Валерий Ильин - Археология детства

А теперь представим себе, что бледная, чуть не плачущая мать не отходит от постели сына. Одного этого достаточно, чтобы “внутренний ребенок” весь съежился от ужаса. Ведь если мама так напугана, значит, действительно происходит нечто ужасное, значит, надежда на выздоровление очень слаба, значит, он скорее всего никогда не сможет уже бегать и прыгать, как раньше.

Так при какой модели родительского поведения кости срастутся лучше и быстрее? Между прочим, очень символично закончилась история, которую я вам только что рассказал. Поскольку мои знакомые по-настоящему любят своего сына, не забывая при этом себя, то, сходив в воскресенье в гости, в понедельник они отвезли его на консультацию в ЦИТО. Там профессор посмотрел рентгеновский снимок и, слегка усмехнувшись, забрал у мальчика костыль и снял гипс. То, что районные эскулапы приняли за сложный перелом, оказалось просто сильным ушибом. Итак, правило второе:

Столкнувшись с реальной проблемой, связанной с нашими детьми-подростками, будем серьезны и внимательны. Мы ни в коем случае не отнесемся к ней как к чему-то малозначительному, не станем ее игнорировать. Но при этом также не будем ее драматизировать и делать страшнее, чем она есть в действительности.

А если, не приведи Бог, случилось нечто такое, что само по себе достаточно страшно? Я знаю несколько таких историй. Вот одна из них. Родители узнают о беременности своей пятнадцатилетней дочери. Вряд ли найдутся родители, воспитанные в европейской культуре, которые с энтузиазмом воспримут подобное известие. В нашем случае родители не просто были воспитаны в европейской культуре, но считали себя глубоко верующими людьми. Надо сказать, что, обратившись в достаточно зрелом возрасте к христианству, эти очень образованные люди не просто стали ходить в церковь, но внимательно читали не только Евангелие, но и труды многих святых отцов. По какой-то причине от их внимания все же ускользнуло то, что сказано в Благой вести и написано отцами Церкви о прощении, искуплении, милосердии, любви к ближнему. Зато очень подробно и ясно, хотя, возможно, и несколько своеобразно, отложилось учение о грехе, наказании за него, посмертном воздаянии. Не стану пересказывать все то, что довелось выслушать их дочери о происшедшем и о том, что ожидает ее в будущем. Скажу лишь, что дело кончилось криминальным абортом с последующими осложнениями и тяжелым психическим срывом у матери девочки.

Я рассказал эту историю не для того, чтобы судить этих людей. Бог им судья. Тем более, что за свои ошибки они уже тяжко наказаны. Просто случай этот — очень яркий пример того, как своими руками очень серьезную проблему можно превратить в трагедию. Что сделали эти люди, узнав о беременности дочери? Прежде всего они в точности повторили ту самую ошибку, которую, наверное, допустила их дочь. А именно: они позволили себе действовать исключительно под влиянием сильных чувств, возникших в определенный момент и при определенных обстоятельствах, совершенно не думая о возможных последствиях своих действий. И если подобное поведение пятнадцатилетнего подростка можно если не оправдать, то хотя бы понять, взрослый ответственный человек, столкнувшись с кризисной ситуацией, не должен позволять себе такой роскоши. Ведь как бы далеко ни зашло дело, всегда есть возможность хоть что-то исправить или, на худой конец, свести потери к минимуму. При условии, что ситуация правильно оценена, наши усилия и объект их приложения просчитаны, результат спрогнозирован.

Если бы родители девочки сделали над собой усилие и пошли таким путем, то они могли бы во благо всей семьи использовать то, что знали о грехе. Они, например, могли бы вспомнить, что грех детоубийства — еще более тяжкий, чем грех прелюбодеяния, и подумать о том, что упреки и угрозы могут толкнуть дочь на такой грех (что и произошло в действительности), что те же упеки и угрозы могут толкнуть и на еще более страшный грех — самоубийство (чего, к счастью, не случилось). Подумав обо всем этом, они, убежден, нашли бы более разумные способы поведения, в том числе и способы выражения своего недовольства и возмущения, чем произошло в действительности.

Кстати, о возмущении. Выговаривая дочери за то, что она сделала, и грозя ей небесной карой, родители рассуждали о том, что уже случилось, либо о том, что, возможно, случится в будущем, уходя таким образом от подлинной реальности и лишая себя возможности как-то изменить объективно сложившуюся ситуацию.

