Карен Хорни - Невротическая личность нашего времени
Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вначале выделить общие для всех мазохистских наклонностей элементы, или, точнее, то фундаментальное отношение к жизни, которое лежит в основе таких тенденций. Когда они исследуются с этой точки зрения, их общим знаменателем определенно является ощущение внутренней слабости. Это чувство проявляется в отношении к себе, к другим людям, к судьбе в целом. Кратко оно может быть описано как глубинное ощущение собственной незначительности, или, скорее, ничтожности. Например, ощущение себя тростинкой, открытой всем ветрам; ощущение того, что ты находишься во власти других, будучи всецело в их распоряжении, что проявляется в тенденции к сверхугодничеству и в защитном чрезмерном упоре на самообладании и желании не сдаваться; ощущение своей зависимости от любви, расположения и суждения других людей, причем первое проявляется в чрезмерной любви и привязанности, второе – в чрезмерном страхе неодобрения; ощущение того, что не в силах изменить что-либо в собственной жизни, предоставляя другим нести за нее всю ответственность; чувство полной беспомощности перед судьбой, проявляемое в негативном плане в ощущении неминуемого рока, а в позитивном – в ожидании чуда; ощущение невозможности существования без побудительных стимулов, средств и целей, задаваемых другими людьми; ощущение себя воском в руках ваятеля. Как еще должны мы понимать это ощущение внутренней слабости? Является ли оно в конечном счете выражением отсутствия жизненной силы? В некоторых случаях это, может быть, и так, но в целом различия в жизнеспособности среди невротиков ничуть не больше, чем среди здоровых людей. Является ли оно простым следствием тревожности? Определенно тревожность некоторым образом связана с этим ощущением, но одна лишь тревожность могла бы вызвать противоположный эффект, побуждая человека стремиться и достигать все большей силы и могущества ради собственной безопасности.
Ответ заключается в том, что на самом деле такого ощущения внутренней слабости вовсе нет. То, что ощущается как слабость, является лишь результатом склонности к слабости. Этот факт можно понять из тех характерных черт, которые мы уже обсудили: в собственных чувствах невротик бессознательно преувеличивает свою слабость и упорно настаивает на ней. Однако склонность невротика к слабости может быть обнаружена не только при помощи логической дедукции; очень часто она видна в действии. Нередко пациенты убеждают себя в том, что у них органическое заболевание. Один из моих пациентов каждый раз при столкновении с трудностями сознательно хотел заболеть туберкулезом, лечь в санаторий, где бы о нем целиком и полностью заботились. Если высказывается какое-либо требование, первым импульсом, возникающим у такого человека, является желание уступить, а затем возникает противоположное желание во что бы то ни стало отказаться от уступки. В ходе анализа самообвинения пациента часто возникают в результате принятия им в качестве собственного мнения критики, которую он предчувствует. Таким образом пациент показывает свою готовность к заведомой уступке еще до всякого суждения. Эта тенденция слепо принимать руководящие указания, полагаться на кого-либо, убегать от трудностей с беспомощным призванием: «Я не могу», – вместо того чтобы воспринять их как вызов, является дополнительным свидетельством слабости.
Обычно страдания, обусловленные этими склонностями к слабости, не приносят какого-либо сознательного удовлетворения, а, напротив, безотносительно к той цели, которой они служат, определенно составляют часть общего осознания невротиком своего несчастья. Тем не менее эти склонности направлены на удовлетворение, даже когда они не достигают его, по крайней мере, внешне. Иногда можно наблюдать эту цель, а подчас может показаться, что цель достигнута. Одна пациентка отправилась за город навестить своих подруг, но была разочарована приемом: подруги не только не встретили ее, но некоторых из них не оказалось дома. Ее охватили мучительные, тягостные чувства. Но вскоре она ощутила, что погружается в чувство предельной безысходности и одиночества, в ощущение, которое короткое время спустя она осознала как совершенно несоразмерное вызвавшему его событию. Такое погружение в ощущение горя не только успокаивало боль, но воспринималось как определенно приятное.
Достижение удовлетворения встречается гораздо чаще и гораздо очевиднее в таких сексуальных фантазиях и перверсиях мазохистского характера, как воображаемые изнасилования, избиения, уничтожения, порабощения или их действительное воплощение. На самом деле они представляют собой лишь еще одно проявление той же самой общей склонности к слабости.
