Поль Реньяр - Умственные эпидемии
А. полностью выздоровел, но уже никогда более не мог написать стихов, сравнимых по достоинству с составленными им в ужасную ночь, когда он отождествлял себя с Дюмоляром и заживо был изъеден червями.
В бытность А. в Шарантоне там происходило очень оригинальное брожение среди больных. Двое или трое из них решили основать газету, и вот при каких условиях.
В то время в Шарантонской лечебнице находился некий 3., одержимый манией величия, сопровождавшейся странными идеями преследований. Это был весьма опасный человек, поклявшийся убить первого попавшегося ему на пути человека. Недолго думая, он с необычайной силой оторвал громадную железную полосу, вделанную в стену, и стал сторожить за дверью проходящих. К счастью, его своевременно заметили и обезоружили. С течением времени возбуждение А. значительно ослабело, и больной, за исключением упорного нежелания писать родным и менять белье, по-видимому, вернулся к довольно нормальному состоянию. Он проводил целые дни за чтением и переводом романов Диккенса.
Одновременно с ним и в его же отделении находился офицер, развлекавшийся писанием акварелей. Однажды он довольно удачно воспроизвел главные ворота лечебницы. 3., увидев рисунок, был внезапно озарен одной мыслью и написал под ним:
Путь в Мадополис
"Дорога, ведущая в Мадополис, не представляет собой шоссе с каменной насыпью, рвами и откосами; это — сферическая дорога, величиной с земной шар, а высотой равняющаяся величайшей египетской пирамиде.
С самого рождения мы вступаем на Мадополисскую дорогу, а сходим с нее лишь со смертью.
Странно при этом, что быстрее всего двигаешься по ней, может быть, во время сна, а переступаешь врата знаменитого города тогда, когда меньше всего этого ожидаешь. В Мадополисе живут мужчины и женщины. На свете почему-то весьма распространено ошибочное мнение, будто обитатели Мадополиса свалились с луны. Но гораздо больше лунатиков можно встретить за пределами Мадополиса, чем в его стенах. Путь, ведущий к Мадополису, кишит ими. Бедные люди! Они уходят от нас или идут к нам! Если бы мы стали припоминать, то увидели бы среди этой толпы лунатиков вас, о Мадополитяне, о Мадополитянки!"
Внизу листа он добавил следующие слова: "Воззвание следует продолжать". Затем, передавая листок офицеру, 3. сказал: "Мне бы следовало иметь собственный орган для выражения моих мыслей". "Что же, — ответил ему тот, — затеем газету. Я берусь ее иллюстрировать".
Дело было налажено в течение нескольких минут, и два наших маньяка принялись за работу. Газета была названа "Мадополисским жнецом".
В качестве главного редактора 3. лихорадочно работал, сочиняя по 5 стихотворений в день, обращаясь к сотрудникам с просьбами присылать ему статьи, которые он рассматривал, исправлял и сокращал. Любопытна была его нетерпимость к похвалам. Он грубо прогонял лиц, пытавшихся поздравить его с новым предприятием. Однажды надзирательница очень вежливо попросила дать ей почитать номер «Жнеца». 3. резко отказал ей в этом и даже вышел из себя без всякого видимого повода. Вскоре он, однако, кается в своей опрометчивости и спешит передать этой госпоже несколько номеров, в которых только что отказал ей, сопровождая их следующим стихотворным посланием: Музыкантше!
Сударыня! Вы «Жнец» наш непременноС начала самого желали б весь прочесть?Желанье дам для всех нас, несомненно,Есть честь!Вот почему я страшно бесновался,Что в первом номере на днях вам отказал.Он (кто-то им, знать, слишком восторгался)Пропал.Вчера я вновь, — и вмиг, и без помарок, —Весь воссоздал его, как вспомнил, как сумел.Желаю, чтоб тот копия подарокБыл целИ мог достичь до цели столь красивой,То есть до той, которая, увы,Была всегда такой нетерпеливой,Как вы."Жнец" задался задачей быть приятнымДля всех, кто услаждать умеет наш досуг,Кто в радостях, быть может всем понятным,Как друг;А потому, когда (хоть «Жнец» глупее,Чем мнит) вас посмешит моя галиматья,То посмеюсь вновь с музою моеюИ я!