Впрочем, все живые люди, в отличие от героев боевиков, столкнувшись с обстоятельствами, воспринимаемыми как экстремальные, могут испытывать растерянность, безнадежность, отчаяние. Это наши чувства, которые “не картошка, не бросишь в окошко”. Но данное обстоятельство — ни в коем случае не повод заливать пожар керосином. Это повод сказать себе и другим, кто ждет от вас решения, что-то вроде: “Я действительно растерян и в данный момент не знаю, как поступить. Давайте вместе подумаем, что с этим делать”. Наконец, это повод обратиться за помощью к тому, кто компетентен в вопросе, поставившем вас в тупик. Очень часто мы сами лишаем себя такой возможности под влиянием сомнений или предрассудков. (Что могут подумать окружающие?!). Вообще-то могут, конечно. “Добрых” людей вокруг каждого из нас предостаточно. И все же, если приключилась история, по-моему, лучше обратиться в вендиспансер, чем умереть от сифилиса, но с хорошей репутацией. Отсюда правило третье — для экстремальных ситуаций:

Столкнувшись с чем-то чрезвычайным, всегда имейте в виду: как бы далеко ни зашло дело, по крайней мере что-то всегда можно поправить. Реагируйте не на то, что уже случилось и, следовательно, осталось в прошлом, и не на то, что может случиться в будущем, а на то, что происходит здесь и сейчас, отдавая себе отчет в смысле и направленности ваших действий и прогнозируя их результат. Чувствуя себя в тупике, берите тайм-аут, необходимый для принятия решения, обращайтесь за помощью, советом и поддержкой к тому, от кого вы реально можете ее получить, игнорируя при этом социальные, семейные и иные предрассудки.

Глава 8ВЕРА И ВЕРНОСТЬ. ПОИСК ПУТИКонфликт между требованиями социумаи личной свободойи его российская спецификаПройдет совсем немного лет, и позади останутся все волнения и открытия подросткового возраста. Все синяки, шишки, первая влюбленность и многое другое. Не за горами выпускной вечер. Подросток становится юношей или девушкой. На повестке дня вопрос: что делать дальше? Вопрос этот часто становится предметом забот, хлопот и тревог всей семьи. В действительности он еще сложнее и глубже, чем может показаться на первый взгляд, ибо не исчерпывается исключительно тем, где получить дальнейшее образование, какую специальность выбрать. Проблема, стоящая перед молодым человеком, гораздо шире. Если подросток искал место для своей индивидуальности и возможности для реализации своей частичной взрослости внутри семьи и в структуре семейных отношений, а также в относительно узких и функционирующих в сравнительно ограниченном жизненном пространстве социальных группах, таких как класс, школа, компания сверстников, то задача юноши и девушки — найти свое место и реализовать себя в гражданском и общечеловеческом социуме, в жизни вообще. Причем, если подросток, как правило, субъективно бывает убежден в своей абсолютной или почти абсолютной дееспособности, а семья и общество — отчасти по реальным основаниям, отчасти исходя из существующих архаичных представлений и предрассудков — отказываются считаться с этой убежденностью (что, как мы с вами видели, является источником многих конфликтов), то в юношеском возрасте ситуация зачастую меняется на противоположную. В определенный момент социум и государство, представляющее данный социум, признают за индивидом полный объем прав и обязанностей гражданина данной страны. Причем происходит это совершенно автоматически по достижении определенного возраста. Никто не спрашивает молодого человека, готов ли он к исполнению своих гражданских обязанностей, нужны ли ему те или иные права и вообще желает ли он быть гражданином данной страны. В этом смысле свобода выбора личности ограничивается обществом.Между тем для многих молодых людей юность — это период поиска и сомнений, пришедших на смену подростковой уверенности и безапелляционности. Если подросток субъективно “на все готов”, юноша или девушка часто не имеют ясности не только относительно своих реальных возможностей, но и относительно своих целей и желаний. Они ищут. Для процесса поиска желательна и даже необходима максимальная свобода выбора. В этой ситуации ограничения и требования, налагаемые на личность обществом и государством, неизбежно вступают в конфликт с субъективными потребностями молодых людей, даже если эти требования и ограничения не рефлексируются (не осознаются) индивидом как вопиющая несправедливость и бесцеремонное нарушение его личностных границ.