Там, где рождается любовь - Стефани Качиоппо
В последующие месяцы я много думала об этой идее: что горе лечит не время, а другие люди. Я размышляла над ней и иногда оспаривала ее. Потому что, по правде говоря, как бы я ни верила в ценность нашего исследования, после потери Джона я нисколько не интересовалась другими людьми. Мне нужен был только он.
Как, Джон, как я теперь могу впустить новых людей в свою жизнь? Как я могу сблизиться с кем-то, когда на меня обрушилось столько горя, когда мой мозг посылает сигналы бедствия, когда любовная сеть отключена, а угловая извилина — часть меня, которая росла и расширялась, чтобы включить тебя, — перестала активироваться, заставляя меня чувствовать, что я потеряла не только мужа, но и себя?
Но Джона невозможно было переспорить, даже когда он был на том свете. Я слышала его голос в своей голове, сотканный из теплого чувства и холодной рациональности. Он говорил мне, что, хотя его больше нет, наша любовь осталась биологическим кодом в моем сознании. Чего он мне не говорил (или я не хотела это слышать), так это того, что для восстановления любовной сети нужна готовность столкнуться с печалью и болью от потери партнера.
ПРАВИЛЬНОЕ ГОРЕ
Я была потрясена тем, как сильно смерть Джона ранила меня — не только психологически, но и физически. Мое сердце в прямом смысле этого слова болело неделями, я не могла есть и за месяц похудела на двадцать фунтов (около 9 кг). Смерть любимого человека — одно из самых сильных потрясений, которое может испытать человек, и тело остро реагирует на стресс. Это объясняет, почему в период тяжелой утраты у скорбящих супругов так часто возникают серьезные проблемы со здоровьем. Частота сердечных сокращений в состоянии покоя увеличивается, артериальное давление повышается. Организм наполнен гормоном стресса кортизолом, а иммунная система угнетена. В редких случаях сама шокирующая новость о смерти любимого человека может оказаться смертельной.
В течение 24 часов после утраты риск сердечного приступа в 21–28 раз выше, чем обычно, — в зависимости от того, насколько вы были близки[195]. И даже если сердечный приступ не случается, некоторые люди ощущают, что их сердце будто остановилось, хотя на самом деле их настигает «синдром разбитого сердца»[196] — редкое состояние, при котором острый стресс вызывает крайне болезненные изменения формы главной сердечной камеры. Так что да, в редких случаях можно буквально умереть от разбитого сердца.
Но даже если вы переживете первый шок от смерти близкого человека, в течение нескольких месяцев после этого вы будете оставаться в группе риска. В одном новаторском исследовании, проведенном в 1960-х годах в Великобритании, изучали 4486 овдовевших людей. В течение шести месяцев после потери супруга риск смерти у них был на 40% выше, чем у их ровесников, состоящих в браке[197]. По окончании этого периода уровень смертности среди них стал соответствовать среднему уровню смертности в их возрастной группе. Однако более поздние исследования показали, что люди, пережившие смерть близкого человека, особенно если они продолжают горевать, имеют повышенный риск развития сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета и рака еще долгое время после окончания наиболее болезненного периода[198].
Горе не только причиняет боль телу, но и мучает мозг[199]. Когда вы скорбите, вы не способны рационально мыслить. Центр тревоги в мозге — миндалевидное тело — гиперактивен[200], а центр «регулирования и планирования» — ПФК — функционирует хуже[201]. Вот почему людям может быть сложно выполнять простые задачи: горе поглощает их с головой. Они могут забыть сделать зарядку, поесть, насыпать кофе в кофемашину. Они пропускают свой съезд с шоссе.
Отчасти причина нашей рассеянности во время скорби заключается в том, что мы думаем о потере не только со своей точки зрения, но и с позиции умершего любимого человека. Вспомните о системе зеркальных нейронов. Эмпатическая реакция, работавшая при жизни партнера, сохраняется и после его смерти. Когда мы видим его фотографию или представляем этого человека в своем воображении, мы автоматически размышляем о том, что бы он думал по поводу своей кончины. Я сама думала так за Джона. Я знала, что была единственным человеком в наших отношениях, который все еще страдал, но я сосредоточилась на его страданиях, как будто он все еще чувствовал их. Я думала: «Это несправедливо» и «Он еще слишком молод». Я снова и снова желала быть на его месте.
Это часть того, что психологи называют руминацией горя. Когда вы мучаете себя гипотетическими рассуждениями («Что можно было сделать иначе?») или размышляете о несправедливости случившегося («Почему это случилось с ним? Почему это случилось с нами?»), вы в некотором смысле снова и снова визуально и телесно переживаете смерть близкого человека. И так же, как при нежелательном расставании, включаются отделы мозга, связанные с воспоминаниями и автобиографической памятью. Перед глазами мелькает трейлер фильма о вашей совместной жизни, и у него всегда печальный конец. Также активируются отделы, связанные с соматическими или телесными ощущениями, что заставляет вас чувствовать эмоциональную боль физически: испытывать стеснение в груди или конечностях, одышку, головные боли, необычное онемение.
Все эти психосоматические нарушения заставляют главный детектор угроз в мозге бить тревогу. Даже если вам кажется, что ваш худший страх уже реализовался, миндалевидное тело — место сосредоточения наших инстинктов выживания — работает на полную катушку: посылает сигналы гипоталамусу для выброса химических веществ и приводит организм в состояние «бей или беги». Это состояние может сохраняться несколько дней или даже недель, но если оно не проходит, то в организме возникают проблемы. Как вы уже знаете, мы не созданы для того, чтобы пребывать в этом состоянии каждый день. Когда утрата вызывает стрессовую реакцию, которая не проходит, мозговые волны могут перестроиться и «поджарить» разум.
ВСЕ СЛОЖНО
Острый период горя бывает разным: некоторые чувствуют гнев, подавленность, безнадежность, другие дистанцируются, действуют импульсивно,