Достижение удовлетворения посредством погружения в горе является выражением общего принципа нахождения удовлетворения через потерю собственного «Я» посредством растворения своей индивидуальности в чем-то большем, путем избавления «Я» от сомнений, конфликтов, болей, ограничений и изоляции. Это то, что Ницше называл освобождением от principium individualionis. Это то, что он имел в виду под «дионисийским» началом, которое считал одним из основных стремлений, свойственных человеческим существам, в противоположность тому, что он называл «аполлоновскнм» началом, которое работает в направлении активного преобразования и подчинения жизни. Рут Бенедикт говорит о «дионисийских» тенденциях в связи с попытками вызвать экстатическое переживание и указывает, сколь широко распространены эти тенденции среди различных культур и сколь разнообразны формы их выражения.
Сам термин «дионисийский» взят из культов Дионисия в Греции. Они, так же как и более ранние фракийские культы, преследовали ту же цель максимальной стимуляции всех чувств – вплоть до стадии перехода в галлюцинаторные состояния. Средствами вызывания экстатических состояний были музыка, однообразный ритм флейт, неистовые ночные пляски, одурманивающие напитки, сексуальная несдержанность – все, способствующее возникновению возбуждения и экстаза. По всему миру распространены обычаи и культы, следующие тому же самому принципу: в групповой форме – в виде разгула в период праздников и в религиозном экстазе, и среди отдельных людей, ищущих забвения в наркотиках. Боль также играет некоторую роль а порождении «дионисийского» состояния. В некоторых равнинных индейских племенах видения вызываются посредством поста, отсечения части телесной плоти, связывания человека в болезненной позе. В «солнечных плясках» – одной из наиболее важных церемоний равнинных индейцев – физические пытки были весьма распространенным способом вызывания исступленных экстатических переживаний. Флагеллянты в средние века применяли избиение для вхождения в экстаз, кающиеся грешники в Нью-Мехико использовали для этой цели колючки, битье, ношение тяжестей. Сам термин «экстаз» буквально означает «быть вовне» или «вне себя».
Хотя в этих культах выражение «дионисийских» начал далеко от переживаний, принятых в нашей культуре, они не полностью чужды нам. До некоторой степени все мы знаем об удовлетворении, получаемом от состояния «забытья». Мы ощущаем его в процессе засыпания после физического или умственного напряжения или входя в наркоз. Тот же самый эффект может быть вызван алкоголем. Одним из факторов, обусловливающих использование алкоголя, определенно является снятие внутренних запретов, другим – ослабление печали и тревожности, но и в этом случае также первичное удовлетворение, к которому стремятся, – это удовлетворение от забытья и утраты сдерживающих начал. Не много найдется людей, не знающих удовлетворения от своей полной поглощенности каким-либо сильным чувством, например любовью, музыкой, наслаждением природой, энтузиазмом по поводу общего дела или сексуальным разгулом. Как можем мы объяснить явную универсальность этих стремлений?
Несмотря на счастье, которое может подарить жизнь, она в то же самое время полна неизбежных трагедий. Даже если нет какого-либо особого страдания, все же остаются старость, болезни и смерть. Говоря еще более общим языком, человеческой жизни неотъемлемо присуще то, что человек ограничен и изолирован: ограничен в том, что он может понять, достичь или чем может насладиться, изолирован – потому что является единственным в своем роде существом, отделенным от своих ближних и от окружающей природы. В действительности большая часть принятых в культуре способов достижения забвения направлена на преодоление этой индивидуальной ограниченности и изолированности. Наиболее проницательное и прекрасное выражение это стремление получило в Упанишадах, в образе рек, которые текут и, растворяясь в океане, теряют свои названия и очертания. Растворяя себя в чем-то большем, становясь частью большей сущности, человек до определенной степени преодолевает свои границы, как это выражено в Упанишадах: «Полностью растворяясь, мы становимся частью творческого принципа Вселенной». В этом, по-видимому, и состоит великое утешение и удовлетворение, которое религия может предложить людям; теряя себя, они могут войти в единство с Богом или природой. Такого же удовлетворения можно достичь преданностью великому делу: полностью отдавая себя ему, мы ощущаем единство с более великим целым.