Данный конфликт, характерный для всех стран, относящихся к европейской цивилизации, в современной России имеет особенно питательную почву. Это связано с двумя обстоятельствами.Во-первых, полная гражданская дееспособность и ответственность, за исключением, если не ошибаюсь, права “работать с документами” в Кремле в качестве Президента и в Думе в качестве депутата, наступает в нашей стране по достижении восемнадцатилетнего возраста людьми, родившимися здесь. Между тем во всем западном мире молодых людей этого возраста еще сплошь и рядом относят к категории “тинэйджеров”, сиречь подростков. И это очень понятно. Все данные современной науки говорят о том, что в восемнадцать лет процесс психофизиологического формирования человеческого организма ни в коем случае нельзя считать завершенным. И в полном соответствии с такими данными пресловутое “совершеннолетие” в большинстве развитых стран наступает по достижении личностью 21 года. В восемнадцать же лет молодое поколение в массе своей объективно еще не готово к полномасштабному участию в общественной и государственной жизни.Во-вторых, предъявляя гражданину определенные требования и декларируя некие права, современное российское общество и государство очень часто не имеет ни возможности, ни желания обеспечивать реальное соблюдение этих прав. Я не призываю к пресловутой уравниловке и превращению страны в гигантский собес. Сторонников рыночного либерализма (если они где-то встречали таковой в современной российской действительности) прошу не волноваться. Но бесспорный, по-моему, факт заключается в том, что сегодня государство не обеспечивает ни личную безопасность своих граждан, ни защиту их собственности. Чего стоит публичное замечание Президента о том, что криминальные структуры обеспечивают восстановление справедливости в конфликтах между гражданами и организациями быстрее и эффективнее, чем органы прокуратуры и суд!Правда заключается в том, что, становясь в 18 лет налогоплательщиком, юноша или девушка практически не имеет реальной возможности самостоятельно обеспечить себе необходимый уровень материального достатка, если не включается в такие специфические виды деятельности, как криминальный бизнес или проституция. Возможности же получения дальнейшего образования и профессиональной подготовки в избранной области часто бывают избирательны и во многом детерминированы такими не зависящими непосредственно от личности обстоятельствами, как место жительства, финансовый и социальный статус родителей и т.п.Право вступать в брак и создавать семью, признаваемое обществом за молодыми людьми, также не подкреплено реальным уровнем жизни в стране и необходимыми социальными условиями.Более того, государство и общество не создают необходимых условий даже для выполнения законопослушными гражданами предъявляемых к ним обязанностей! Статьи в прессе о пухнущих с голоду, одетых в обноски и почти безоружных солдатах российской армии воспринимаются сегодня как нечто само собой разумеющееся. Для того чтобы честно “заплатить налоги и спать спокойно”, надо дать взятку чиновнику, если, конечно, нет желания день, а то и другой торчать в душных коридорах налоговой инспекции.Кстати сказать, ни для кого, в том числе и для молодежи, сегодня не секрет, что требования по выполнению своих обязанностей перед страной и обществом предъявляются в современной России к гражданам также весьма выборочно. Стало аксиомой, что дети высокопоставленных родителей могут не служить в армии, отдельные олигархи могут не платить налоги, главари мафиозных кланов не несут наказания за свои преступления и т.д.Ответ на вызов.Специфика молодежного бунтаВсе это накладывает дополнительный отпечаток на объективно существующий конфликт между потребностью в максимальной свободе выбора молодого человека и ограничениями, накладываемыми на эту свободу обществом, членом которого он становится. Реальная несправедливость, существующая в социуме, и то, что воспринимается таковой на субъективном уровне, толкает юношество на протест и сопротивление тем или иным общественным и государственным установлениям. В этом заключается главный потенциальный источник молодежного бунта против существующих порядков. Причем, если бунт подростка против учителей и родителей носил исключительно личный характер, требовал признать личность бунтаря в качестве более или менее равноправного партнера и тем и ограничивался, то протест, по крайней мере части молодежи — и, замечу, не худшей ее части — против подлинной и мнимой несправедливости носит куда более широкий характер. Этот бунт имеет метафизический аспект. Его цель не просто обеспечение для себя лично лучших условий жизни в социуме (с этой точки зрения бунтарь чаще всего добивается прямо противоположного результата и, решаясь на свое выступление, он обычно в той или иной степени отдает себе в этом отчет), но переустройство мира на более справедливых основаниях. Помните, у “Машины времени”:“Ты стал бунтарем, и дрогнула тьма,Весь мир ты хотел изменить…”Отсюда радикализм, категоричность и масштабность требований, предъявляемых молодым поколением не только к обществу, но и к мирозданию вообще, к самому Господу Богу.