Карл Ясперс - Общая психопатология
Развитие человека как в индивидуальном, так и в историческом аспекте не является — в отличие от всех остальных биологических событий — пассивной трансформацией; это собственная внутренняя работа души и духа, осуществляемая в контексте универсальной диалектики борьбы и превращения противоположностей.
Поэтому уже не приходится говорить просто о непосредственной душевной жизни. Мышление и воля дают начало рефлексии, а вместе с рефлексией начинается опосредующее вмешательство в любое непосредственное переживание. Но как только непосредственное переживание перестает быть единственным определяющим фактором, мы обнаруживаем не просто расширение, развертывание, новое измерение переживания, но и совершенно новые по своему характеру расстройства. Возьмем, к примеру, простейшую, основную форму непосредственности — инстинкты; рефлексирующее намерение может поддерживать их, «помогать» им, но может и полностью запутывать и подавлять их.
Расстройства возникают тогда, когда действие механизмов, реализующих и координирующих рефлексию в ее связи с непосредственными данностями психической жизни, отклоняется от естественного пути (который для нас во многом неясен, но включает в себя все то, что в нашей жизни является самоочевидным, безопасным, не проблематичным, то есть противоречащим любому рефлексированию).
Душевная жизнь человека — в отличие от душевной жизни животных или идиотов — уже не может быть только непосредственной. Если бы она была чисто элементарным процессом, нам следовало бы считать ее расстроенной; то же, впрочем, относится и к чисто рефлексивной душевной жизни.
Тот факт, что непосредственно переживаемые нами феномены подвергаются постоянным трансформациям под воздействием рефлексии, в большинстве случаев никак не отменяет их непосредственного характера (именно таковыми мы их пытались описать). Но воздействие рефлексии на то, что переживается непосредственно, имеет фундаментальное значение: соответственно, при исследовании явлений психической жизни мы должны со всем вниманием отнестись к возможному вмешательству со стороны рефлексии. Это вмешательство может порождать некоторые новые психопатологические феномены. Во-первых, содержащийся в рефлексии элемент преднамеренности может стать источником неискренности: сталкиваясь с лицами, страдающими истерией, мы можем ошибочно принять их переживания за истинные. Во-вторых, тот же элемент может привести к нарушению упорядоченности в сфере инстинктивной деятельности (в частности, на уровне соматических функций). Наконец, в-третьих, он может привести к возникновению навязчивых явлений — этих единственных в своем роде душевных переживаний, возможных только на основе рефлексии и воли. Во всех трех случаях рефлексия и преднамеренность служат совершенно необходимыми предпосылками для возникновения совершенно «непроизвольных» феноменов.
Огромное значение рефлексии, наполненной определенным содержанием, мы обсудим в главе о понятных психических взаимосвязях. Все патологические проявления, рассматриваемые в настоящем разделе с точки зрения феноменологии. естественным образом найдут там свое место. Это моменты человеческой жизни, и их содержание должно быть понято в ее контексте. Здесь нас интересуют только переживаемые явления как таковые, то есть различные типы и формы явлений, а не их содержание и смысл.
(а) Стихийная и опосредованная мышлением психическая жизнь
Нормальная, повседневная психическая жизнь всегда так или иначе укоренена в рефлексии. В этом отношении она противоположна психотическому, стихийному переживанию. Например, когда мы сопоставляем бредовую идею с простой ошибкой, живое осознание с переживанием некоей «мнимости», меланхолию с невротической депрессией после несчастного случая, настоящую галлюцинацию со спроецированным в пространство фантастическим представлением, переживание раздвоенного «Я» с ощущением «двух душ в одной груди», инстинктивное побуждение с простым желанием, двигательное возбуждение с осмысленной моторной разрядкой эмоций, мы каждый раз видим, с одной стороны, элементарное, непосредственное и не поддающееся редукции переживание, а с другой стороны — нечто, являющееся результатом определенного развития и роста, укорененное в мышлении и живущее в нем, пусть сравнительно мимолетное и второстепенное, но тем не менее являющее собой некий мгновенный аффект, очевидное и сильное чувство. На элементарное и непосредственное невозможно воздействовать психологическими средствами; последние способны оказывать влияние только на то. что опосредовано мыслью. Стихийное первоначально лишено содержания (то есть содержание для него — нечто приобретенное, вторичное): но все, относящееся к сфере мышления, развивается исходя из содержания. То, что доступно пониманию в аспекте своего генезиса и развития, противостоит явлениям, сущность и причинные связи которых неясны и которые врываются в сферу психического с какой-то первобытной силой. Чисто стихийное, таким образом, выявляет себя в качестве болезненного процесса.