Но надо признаться, что крайне напряженная умственная деятельность не была полезна для 3. Он грубо обращался со всеми и оскорблял своих сотрудников, вот почему в «Жнеце» перестали появляться статьи, а взамен них его наводнили писания редактора. Он брался за все, за прозу и стихи. Позволю себе привести одно поистине замечательное произведение, написанное им во время страшно возбужденного состояния. Из Шарантона виднеется полотно Лионской железной дороги и Орлеанской ветви, постоянно слышны свистки и шум от проходящих мимо поездов — это служит развлечением для всех шарантонских обитателей. Вот почему «Жнец» не мог умолчать об этом явлении.
ЛокомотивСолнце скрылось. ПоселянеВозвращаются с работ,Тихо с гор к родной полянеСтадо мирное бредет.Дилижанс промчался шибко…Небо ясно, воздух чист,Не колыхнет веткой гибкой,Не дрогнет на ветке лист.Вдалеке в огнях сверкаетДымный город… Близок сон:Вся природа понижаетГолос дня на целый тон."Оно" весь шар земной мгновенно облетит."Оно" закатится, наверно, в океане.Но сзади ряд огней, краснеющих в тумане.Про кровь, про жертвы говорит.Кто ж то «оно», что грозно, без пощады,Крушит все на пути?Что смело, как прогресс,Уничтожает все, все встречные преграды?То — он, локомотив! Перл мысли! Перл чудес!Он должен вдребезги б разбиться, несомненно…Когда сдержать его не смог бы человек,Никто б не в силах был сдержать во всей вселеннойЕго безумный бег!Ему все груди гор покорно открываютГлубь тайных недр, глубь сердца своего;Ему все лучшие селенья уступаютСвои луга и нивы; для негоДолины тихие сверкают все огнями:С ним глушь пустынь полна столичной суеты;Под ним над безднами и гордыми рекамиВзлетают гордые мосты!Он рушит все. Прошел как вихрь. И где жеГраницы царств? Для всех нас есть леса,Есть горы, для него — везде и рельсы те же,И те же небеса!Он удлинил нам пух от люльки до кладбища;Он увеличил нам количество часов,Он жизнь внес в самые пустынные жилища,Сбил версты в несколько шагов.Локомотив всех больше защищаетСтрану в дни войн: он свежих, полных сил,Одетых заново, солдат родных бросаетНа землю чуждую, к врагам их, в самый пылКровавых битв… И как он гордо мчитсяПотом назад с толпой героев и вождей!Как будто доблестью и славой их гордится,Как будто пульс в те дни в нем бьется горячей!Весь этот механизм, ничтожный винт в которомЕсть плод усидчивых мучительных работ,Наглядно говорит, что мир, согласным хором,С прогрессом об руку, все движется вперед.Он — это общность дум, плод общей цели — знанье!Стихийной силы мощь, которую сдержалУм мощью мышц своих,Господних уст дыханье, —Одушевившее безжизненный металл.
3. не смог долго выносить эту усиленную деятельность. Его горделивые идеи стали сопровождаться бешеным бредом. В один прекрасный день он принялся петь во все горло. Ночью он продолжал делать то же самое, на следующий день у него пропал голос, его глаза дико блуждали, дыхание стало затрудненным, и изо рта появился дурной запах. Он умер в тот же вечер.
Но возвратимся к "Мадополисскому Жнецу" и к его редакторам. В то время, когда 3. основывал газету, в Шарантоне находился молодой инженер, преследуемый манией величия и поступавший в лечебницу уже третий раз. Он мало интересовался литературным движением, происходившим вокруг него, и целыми днями писал письма императору, императрице, Дебароллю и своим родным.
Я приведу некоторые из них, чтоб читатель мог себе представить, с каким больным мы имеем дело.
"Г-ну Дебароллю. Придите взглянуть на мою руку, пока она еще вся покрыта пузырями и мозолями, образовавшимися от кирки и лопаты". — "Дорогой брат, не мог бы ты охранять собственной персоной Вандомскую колонну". — "Дорогая сестра, хорошо было бы, если бы ты могла защитить собственной особой и телом колонну Бастилии? Возьми с собой обруч, хотя бы от кринолина, и обрати внимание на форму решетки". — "Дорогая племянница, восстанови согласие между теткой и дядей", и т. п.
Однажды главный редактор «Жнеца» обратился к нему с просьбою принять участие в его газете. Его самолюбие было польщено этим предложением. Он немедленно принялся за работу и принес свою первую статью, начинавшуюся следующим образом:
"Что это такое?