Дело усугубляется еще и тем, что к пониманию справедливости как “предметно-обоснованного неравенства”, к мысли о том, что “справедливость не может требовать одинакового обхождения с неодинаковыми людьми”1 и что “в основе ее лежит внимание к человеческой индивидуальности и к жизненным различиям”2, люди обычно приходят в более зрелом возрасте. Для молодежного же сознания лозунг “свободы, равенства, братства”, выдвинутый специалистами по эксплуатации человеческих слабостей, доверчивости и верхоглядства еще во времена французской революции, в той или иной форме сохранял свою привлекательность на протяжении всего минувшего столетия. Это можно видеть и на примере русских студентов начала XX века, и на примере западноевропейских студентов начала 1970-х.В наши дни и в нашей действительности такое примитивное понимание справедливости в молодежной среде по-прежнему сохраняется, хотя чаще находит свое выражение на менее масштабном, бытовом уровне. Скажем, шестнадцатилетняя дочь моей знакомой как-то возмущенно заявила маме приблизительно следующее: “Я не понимаю, почему у всех моих знакомых молодых людей есть машина, а у Сергея нет? Хотя все они его мизинца не стоят!”. От слов девушка перешла к делу: бросила своего тогдашнего “бой-френда” — отличного, между нами говоря, парня и ушла к “несправедливо обделенному”. Я думаю, что не последнее место в этом “революционном действии” играл мотив бунта против “вопиющего социального неравенства”. Здесь уместно заметить, что “бунтовщиком становится отнюдь не только сам угнетенный. Бунт может поднять и тот, кто потрясен зрелищем угнетения (подлинного или мнимого — В.И.), жертвой которого стал другой”3.Однако смысл бунта у молодого поколения не исчерпывается идеей протеста против несправедливости, существующей в обществе, и ограничения своей личной свободы. “Бунтарский порыв возникает у него как требование ясности и единства. Самый заурядный бунт парадоксальным образом выражает стремление к порядку”4. Точно так же как у подростка наряду с претензией на полный контроль над собственной жизнью присутствует глубокая, неосознанная потребность в наличии внешнего авторитета, в глубине личности молодого человека кроется, как правило, ясно не осознаваемая потребность в чем-то, к чему можно и нужно принадлежать, чему можно служить и подчинять себя и свою жизнь. В глубине подсознания присутствует много раз подтвержденная историческими трагедиями человечества мысль о том, что “лучше пользоваться более ограниченной системой субъективных прав, крепко огражденных и действительно обеспеченных, чем видеть, как твой безграничный круг субъективных притязаний попирается произволом соседей и деспотической властью”5. Это то самое чувство, которое Иван Ильин называл “естественным правосознанием”, присущим каждому человеку 6.Таким образом, внутри человека, вступившего в юношеский возраст, происходит борьба двух начал: стремление в максимальной степени оградить свою личную свободу от посягательств со стороны общества и переустроить мир на более справедливых началах. И одновременно — потребность в порядке, стабильности, принадлежности и подчиненности. И то, и другое парадоксальным образом часто находит свое выражение в молодежном бунте. Однако акт бунта сам по себе, в какой бы конкретной форме он ни реализовывался, не может дать полного и удовлетворительного разрешения данного внутриличностного конфликта. Если же юноша или девушка выбирают путь абсолютного конформизма, что также не редкость в современной жизни и к чему подталкивают молодых людей некоторые родители и общественные учреждения, то это не только приводит к личностным расстройствам, но и может создать сложности и обернуться крахом в тех сферах жизни, где конформизм призван обеспечивать благополучие — например, в карьере. Самый простой и очевидный пример такого развития событий — когда не разрешенный в юности конфликт прорывается наружу у человека, всю жизнь старавшегося “соответствовать”, лет в сорок. Вспомните героя Леонида Филатова в фильме “Забытая мелодия для флейты”. “Лояльность, законопослушность — опасное бремя, если только оно не взваливается на плечи с чувством независимого самостоятельного выбора и не переживается как верность”7.