Карен Хорни - Самоанализ
Когда она начала анализировать этот случай, ей пришла в голову мелодия песенки, доносившейся из воскресной школы, слов которой она не могла припомнить. Затем вспомнилась неотложная операция, которую ей пришлось перенести по поводу аппендицита. Затем — «несчастные случаи и происшествия», печатавшиеся на страницах газет под Рождество. Потом в ее сознании пронеслись кадры из недавно просмотренного фильма: огромная трещина, образовавшаяся в леднике, в которую кто-то упал, но его успели спасти. Затем возникло воспоминание из того времени, когда ей было около восьми лет. Она горько плакала в постели, и ей казалось просто немыслимым, что мать не приходит ее утешить. Она уже не помнила, чем были вызваны эти слезы. Все, что она помнила, так это свое непоколебимое убеждение, что мать должно было тронуть ее горе. Однако мать не пришла, и она так и заснула.
Неожиданно она вспомнила слова той песенки. В ней говорилось, что, каким бы большим ни было наше горе, Бог, если мы помолимся Ему, непременно нам поможет. Она внезапно увидела ключ к разгадке других своих ассоциаций и преувеличиваемого несчастья, предшествовавшего им: у нее было ожидание, что если она будет сильно страдать, обязательно кто-то должен прийти ей на помощь. И из-за этой бессознательной веры она усугубляла свое отчаяние. Это было чрезвычайно глупо, и все же она поступала так довольно часто. В приступах плача, которые, к слову, совершенно исчезли, она делала то же самое. Клэр вспомнила множество случаев, когда она считала себя несчастнейшей из всех смертных и только спустя некоторое время понимала, что сгущала краски. Во время же самих приступов причины отчаяния казались и даже воспринимались как реальные. Тогда она обычно звонила Питеру, и тот, как правило, сочувствовал ей и помогал. В этом отношении она почти всегда могла на него положиться: он подводил ее меньше других. Возможно, это была более важная связь, чем она полагала. Но иногда Питер все же не принимал ее отчаяние всерьез и дразнил, как мать и брат дразнили ее в детстве. Тогда она чувствовала себя глубоко оскорбленной и злилась на него.
Да, здесь имела место четкая повторявшаяся схема: преувеличение несчастья и в го же время ожидание помощи, утешения, поддержки — от матери, Бога, Брюса, своего мужа, Питера. Должно быть, играя роль мученицы, она, помимо прочего, бессознательно взывала о помощи.
Таким образом, Клэр приблизилась к пониманию еще одного важного момента в своей зависимости. Но через день-другой она начала возражать против своего открытия, выдвинув два контрдовода. Во-первых, нет ничего необычного в том, чтобы ожидать от друга помощи в тяжелую минуту. В чем же тогда смысл дружбы! Конечно, каждый будет относиться к тебе хорошо, если ты весел и всем доволен. Но со своими печалями ты можешь пойти только к другу. Во-вторых, это открытие было применимо лишь к тем горестным чувствам, которые она испытывала в тот вечер. Разумеется, она преувеличивала свое несчастье, но не было никого, на кого оно могло бы произвести впечатление, и она даже не могла позвонить Питеру. Не могла же она быть настолько неразумной, чтобы поверить, что помощь придет только потому, что она будет чувствовать себя самой несчастной из людей. И все же иногда, когда ей было плохо, случалось что-нибудь хорошее. Ей кто-нибудь звонил и куда-нибудь приглашал, она получала письмо, ее работу хвалили, по радио звучала музыка, которая ее ободряла.
Она не сразу заметила, что отстаивала два противоположных утверждения: неразумно ожидать помощи просто из-за того, что она страдает; это вполне разумно. Но она увидела это противоречие спустя несколько дней, когда перечитывала свои заметки, и сделала затем единственно верный вывод: по-видимому, она стремилась в чем-то себя разубедить.
Вначале она попыталась объяснить свои сомнительные рассуждения тем, что ей вообще было неприятно обнаружить в себе нечто иррациональное, например, ожидание волшебной помощи, но такое объяснение ее не удовлетворило. Между тем это было важным моментом. Если мы обнаруживаем у рационального человека некую иррациональную область, то можем быть уверены, что там скрыто что-то важное. Борьба, которая часто ведется против такого иррационального качества, на деле обычно оказывается борьбой против раскрытия его подоплеки. Это полностью относится и к данному случаю. Но даже и без такой аргументации Клэр вскоре осознала, что настоящим камнем преткновения была не иррациональность сама по себе, а ее нежелание правдиво посмотреть на свое открытие. Клэр осознала, что ее вера в возможность получить помощь благодаря страданию в действительности имела над ней огромную власть.
