Зигмунд Фрейд - Знаменитые случаи из практики
«З марта к нам поступила новая прислуга, которая возбудила в Гансе особую симпатию. Так как она при уборке комнат сажает его на себя, он называет ее «моя лошадь» и всегда держит ее за юбку, понукая ее. 10 марта он говорит ей: «Когда вы сделаете то-то и то-то, вы должны будете совершенно раздеться, даже снять рубашку. (Он думает — в наказание, но за этими словами легко видеть и желание.)
Она: «Ну что же из этого: я себе подумаю, что у меня нет денег на платье».
Он: «Но это же стыд, ведь все увидят Wiwimacher ». Старое любопытство направлено на новый объект, и, как это бывает в периоды вытеснения, оно прикрывается морализирующей тенденцией!
Утром 13 марта я говорю Гансу: «Знаешь, когда ты перестанешь трогать свой Wiwimacher , твоя глупость начнет проходить».
Ганс: «Я ведь теперь больше не трогаю Wiwimacher ».
Я: «Но ты этого всегда хотел бы».
Ганс: «Да, это так, но «хотеть» не значит делать, а «делать» — это не «хотеть»(!!).
Я: «Для того чтобы ты не хотел, на тебя сегодня на ночь наденут мешок».
После этого мы выходим за ворота. Он хотя еще и испытывает страх, но благодаря надежде на облегчение своей борьбы говорит заметно храбрее: «Ну, завтра, когда я получу мешок, глупости больше не будет». В самом деле, он пугается лошадей значительно меньше и довольно спокойно пропускает мимо себя проезжающие кареты.
В следующее воскресенье, 15 марта, Ганс обещал поехать со мной в Лайнц. Сначала он капризничает, наконец он все-таки идет со мной. На улице, где мало экипажей, он чувствует себя заметно лучше и говорит: «Это умно, что боженька уже выпустил лошадь». По дороге я объясняю ему, что у его сестры нет такого же Wiwimacher ' a , как у него. Девочки и женщины не имеют совсем Wiwmiacher'a . У мамы нет, у Анны нет и т. д.
Ганс: «У тебя есть Wiwimacher ?»
Я: «Конечно, а ты что думал?»
Ганс (после паузы): «Как же девочки делают wiwi , когда у них нет Wiwimacher'a ?»
Я: «У них нет такого Wiwimacher'a , как у тебя, разве ты не видел, когда Анну купали?»
В продолжение всего дня он весел, катается на санях и т. д. Только к вечеру он становится печальным и, по-видимому, опять боится лошадей.
Вечером нервный припадок и нужда в нежничании выражены слабее, чем в прежние дни. На следующий день мать берет его с собой в город, и на улице он испытывает большой страх. На другой день он остается дома — и очень весел. На следующее утро около 6 ч он входит к нам с выражением страха на лице. На вопрос что с ним, он рассказывает: «Я чуть-чуть трогал пальцем Wiwimacher . Потом я видел маму совсем голой в сорочке, и она показала мне свой Wiwimacher . Я показал Грете (Грета — одна из девочек в Гмундене. о которой Ганс теперь как раз фантазирует; он разговаривает и играет с ней), моей Грете, что мама делает, и показал ей мой Wiwimacher . Тут я скоро и отнял руку от Wiwimacher'a ». На мое замечание, что может быть только одно из двух: или в сорочке, или совершенно голая, Ганс говорит: «Она была в сорочке, но сорочка была такая короткая, что я видел Wiwimacher ».
Все это в целом — не сон, но эквивалентная сну онанистическая фантазия. То, что он заставляет делать мать,
служит, по-видимому, для его собственного оправдания: раз мама показывает Wiwimacher , можно и мне».
Из этой фантазии мы можем отметить следующее: во-первых, что замечание матери в свое время имело на него сильное влияние, и, во-вторых, что разъяснение об отсутствии у женщин Wiwimacher ' a еще не было им принято. Он сожалеет, что на самом деле это так, и в своей фантазии прочно держится за свою точку зрения. Быть может, у него есть свои основания отказывать отцу в доверии.
Недельный отчет отца: «Уважаемый г-н профессор! Ниже следует продолжение истории нашего Ганса, интереснейший отрывок. Быть может, я позволю себе посетить вас в понедельник, в приемные часы и, если удастся, приведу с собой Ганса, конечно, если он пойдет. Сегодня я его спросил: «Хочешь пойти со мной в понедельник к профессору, который у тебя отнимет глупость?»
Он: «Нет».
Я: «Но у него есть очень хорошенькая девочка». После этого он охотно и с удовольствием дает свое согласие.