Другой путь разрешения конфликтаЯ не случайно привел здесь эту цитату. Именно в чувстве верности Э. Эриксон видел залог успешного разрешения обозначенного конфликта юношеского возраста. “Относительно юности и вопроса о том, что находится в центре ее наиболее страстных и беспорядочных стремлений, я сделал вывод, что верность — это та витальная сила, в которой нуждается юность, чтобы стремиться к чему-то, бороться за что-то и за что-то умереть”8. Само понятие “верность” и по звучанию, и по смыслу тесно связано с верой. Кстати сказать, в английском языке, как и в русском, это очень похожие слова. Понятие “faith”, означающее веру, религию, вероисповедание, кредо, употребляется и в значении “верность”, “преданность”, “лояльность”. Другое английское слово, которое используется для обозначения верности — однокоренное с ним “faithfulness”. И это, естественно, не случайно. Вера и верность действительно неразрывно связаны друг с другом не только в словообразовании, но и в человеческой жизни. Точнее сказать, одно прямо происходит из другого. И в этом смысле, на мой взгляд, вера безусловно первична по отношению к верности не только в фонетических конструкциях, но и по сути дела. Никакая верность даже на уровне внешней лояльности немыслима без веры в то, по отношению к чему она имеет место быть. Скажем, проявляя внешнюю лояльность по отношению к некоей организации или государственной системе исключительно из карьеристских устремлений или по соображениям личной безопасности, но совершенно не разделяя при этом целей и методов предмета своей лояльности, индивид верит по крайней мере в то, что данная система достаточно могущественна и дееспособна для того, чтобы обеспечить ему желаемый уровень материальных благ или, наоборот, покарать в случае неверности.Тем более не может родиться и жить без веры верность глубокая, подлинная — та, о которой Э. Эриксон говорил как о витальной силе, необходимой для того, “чтобы стремиться к чему-то, бороться за что-то и за что-то умереть”.Без веры, пожалуй, вообще немыслима никакая человеческая личность — ни великий святой, ни великий преступник, “ибо вера есть не что иное, как главное и ведущее тяготение человека, его жизнь, его воззрения, его стремления и поступки”9. Я живу, следовательно, я верю. Человек, совершенно разуверившийся вообще во всем, обычно сам кончает счеты с жизнью, либо быстро угасает в результате болезни или без видимых поверхностному взгляду причин.Другое дело, что верить можно в самые разные вещи, например в то, что “все люди равны”, или в то, что московский “Спартак” — самая великая футбольная команда всех времен и народов. И первоисточником веры могут выступать как положительные утверждения, так и отрицания. Можно верить в господа Бога и в то, что его не существует. Можно верить в то, что коммунизм есть царство Божие на земле, и в то, что он таковым не является. Однако вера, даже возникшая из отрицания, не может существовать исключительно этим отрицанием. Объектом веры и предметом верности непременно выступает некая идея — то есть в буквальном переводе с греческого “то, что видно”, образ. Она же — “философский термин, обозначающий “смысл”, “значение”, “сущность” и тесно связанный с категориями мышления и бытия”10. И потому идея по определению несовместима с пустотой, являющейся неизбежным, закономерным результатом последовательного отрицания. Наоборот, она призвана ликвидировать пустоту, образовавшуюся как следствие отрицания, чем-то заполнить ее. Другой вопрос, чем именно. Сокровищами земными или небесными. Жизненно необходимыми вещами или мусором и ядовитыми миазмами. Само понятие идеи в наиболее полном, высшем ее проявлении тесно связано с жизнью в широком смысле этого слова.“Живое существо — это наиболее наглядное проявление идеи. Однако не всякое восприятие “животного”, note 3 а только то, которым воспринимается жизнь его, note 4 выводящее за пределы “здесь” и “теперь”11.