Рождение разума. Загадки нашего сознания - Вилейанур Субраманиан Рамачандран
28
Эта направленность синестезии также требует комментария. Многие обратили внимание на то, что цифры вызывают цвет, но цвета редко вызывают цифры (см. выше). Возможно, манера, в которой «цветовое пространство» обозначено в картах мозга, по сравнению с тем, как представлены графемы, предоставляет автоматическое смещение в сторону ненаправленной перекрестной активации (Ramachandran, Hubbard, 2002).
29
В отличие от обычной премудрости в обыденном языке метафоры даже не являются произвольными – есть лишь преимущественные направления (Lakoff, Johnson, 1999), и это защищает наше утверждение об аналогии между метафорой и синестезией. Например, мы говорим «крикливая рубаха», но не «красный звук»; «мягкий» или «резкий звук», но не «громкая ткань». Мы говорим «острый» вкус, но никогда не скажем «кислый на ощупь». Полагаем, что все это отражает анатомические ограничения.
Мы встречали только одну женщину с синестезией, которая видела цифры, когда смотрела на цвета, но не наоборот. Соответственно, когда она видит ткань в горошек или двухцветную чешскую юбку, она видит сумму двух цифр, а затем разлагает их, чтобы понять, что она бессознательно их сложила. Такие примеры напомнили нам, что мы имеем дело не с психикой, а с биологией, где есть место исключениям.
Синестезия может служить мнемоническим средством. Многие рассказывали нам, как их цветовые ассоциации помогали им обучаться машинописи (или музыкальной грамоте), где «зашифрованы цвета» (Ramachandran, Hubbard, 2001 а).
Есть и более экзотические формы синестезии, например осязания и вкуса (как у Цитовика (Cytowick, 2002), прославившего «Человека, который знал вкус формы», или у нашего испытуемого Мэта Блэйксли). Мы предположили, что это, возможно, отражает близость инсулярной коры, которая имеет области вкуса и соматосенсорики руки на карте Пенфилда.
Карты мозга, которые уже частично совмещены, вполне могут быть вовлечены в синестетическую перекрестную активацию. Такие карты часто находятся анатомически близко друг от друга (как цветовая и цифровая области в веретенообразной извилине, цветовые и слуховые поля рядом с районом височно-теменно-затылочного соединения (ВТЗ) или осязательная и вкусовая карты в инсулярной коре). Но это необязательно. Недавно Джейми Уорд изучал синестетиков, у которых звуки вызывали вкусовые ощущения, и он выявил связи между инсулярной корой и зоной Брока.
Испытывают ли нормальные люди синестезию? Часто говорят об определенных запахах, например, о лаке для ногтей, что он сладкий, хотя никогда не пробовали его на вкус. Это должно включать близкие нейронные связи и перекрестную активацию между запахом и вкусом, что можно считать синестезией, которая существует в мозгу у каждого из нас. В данной ситуации не всегда имеется функциональный смысл – например, сладкие фрукты тоже имеют «сладкий» запах, как и ацетон, но также и структурный: обонятельные и вкусовые нервные пути тесно переплетаются и проецируются на те же части лобной доли.
И наконец, рассмотрим тот факт, что, даже будучи детьми, мы морщили нос и поднимали руки, когда сталкивались с неприятными запахами и вкусом. Почему во всех культурах про дурные вещи или поступки говорят, что это «плохо пахнет», а нелепый выбор называется «безвкусица»? Почему мы связываем это со вкусом и запахом? (Почему, например, не сказать, что это неприятно или глупо?) Я снова утверждаю, то происходящее связано с эволюционными и анатомическими ограничениями. В определенных разделах лобных долей низших позвоночных есть обонятельные и вкусовые карты, но у млекопитающих с более выраженными общественными связями эти карты оказались заполненными такими социальными функциями, как захват территории, агрессия и сексуальность, которые в конечном итоге завершились в отображении всех социальных измерений – морали. Отсюда и взаимозаменяемые слова и гримасы для выражения как вкуса/запаха, так и морального отвращения (Ramachandran, Hubbard, 2001а, b).
30
Могут ли эти неврологические расстройства разрушать метафоры и синестезию? Это не изучено подробно, но, как было сказано на лекции, мы заметили отсутствие эффекта «буба – кики», как и в интерпретации пословиц, у пациентов с повреждением ангулярной извилины. Недавно я обследовал одного пациента с амнестической афазией[79], вызванной поражением левой ангулярной извилины, и обнаружил, что в 14 из 15 пословиц он ошибался, понимая их буквальный, а не метафорический смысл.
Говард Гарднер показал, что пациенты с правополушарными повреждениями также имеют проблемы с метафорами. Было бы интересно посмотреть, связан ли этот дефект со случайными или с пространственными метафорами, такими как «он слетел с поста директора» или «с его способностями он далеко пойдет». Я заметил, что они парадоксальным образом вполне способны каламбурить (что главным образом является заслугой левого полушария, которому не препятствует повреждение правого).
Больные шизофренией также не справляются с пословицами, но любопытно, что они часто невольно создают каламбуры и «пронзительные ассоциации». Я поражен сходством между шизофрениками и пациентами с лобно-теменным поражением. Бредовая симптоматика («Я Наполеон» или «Я не парализован») и галлюцинации («Моя левая рука касается твоего носа») случаются и у тех, и у других; и, как шизофреники, пациенты с правополушарными поражениями способны каламбурить и остроумно шутить. Это позволяет предположить, что у них может быть правая лобно-теменная гипофункция и аномальное повышение активности в левой стороне.
Марта Фарра и Стив Косслин показали, что порождение внутренних представлений и контроль над ними – в основном функция левой лобной доли. Я же полагаю, что «сличение» их с реальностью происходит в правой доле (Ramachandran, Blakeslee, 1998). Таким образом, поражения при шизофрении, о которых мы здесь говорим, могут приводить к возникновению бесконтрольных и нереалистичных образов (галлюцинации) и представлений (бред).
31
Слово означает гораздо больше, чем просто ярлык. Я остро это почувствовал, когда недавно обследовал индийского пациента с расстройством речи, называемым амнестической афазией, или феноменом «на кончике языка», вызванным повреждением его левой ангулярной извилины. В придачу к его амнестической афазии (трудности при назывании предметов и в подборе подходящих слов в спонтанной речи) у него были признаки синдрома Гершмана: неспособность называть пальцы руки – ни свои, ни врача; и путаница в определении право/лево (интересно, что он