В течение последующих месяцев ей становилось все более ясно, что эта вера сделала с ней. Она увидела, что бессознательно стремилась превратить в катастрофу любую возникавшую в ее жизни проблему, впадая в состояние полной беспомощности, из-за чего, несмотря на определенную храбрость и независимость, основным ее чувством по отношению к жизни стала беспомощность перед ударами судьбы. Она поняла, что вера в предстоящую помощь стала у нее своего рода личной религией, которая, мало чем отличаясь от настоящей религии, являлась мощным источником самоуспокоения.
Клэр также достигла более глубокого понимания того, насколько ее надежда на другого заменила ей опору на саму себя. Если бы рядом с ней находился человек, который бы учил, побуждал, давал советы, помогал, защищал, подтверждал ее ценность, тогда у нее не было бы никакой причины пытаться преодолеть тревогу, возникавшую из-за необходимости самой распоряжаться собственной жизнью. Таким образом, зависимые отношения полностью выполняли свою функцию, позволяя ей справляться с возникавшими жизненными проблемми, целиком полагаясь на других, и лишили ее какого-либо реального стимула отказаться от позиции маленькой девочки проявлявшейся в навязчивой скромности. Фактически эта зависимость не только закрепляла ее слабость, подавляя ее побуждение стать более уверенной в себе, но и делала Клэр интересованной в том, чтобы оставаться беспомощной. Если бы Клэр оставалась покорной и держалась в тени, ее ожидали бы счастье и триумф. Любая попытка большей самостоятельности и большего самоутверждения ставила под сомнение ее надежду обрести рай на земле. Кстати, это открытие проливает свет на ту панику, которую она испытывала, делая первые шаги на пути к утверждению собственных желаний и мнений. Навязчивая скромность не только давала ей защитный покров неприметности, но и являлась необходимой основой ожиданий ею «любви».
Клэр поняла, что это было просто логическим следствием, что партнер, которому она приписывала богоподобную роль волшебного помощника, если воспользоваться выражением Эриха Фромма, становился «сверхважным», и единственное, что имело значение, — это достижение его расположения и любви. Питер в силу своих специфических качеств — очевидно, он являл собой тип спасителя — особенно подходил для этой роли. Для нее он имел значение не только друга, к которому всегда можно обратиться в любой беде. Его значение заключалось в том, что он был инструментом, к чьим услугам, потребность в которых была достаточно велика, она могла прибегнуть.
В результате такого инсайта она почувствовала себя намного более свободной, чем когда-либо ранее. Ее стремление к Питеру, которое временами было мучительно сильным, начало ослабевать. И, что еще важнее, инсайт привел к реальному изменению ее жизненных устремлений. Она всегда хотела быть независимой, но в реальной жизни признавала это желание только на словах и тянулась за помощью при любом затруднении. Теперь же ее целью стало — уметь справляться со своими жизненными проблемами.
Единственный критический комментарий, который следует сделать по поводу этой части анализа, состоит в том, что в нем не освещена специфическая проблема, с которой Клэр столкнулась именно в это время: ее неспособность быть одной. Не желая упустить возможности показать, как можно проследить проблему, я упомяну два несколько различающихся способа, которыми можно было бы к ней подступиться.
Клэр могла бы начать с того соображения, что приступы, когда она чувствовала себя несчастной, в течение последнего года стали заметно менее интенсивными, и она уже могла более активно справляться с возникавшими внешними и внутренними проблемами. Это соображение привело бы ее к вопросу, почему ей приходилось прибегать к прежнему способу поведения именно в такие моменты. Конечно, она чувствовала себя несчастной в одиночестве, но все же почему одиночество доставляло ей такое невыносимое страдание, что ей тут же надо было искать средства, чтобы от него избавиться?
Клэр также могла начать с наблюдения над своим реальным поведением. Оставаясь одна, она чувствовала себя несчастной, но едва ли делала какую-либо попытку встретиться с друзьями или завязать новые контакты; вместо этого она забивалась в свою «раковину» и ожидала волшебной помощи. Несмотря на остроту самонаблюдения в других случаях, Клэр совершенно не замечала, насколько странным в этом отношении было ее реальное поведение. Такой вопиющий пробел в анализе обычно указывает на вытесненный фактор огромной силы.