Чистое же отрицание несовместимо с жизнью. Отрицание, ничего не предлагающее взамен отрицаемого, есть смерть. Ощущение этого факта заложено в подсознании человека. Поэтому люди, чья вера возникла из отрицания чего-то, несогласия с чем-то, сознательно или бессознательно начинают искать нечто, какую-то идею, которую делают объектом своей веры и предметом верности вместо отвергнутого. Атеист, начав с отрицания Бога, неизбежно приходит к вере в материю, в человечество, в науку. Человек, отрицающий коммунистический рай, придумывает или ищет рай иной — подлинный или мнимый. Я помню, как в старших классах школы мы, представители советской молодежи начала 1980-х, начав свои поиски с критики и отрицания всех “прелестей” “самого справедливого и прогрессивного общественного устройства в истории человечества”, пришли к абсолютной идеализации “западного образа жизни”, о котором в то время имели представление в основном по передачам ВВС, “Голоса Америки” и джинсам, которыми торговали фарцовщики у “Детского мира”.Итак, молодому поколению, реально вступающему во взрослую жизнь, витально необходима идея как предмет веры, объект верности. Идея, которой можно служить. Идея, ради которой молодой человек был бы готов добровольно принять ограничения личной свободы, налагаемые на личность обществом. Идея, к которой он готов стремиться. Для достижения которой он готов преодолевать трудности, прилагать силы, идти на жертвы.Витальность идей: от чего она зависити как влияет на судьбу человекаСтаршему поколению это достаточно хорошо известно. Поэтому во всем мире общество, желая включить молодежь в свою структуру, использовать ее энергию для достижения своих целей и по возможности свести к минимуму реальные и потенциальные конфликты, связанные с этим, предлагает ей те или иные идеи в качестве предмета веры. Это одна из важнейших функций государственной идеологии. Однако следует иметь в виду, что идея, подобно большинству живых организмов, имеет определенный жизненный цикл. В какой-то момент она становится нежизнеспособной и умирает. Помните бендеровское: “Идея себя изжила”. Это может происходить, например, в том случае, когда идея реализована, провозглашенная цель достигнута. Можно создать новый автомобиль, более совершенный, чем все созданные ранее, как частное воплощение уже осуществленной идеи. Но нельзя вновь изобрести автомобиль вообще — он давно изобретен. Это может случиться также, если имеются некие условия, в которых данная идея существовать попросту не может. Скажем, идея всеобщего равенства по вполне очевидным причинам нежизнеспособна в обществе, строящем свою жизнь и убеждения на принципах кастовой системы. Другое дело, что есть вечные, универсальные или, я бы сказал, подлинные идеи и непреходящие ценности, но о них чуть позже.Пока же вернемся к тому, что предлагается молодежи обществом. Идеи, которые пытается внедрить в ее сознание государственная идеология, тесно связаны с целями и задачами данного государства. И с тем, как они понимаются и формулируются государственной элитой. История знает немало примеров, свидетельствующих о том, что государственная жизнь и само существование государственной системы обусловлены жизнеспособностью и актуальностью господствующих в данном обществе идей. Кризисы государственной идеологии и самой государственной системы тесно связаны друг с другом. Если возникший идеологический кризис не находит удовлетворительного разрешения: скажем, если на смену полностью реализованной и, таким образом, изжившей себя идее, не приходит новая, отвечающая актуальным потребностям времени, — это означает конец данного государства в том виде, в котором оно существовало. Например, упадок и гибель Римской империи тесно связаны с умиранием идеи “римского мира”, максимально реализованной в создании гигантской мировой державы и, таким образом, исчерпавшей себя. То же самое происходит, если общество по тем или иным причинам строит свою жизнь и веру в соответствии с изначально нежизнеспособной идеей. Третий рейх был обречен на гибель, ибо идея нацизма в своем крайнем проявлении неизбежно противопоставляла немцев не просто евреям или славянам, но всему человечеству. В этих условиях его не могли спасти ни жестокость Гиммлера, ни полководческие таланты Манштейна, ни “чудо-оружие” доктора Брауна.И, напротив, если государственная идеология находит ясный и точный ответ на вызов времени, созвучный традициям общества и архетипам, укоренившимся в коллективном бессознательном, система выживает в самых неблагоприятных обстоятельствах. Скажем, Сталин и его окружение, потерпев страшное поражение на фронте в 1941 г., столкнувшись с фактами массовой паники и сдачи в плен в действующей армии, отбросили, как изношенную тряпку, идею мировой революции и “освободительного похода” в Европу, настойчиво внедрявшуюся в сознание советской молодежи в предвоенные годы. Взамен во главу угла поставили идею патриотизма, за которую еще недавно можно было отправиться на лесоповал, заговорили о славе и традициях русского оружия, деяниях предков, в том числе таких отъявленных контрреволюционеров, как А.