Если доступное пониманию развитие психических процессов соответствует норме, то есть представляет собой ненарушенную действительность психической жизни, разворачивающейся естественным путем, в нем нет ничего ложного или обманчивого. Но стоит возникнуть опосредующему фактору, как он вполне может стать источником разного рода расстройств. В область скрытых взаимосвязей сплошь и рядом вкрадывается малозаметный обман. Ровному, хорошо адаптированному животному существованию приходит конец. Животные существуют по ~«У сторону правды и лжи — тогда как я, человек, живу переживаниями и не могу от этого отрешиться. Я полагаю, что я есмь я, что я истинен: ленным, качество «чуждости» дает о себе знать самым безжалостным образом (человек не выходит на прогулку, так как боится случайно попасть своим зонтиком в глаз идущему позади него прохожему). Строго говоря, навязчивые мысли, импульсы и т. д. — это только такие страхи и импульсы, которые могут переживаться человеком как постоянная, непрекращающаяся забота, хотя при этом он убежден в необоснованности страха, бессмысленности импульса и невозможности соответствующих мыслей. Таким образом, навязчивые явления в строгом смысле — это явления, чье существование вызывает в человеке сильнейшее противодействие и чье содержание кажется ему беспочвенным, бессмысленным и абсолютно или относительно непонятным.
Для того чтобы получить полную картину навязчивых явлений, мы разделим их на две группы. К первой мы отнесем навязчивые явления в широком смысле: главным отличительным признаком в данном случае служит субъективное ощущение навязчивости, тогда как содержание безразлично (формальное навязчивое мышление). В сознание то и дело вторгается образ, мысль, воспоминание или вопрос: типичный пример — это когда человека упорно преследует какая-то мелодия. Но речь не обязательно должна идти о таком изолированном содержании; возможны также явления назойливой переориентации мышления (человек постоянно что-то подсчитывает, читает по буквам имена, размышляет над нерешаемыми и явно бессмысленными задачами и т. д.). В отношении второй группы — навязчивых явлений в узком смысле — следует добавить признак «чуждости»: кроме того, содержание этих явлений обладает сильным аффективным воздействием. Данная группа делится на следующие категории:
1. Навязчивые аффекты — чуждые, немотивированные чувства, с которыми испытывающее их лицо безуспешно борется.
2. Навязчивая убежденность — когда больной испытывает побуждение верить в истинность того, что сам же считает ложным.
3. Навязчивые побуждения — лишенные смысла побуждения, абсолютно противоречащие данной личности — например, побуждение убить своего ребенка. Когда такие побуждения выказывают тенденцию выступать целыми группами, мы можем говорить о навязчивых состояниях или влечениях — например. о навязчивом влечении к преувеличению чего-либо (образцом такого влечения может служить хотя бы навязчивая чистоплотность).
2. Навязчивая убежденность. Характерный признак навязчивых идей состоит в следующем: личность верит в некоторое содержание (которое в большинстве случаев является осмысленным), одновременно зная. что данное содержание ложно. Возникает борьба между убежденностью в чем-то и знанием того, что истинно как раз противоположное. Данное явление следует отличать от обычного сомнения и прочной уверенности. Приведем пример:
У Эммы А. уже было несколько фаз эмоционального расстройства. Каждый раз она полностью выздоравливала. Несколько недель тому назад она вновь заболела. У нее началась ностальгия, депрессия; она попала в больницу. Там ее дразнили двое мужчин: они щекотали ее под мышками и хватали за голову. Она дала им отпор: «Я не собираюсь в больнице заниматься флиртом». Затем у нее появилась мысль, что мужчины могли ее изнасиловать и она, возможно, забеременела. Эта совершенно необоснованная мысль постепенно приобретает над ней непреодолимую власть. Она говорит: «Иногда я отбрасываю эту мысль от себя, но она упорно возвращается». Все ее мысли вращаются вокруг одной темы: «Целый день я снова и снова восстанавливала в уме ход событий; но ведь у них наверняка не хватило бы наглости так поступить». Она выражает уверенность, что вот-вот родит, но потом вдруг говорит: «Я все-таки не уверена до конца: я всегда чуть-чуть сомневаюсь». Она рассказывает эту историю своей сестре, и они вместе смеются над ней. Ей нужно идти на обследование к врачу, но она всячески сопротивляется этому из опасения, что врач станет насмехаться над ней, над ее «глупыми идеями». Врач ничего не обнаруживает. Этого оказывается достаточно, чтобы внушить ей уверенность на один день, но потом она перестает верить врачу, считая, что он лишь хотел ее успокоить. «Я больше никому не верю». Она ждет. что ее менструации прекратятся; когда же очередная менструация начинается в должный срок, она ненадолго успокаивается, но этого оказывается недостаточно для того, чтобы ее переубедить. «Я пытаюсь достичь полной ясности. Я сажусь и думаю: это не может быть правдой, ведь я не была дурной девчонкой. Но потом я начинаю думать дальше и говорю себе: в один прекрасный день обнаружится, что все это правда». «И так — целый день. Внутри меня происходит беспрерывный спор: это могло быть и так, и этак, чаша весов склоняется то на одну, то на другую сторону». Она ведет себя исключительно беспокойно. Она постоянно думает, что у нее огромный живот и что люди это замечают. «Я все время думаю о том, как это будет ужасно». Иногда больная смеется над бессмысленностью собственных мыслей. Когда ей задается вопрос о ее болезни, она отрицает, что вообще больна, но говорит: «Я знаю. что это всегда проходит».