Воскресенье, 22 марта. Чтобы несколько расширить воскресную программу дня, я предлагаю Гансу поехать сначала в Шёнбрунн и только оттуда к обеду — в Лайнц. Таким образом, ему приходится не только пройти пешком от квартиры до станции у таможни, но еще от станции Гитцинг в, Шёнбрунн, а оттуда к станции парового трамвая Гитцинг. Все это он и проделывает, причем он, когда видит лошадей, быстро отворачивается, так как ему делается, по-видимому, страшно. Отворачивается он по совету матери.
В Шёнбрунне он проявляет страх перед животными. Так, он ни за что не хочет войти в помещение, в котором находится жираф, не хочет войти к слону, который обыкновенно его весьма развлекает. Он боится всех крупных животных, а у маленьких чувствует себя хорошо. Среди птиц на этот раз он боится пеликана чего раньше никогда не было, вероятно, из-за его величины.
Я ему на это говорю: «Знаешь, почему ты боишься больших животных? У больших животных большой Wiwimacher , а ты на самом деле испытываешь страх перед большим Wiwimacher'ом».
Ганс: «Но я ведь никогда не видел Wiwimacher у больших животных»(Это неверно. Ср. его восклицание перед клеткой льва; здесь, вероятно, начинающееся забывание вследствие вытеснения.)
Я: «У лошади ты видел, а ведь лошадь тоже большое животное».
Ганс: «Да, у лошади — часто. Один раз в Г мундене, когда перед домом стоял экипаж, один раз перед таможней».
Я: «Когда ты был маленьким, ты, вероятно, в Гмундене пошел в конюшню...»
Ганс (прерывая): «Да каждый день в Гмундене, когда лошади приходили домой, я заходил в конюшню».
Я: «...и ты, вероятно, начал бояться, когда однажды увидел у лошади большой Wiwimacher . Но тебе этого нечего пугаться. У больших животных большой Wiwimacher , у маленьких — маленький».
Ганс: «И у всех людей есть Wiwimacher , и Wiwimacher вырастет вместе со мной, когда я стану больше; ведь он уже вырос».
На этом разговор прекращается; в следующие дни страх как будто опять увеличился. Он не решается выйти за ворота, куда его обыкновенно водят после обеда».
Последняя утешительная речь Ганса проливает свет на положение вещей и дает нам возможность внести некоторую поправку в утверждения отца. Верно, что он боится больших животных, потому что он должен думать об их большом Wiwimacher'e , но, собственно, нельзя еще говорить, что он испытывает перед самим большим Wiwimacher'о м. Представление о таковом было у него раньше безусловно окрашено чувством удовольствия, и он всячески старался как-нибудь увидеть этот Wiwimacher . С того времени это удовольствие было испорчено превращением его в неудовольствие, которое, непонятным еще для нас образом, охватило все его сексуальное исследование и, что для нас более ясно, после известного опыта и размышлений привело его к мучительным выводам. Из его самоутешения: Wiwimacher вырастет вместе со мною — можно заключить, что он при своих наблюдениях всегда занимался сравнениями и остался весьма неудовлетворенным величиной своего собственного Wiwimacher'a . Об этом дефекте напоминают ему большие животные, которые для него по этой причине неприятны. Но так как весь ход мыслей, вероятно, никак не может стать ясно сознаваемым, то это тягостное ощущение превращается в страх; таким образом, страх его построен как на прежнем удовольствии, так и на теперешнем неудовольствии. После того как состояние страха уже установилось, страх поглощает все остальные ощущения. Когда процесс вытеснения прогрессирует, когда представления, связанные с аффектом и уже бывшие осознанными все больше отодвигаются в бессознательное,— все аффекты могут превратиться в страх.
Курьезное замечание Ганса «он ведь уже вырос» дает дам возможность в связи с его самоутешением угадать многое, что он не может высказать и чего он не высказал при настоящем анализе.
Я заполняю этот пробел моими предположениями, составленными на основании опыта с анализами взрослых. Но я надеюсь, что мои дополнения не покажутся включенными насильственно и произвольно. «Ведь он уже вырос». Об этом Ганс думает назло и для самоутешения; но это напоминает нам и старую угрозу матери: что ему отрежут Wiwimacher , если он будет продолжать возиться с ним. Эта угроза тогда, когда ему было 31/2 года, не произвела впечатления. Он с невозмутимостью ответил, что он тогда будет делать wiwi своим роро. Можно считать вполне типичным, что угроза кастрацией оказала свое влияние только через большой промежуток времени, и он теперь — через 11/4 года — находится в страхе лишиться дорогой частички своего Я. Подобные проявляющиеся лишь впоследствии влияния приказаний и угроз, сделанных в детстве, можно наблюдать и в других случаях болезни, где интервал охватывает десятилетия и больше. Я даже знаю случаи, когда «запоздалое послушание» вытеснения оказывало существенное влияние на детерминирование болезненных симптомов.