В. Суворов, о былом величии империи. Прекратились гонения на Церковь. Более того, осенью сорок первого вокруг Москвы на самолете обносили икону Владимирской Божьей матери. Армии вернули погоны. Саму войну объявили Отечественной. По сути, провозгласили старое доброе: “За веру, царя и отечество!”. Правда, говорят, Иосиф Виссарионович не сам до этого додумался, а, напуганный до смерти разразившейся катастрофой, лишь скрупулезно выполнил все то, что рекомендовал ему сделать в личном послании митрополит гор Ливанских. Но в нашем контексте это не так уж принципиально. Важно, что идея оказалась верной и нашла отклик в сердцах. Принеся в жертву не поддающееся подсчету количество жизней, народ вырвал победу в, казалось бы, безнадежно проигранной войне.То, что сегодня российская государственность и национальная идеология переживают глубокий и затянувшийся кризис, не требует доказательств. Необходимость поиска “государственной идеи” была провозглашена лет восемь назад, а воз и ныне там. Все потуги что-то сделать на этом поприще “политологов”, “экспертов”, “представителей творческой интеллигенции”, обслуживающих власть, а точнее, холуйствующих перед ней и одновременно использующих ее, пока ни к чему не привели. Нельзя же, в самом деле, всерьез воспринимать как государственную идеологию невнятное бормотание о том, что “Россия была и остается великой державой”, о “нашей верности принципам свободы и демократии”. Или видеть воплощение общенациональной идеи в песнопениях под музыку гимна Советского союза о том, как “российский орел совершает полет” в сочетании с партийно-правительственными стояниями на церковных службах в дни великих праздников. Все это только подтверждает очевидную мысль: пустое сердце не способно породить подлинно глубокую и великую идею. Недалекий ум не в состоянии создать привлекательный для массового потребления и внушающий доверие суррогат такой идеи.Таким образом, значительная часть современной российской молодежи фактически лишена каких-либо ясных и разумных ориентиров со стороны общества и государства в своих поисках источника личной веры и предмета личной верности. А если и семья не в состоянии ничего предложить молодому человеку, что, увы, сегодня не редкость, то он вынужден делать это на свой страх и риск, полагаясь на собственный инстинкт и ощущения, жизненный опыт, врожденные и приобретенные за предыдущие годы качества собственной личности.Если все предыдущие возрастные кризисы, о которых мы с вами говорили, в свое время не получили более или менее положительного разрешения, если элементы личностной идентичности остались несформированными или результатом предыдущего развития стала отрицательная идентичность, то очень велика вероятность, что решением юношеского кризиса станет уход в невроз, в наркотики или алкоголизм. Если же развитие и формирование личности протекали благополучно, то раньше или позже молодой человек найдет или сформулирует для себя идею, в которую он готов верить, верность которой он готов хранить. Если хотите, жизненное кредо. От качества, глубины и жизнеспособности этой идеи будет во многом зависеть его последующая жизнь — во всяком случае, в обозримом будущем.Чем глубже и качественнее идея, тем больше ее витальная сила. Верность такой идее не есть бремя, даже если она требует жертв от личности, но источник вдохновения и дееспособности, необходимый для подлинных жизненных свершений и достижений. “Жить стоит только тем и верить только в то, за что стоит бороться и умереть”12, — на первый взгляд эта сентенция кажется мрачноватой, но я считаю ее глубоко оптимистичной и жизнеутверждающей. Ведь “человек верит в то, что он воспринимает и ощущает как самое главное в своей жизни”13. И если самым главным в своей жизни он считает нечто подлинное, стоящее такой страшной и высшей цены, как человеческая жизнь, то и награда за верность будет соответствующей. Я вовсе не имею в виду идею загробного воздаяния, хотя это далеко не последнее дело. И уж тем более не памятник на братском кладбище, пусть даже и с почетным караулом. Я говорю о вещах более приземленных и материальных. Прежде всего о