользнула – получился ещё «уголок». Т. е. постепенно переходит к буквенному письму…
Узнаёт: baby, mama, Papa, Alex, Annie, Daisy, dog, apple, banana, grandma, train, tiger, horse, loon, quit. Cat и сap путает. Cat «читает» как «мяу!», dog – как «собака».
Алек, глядя на Аню, тоже захотел знакомиться с буквами. Но по-другому, в своём стиле: слушает молча, водит моим пальцем по буквам, услышав, кивает, переходит к другой букве; потом снова возвращается к уже названной – учит (или думает, что выучил; надо бы ему называть, так ведь легче…).
У меня такое впечатление, что ему мешает его самолюбие: не может перенести, что сестра что-то делает лучше него, – отсюда и поведение.
Может, не надо было предлагать 3 языка (почти) одновременно?
У нас разыгрываются порой абсурдные диалоги. Пример. Алек, рассматривая книжку, успешно повторил за мной слово (что, кстати, не часто случается: у него не всегда появляется желание рассматривать картинки и ещё реже – говорить, что на них). Я: «Алек, а у нас есть ещё утка?» Алек убегает в ванную искать. М. спрашивает его, что он там делает. Я объясняю: «Ich glaube, er sucht eine Ente!» М., проследив за действиями Алека, сообщает мне, что он уже нашёл искомое: «Schon gefunden!» – и кричит Алеку вдогонку английское слово: «Duck!»
Алеково «train auch» значит: другой.
М. говорит, Аня высказалась о соотношении языков: «Мама – маако, папа – milk». Языковое самосознание.
В последнюю неделю месяца я, наконец, начала требовать, чтоб Аня высказывалась полными предложениями. М. давно уже недоволен: по-английски назывные предложения-требования звучат особенно грубо – не хотел бы, чтоб к этому варианту привыкали. Мне же поначалу казалось, рано, невозможно ведь требовать, чтоб начинающий говорить ребёнок просил: «Пожалуйста, дай молока»: он ни выговорить, ни запомнить не то что высказывание – даже слово «пожалуйста» не сможет. Позже просто руки не доходили: всё внимание – отстающему Алеку. А недавно в песочнице услышала, как младший в их группе Ли-Рой по требованию мамы просит дать ему кекс, с «bitte» и называя адресат (кстати, в смешном варианте «мама-папа», хотя только мама в наличии, суть дела, однако, в том, что просьба оформлена как просьба воспитанного ребёнка). Вот и поняла: пора! Первые же попытки удались: Анино «пожалуйста» звучит без ошибок, и память её, как выяснилось, полную просьбу удерживает (хотя более длинные высказывания приходится всё же «репетировать» пару раз: повторяла за мной сначала по частям, затем целиком). Вот так и выяснилось: пока подтягивала Алека, Аня начала «отставать» – то есть сбавила её личный темп освоения языка.
Открытое М.: когда скатываются с горки вдвоём, считают оба по-немецки: ein, zwei, drei, vier, los!
Auch у Ани среди английских и русских слов всё ещё держится, несмотря на все попытки мои и М. исправить (каждый пытается в свою сторону).
Дети играли в игру: быстро открывали лицо и кричали. Я видоизменила «правила»: отрывая ладони от лица, произносила слово – и просила повторить и показать, где то, что этим словом обозначается. Тут и выяснилось, что Алек 1) похоже, не различает «попу» и «пол» (а заодно и «папу»), «стену» и «спину», т. е. плохо различает звуки? 2) моментально забывает (это когда я начала чередовать, чтобы проверить наблюдение: стена – пол – стена – пол…). Утешает, что слова из сферы «озарения» по-прежнему использует активно, вспоминает их самостоятельно, без подсказки.
«Интересное» и язык. Цирк моментально принёс новые слова: верблюд, слон. (Цирк передвижной, маленький, животных у них мало.) Но это Ане, опознаёт теперь этих зверяток даже на сложных картинках.
(Через пару недель: всё забыла, о слоне на картинке говорит horse. Картинка, правда, как раз из сложных: слон спереди, поднял хобот, узнать нелегко.)
Собственно, почему Аня называет лягушку по-русски «лягуха», а не frog? Может, потому, что английский вариант произносит как fack – М. смеется. (Flag тоже произносит как fack.) Есть и другие слова, означающие не то, что думают взрослые с их испорченным воображением…
Одно из первых слов было shit – М. обещал следить за своими эмоциями. И за мной она повторила: «Чёрт!»
Александр самолюбивый ребёнок, просто отказывается повторять слова, в которых больше двух слогов (исключение – машина): «Nein!» Нетерпелив и вспыльчив. Если что не получается – сразу в слёзы; или хуже – ломать неподдающийся, непослушный предмет.
Аня: «бегом» – сама, не учили. То и дело всплывающее, перемежающее прочее: haben. «Собака» – сразу и легко.
Аня перевела мне: «Label back – лейбл сзади».
2 + 7
Сидя рядом на горшках, с книжками в руках, то ли беседуют, то ли соревнуются: каждый называет картинки в своей книжке (Аня: «Чеепаха!» Алек: «Песок!» Аня: «Зеба!» Алек: «Масина!»).
Теперь Алек смешивает: пить! milk auch.
У Алека определяется стратегический вариант в обращении с языками, похоже, в худшем варианте: он пытается свести 3 языка к одному. Т. е. выбирает из трёх слов одно – выученное первым, самое простое (практически, выученное первым и есть почти всегда простейшее). Иначе говоря, называет молоко milk и отказывается использовать другие слова. Не сердится, не поправляет нас, как когда-то Аня, просто целеустремлённо и уверенно утверждает своё право говорить так, как ему заблагорассудится.
Аня тоже не всё хорошо слышит: трамвай (впервые, когда поехали, назвала) – «табай».
Разговор.
Аня: Тотолони!
Александр: Нони.
Аня: Нет! Тотолони!
Александр (старательно): Нони!
Аня: Нет! Тотолони!
Александр (смущённо улыбаясь): Толони!
Аня-учительница, видимо, решила, что это возможный компромиссный вариант: повторила.
Хапаляпа теперь уже «хакапа» (разговор с Гейл, М. пытался на расстоянии продемонстрировать, сколько слов Аня знает: показывали довольно толстенькую детскую книжку, Аня называла картинки). «Хакапу» произнесла тише и хотя и повторила, но явно неуверенно. Есть-таки, есть у неё комплексы! В последнее время я то и дело объясняла ей, что не всегда понимаю её, что она иногда путает слова, что должна говорить громче и чётче. Теперь смущённо улыбается, когда обнаруживает, что опять сказала что-то непонятное.
Аня по какой-то причине выделила в детской песенке строчку о падающем Лондонском мосте «London Bridge is falling down» – без конца повторяет её с изумлением и страхом, как будто речь о катастрофе века.
Рядом с детской площадкой на Gaudistraße стоит прицеп для транспортировки легковушек. Алек рассматривал его, собирался залезть на «рельсы»; одна за другой по улице проехало несколько машин, Алек их заметил, сказал, как всегда: «Масина! Есё масина… Есё масина!» Вдруг одна завернула парковаться рядом с прицепом. Алека это привело в такой ужас, что он завизжал и побежал от «проезжей части», не соображая куда. Полная неожиданность; М. обрадовало открытие, что страх быть задавленным (= инстинкт самосохранения) у ребёнка, оказывается, всё же есть.
