Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии - Сюзанна Кэхалан
Ну и мы поговорили об учебе, о том, как трудно в университете, и все такое. Когда мы договорили, он вернулся на четвереньки и уполз.
Мэрион приходила так часто, как только могла, ловко управляясь с детьми и домашними делами, игнорируя соседские вопросы о пропаже мужа. Она не могла расслабиться. «Наверное, я насмотрелась фильмов или что-то в этом роде, потому что знала, что они могут затащить Билла силой и, ну знаете, сделать мозговую… – начала она и вдруг остановилась. Даже находясь в безопасности полвека спустя, ей все еще нелегко говорить. – Что ему могут сделать лоботомию».
Она не сильно преувеличивала. Плохие вещи могли случиться, и они случались. Билл этого не знал, но одного психиатра, который тогда работал в Агньюсе, коллеги прозвали «Доктор Искорка» за любовь к электрошоковой терапии. «Он применял [ее] на всех подряд, даже на работниках больницы, была бы только возможность», – рассказал мне Джо Гэмпон, бывший социальный работник Агньюса. Электрошоковую терапию первым применил итальянский врач Уго Черлетти, пришедший к этой идее, когда его помощник посетил римскую скотобойню, где своими глазами увидел, какими подавленными становились свиньи, когда их били током по пути на забой. Как ни странно, так у него и родилась эта идея. Взлет электрошоковой терапии в Америке пришелся на 1940-е годы, и Агньюс рьяно принял эту процедуру. Санитар отделения психиатрии того времени содрогался, вспоминая еженедельное действо. «Наша работа заключалась в том, чтобы удерживать тела, – рассказал он. – Одно за другим, одно за другим».
Я видела электрошокер в музее истории психиатрии государственной больницы Паттона и была очень удивлена, каким маленьким и портативным оказалось это устройство. Вот эта милая машинка способна на такие вещи? Я вспомнила о фильме «Змеиная яма», в котором у Оливии де Хэвилленд случился приступ за столом: тело напряжено, голова мотается туда-сюда. Оказалось, создатели фильма хорошо постарались, чтобы изобразить эту процедуру. Иногда пациенты ломали спину или шею во время вызываемых током припадков. Некоторые просто прокусывали себе язык. «Ловкая маленькая процедура, – писал Кен Кизи в “Пролетая над гнездом кукушки”, – можно сказать, выполняет работу снотворной таблетки, электрического стула и дыбы».
Врачи рассказали мне, что сегодня этот метод лечения называется электроконвульсивной терапией (ЭКТ) и имеет мало общего с электрошоковой терапией, которую описывал Кен Кизи. Ныне ЭКТ применяется для «резистентных к лечению» пациентов, это треть от страдающих депрессией и не реагирующих на лекарства. Психиатры говорят, что данный способ лечения эволюционировал «до такой степени, что теперь это абсолютно безопасная и безболезненная процедура», его применяют с иммобилизирующим средством для контроля любых движений тела и под общим наркозом, так что в течение всей процедуры пациент находится под анестезией. Сила тока сегодня намного меньше, чем раньше, а нарушения памяти, как сообщается, минимальны. В одном исследовании 65 % пациентов сообщали, что ЭКТ не страшнее похода к стоматологу. Тем не менее яростные протестующие, пикетирующие собрания АПА, говорят о возможных побочных эффектах, включаящих потерю памяти и другие когнитивные дефекты, что делает этот метод лечения «преступлением против человечества». В последние годы он используется больше на Восточном побережье, чем на Западном, – возможно, из-за очернения этой процедуры Голливудом.
«Знаете, иногда все просто наваливается, и с этим трудно справиться. И хуже всего, когда под этим давлением люди совершают непоправимые поступки».
Мэрион тайком принесла Биллу сборник очерков Элдриджа Кливера «Душа во льду»[59], в котором он, находясь в тюрьме строгого режима, описал свой путь от драгдилера и насильника до марксиста и «черной пантеры».
Один из санитаров увидел, что Билл читает книгу, и завел с ним разговор, будто впервые разглядел в нем человека.
– О чем вы говорили? – поинтересовалась я.
– В основном о книге. Ну и о всякой всячине, о жизни в целом, о женщинах.
– Интересно. Я мало слышала о каких-либо взаимодействиях между пациентами и санитарами. Но, похоже, все было хорошо и он относился к вам как…
– Ага, он относился ко мне как к человеку. На самом деле он сказал, что уходит в какое-то другое место и что, скорее всего, и я не задержусь там надолго. Я решил, что он принял меня за нормального, а значит, я скоро выберусь.
Так же как Розенхан ценил ту настоящую, уважительную беседу с санитаром Харрисом (пока Харрис не знал, что Розенхан был пациентом, а не врачом), Билл тоже находил это взаимодествие отрадным именно потому, что оно было столь редким. Ему не хватало нормального человеческого обращения. И тогда он решил, что пришла пора уходить.
С его выпиской не все понятно. Розенхан написал в своей книге только, что через восемь дней Билл «вдруг» вспомнил о мероприятии, на котором он должен присутствовать. Билл сказал, что он просто сообщил персоналу больницы, что хочет уйти. Он действительно планировал попасть на мотогонки по бездорожью к северу от Сан-Франциско, и его отпустили. Судя по всему, его выписали без рекомендаций по дальнейшему лечению и выписка не противоречила советам врачей, как, по словам Розенхана, было со всеми остальными пациентами. Использовал ли его психиатр термин «в ремиссии»? Оговорили ли они прием лекарств вне больницы или передали его дело в местную систему поддержки? Билл так не думает. Я пыталась разыскать больничные записи, но все, что осталось, – это один лист бланка с «основанием для выписки».
И все же один психиатр отвел Билла в сторону и сказал: «Знаете, иногда все просто наваливается, и с этим трудно справиться. И хуже всего, когда под этим давлением люди совершают непоправимые поступки».
Билл оценил это наставление. Понятно, что, несмотря на то что Билла выписали, врач переживал, что он не вылечился до конца, что он может покончить с собой, и воспользовался случаем поделиться мудростью в последний момент. На следующий день его выписали. Он провел в Агньюсе девять дней. Это на десять дней меньше нормы псевдопациентов Розенхана, а также намного меньше среднего пребывания в Агньюсе за четыре года до этого, когда пациенты проводили в больнице примерно 130 дней.
В последовавшие за госпитализацией годы Билл выступал на лекциях Розенхана в нескольких учебных заведениях по всей стране. Оказалось, Розенхан не так уж и старался сохранить