том, что тот, кто верит в истинные ценности, строит свою жизнь в соответствии с этой верой, стремится к ним, имеет реальный шанс на успех в этой жизни. Тот же, кто присягает на верность идеям ложным, мелким, малоценным и готов за такие идеи бороться и служить им, обречен на поражение и крах. Человек, который искренне верит в коммунизм, как показывает практика, скорее всего окончит свои дни в концентрационном лагере — неважно, сталинском или гитлеровском. Человек, который верит, что московский “Спартак” — лучший клуб всех времен и народов, и, храня верность этой идее, тратит время, силы и деньги на разъезды вместе со “Спартаком” по Европе, будет раз за разом испытывать жестокое разочарование.Вот еще один распространенный пример. Представим себе девушку, выросшую в российской глубинке, среди нищеты, грязи, мата и безысходного пьянства. Вот она вступает в юношеский возраст. И первое, что может возникнуть в душе такой девушки, — чувство возмущения и протеста против окружающей действительности: “Почему я должна здесь жить, терпеть все это?! Я не хочу! И не буду!”. И из этого возмущения, весьма возможно, возникнет бунт. Бунт этот, скорее всего, найдет свое материальное воплощение в том, что наша девушка соберет сумку и уедет. Куда? Конечно, в Москву. Если дело бунтом и ограничится, то по приезде в столицу она, по всей видимости, помыкавшись какое-то время, устроится на вещевом рынке продавцом в палатку, принадлежащую “лицу кавказской национальности”. Либо, что тоже не исключено, поступит в бригаду уличных жриц любви. Снимет дешевую комнату. Или квартиру на паях с другими такими же девушками. Если все пойдет нормально, то со временем выйдет замуж без особой любви за “не нового русского”. Нарожает ему детей. Лет через десять мы встретим ее, подурневшую и постаревшую, во дворе дома в спальном районе, ворчащую на то, что муж выпивает, что денег хватает только на еду, что на кухне не повернуться… Если же не сложится, то через какое-то время вернется домой, окончательно разочарованная и озлобленная. Или закончит свой путь в грязном наркоманском притоне…Теперь представим, что наша девушка пойдет в своем протесте несколько дальше и скажет себе что-то вроде: “Я сделаю все что угодно, но вырвусь из нищеты!”. В этом случае ее жизнь, скорее всего, сложится иначе. Стремление стяжать земное богатство или, по крайней мере, состояние, обеспечивающее определенный уровень материальных благ, — это уже не просто бунт. Это идея. Не Бог весть какая глубокая и оригинальная, но идея. Такая девушка не пойдет ни на рынок, ни на панель. Там недостаточно платят. Весьма вероятно, что ее можно будет разыскать в увеселительном заведении “для состоятельных господ”. Теоретически можно представить себе, что, проработав там какое-то время и постоянно откладывая деньги из очень немаленькой зарплаты, которую получают сотрудницы подобных учреждений, на банковский счет, она постепенно накопит сумму, достаточную для покупки квартиры и подержанной иномарки, и найдет какое-то иное занятие. Опять-таки теоретически нельзя исключить, что в веселое заведение заглянет молодой, красивый, богатый и неженатый. И мы станем свидетелями истории любви в лучших голливудских традициях. Но в реальности все обычно складывается иначе. Истории любви остаются уделом экранных героев. Необходимая же сумма упорно не скапливается — в сегодняшней Москве можно потратить любые деньги. Да и аппетит приходит во время еды… Если же и скапливается, то когда тебе за тридцать, тяжело менять привычное, пусть и порядком “доставшее” занятие на что-то другое и все начинать с нуля. Таким образом, “обеспеченная жизнь” оборачивается бесконечными бессонными ночами и треугольником: будуар — тренажерный зал — солярий. “Блага же земные” сводятся в основном к дорогому белью и косметике. Не Бог весть какой результат…Но возможен и третий вариант. Некоторые девушки из провинции не просто говорят: “Я уеду отсюда. Я вырвусь из нищеты!”. Они идут еще дальше и заявляют: “Я поеду в Москву и покорю ее!”. И если это не просто декларация, если это становится идеей, даже если хотите, идеей фикс, тогда держись все и вся! Потому что это идея, заслуживающая самого серьезного отношения. Потому что в ее основе, даже если наша героиня не отдает себе в том отчета, лежит идея могучая, глубоко коренящаяся в коллективном бессознательном человечества и проходящая красной нитью через всю его историю. Идея, наполнявшая ветром паруса колумбовой “Санта-Марии”, идея, толкавшая вперед, в н