Ирина Медведева - Разноцветные “белые вороны”
Этюд 2. Хозяин привел собаку на собачью выставку, где нужно было сделать… (перечислить, что именно), но придя туда, она наотрез отказалась от участия, хотя согласилась остаться в качестве зрителя. Каково же было ее огорчение, когда она увидела, какими медалями и призами наградили собак–победителей! (Показать.) А потом и всем остальным участникам выставки вручили разные чудесные подарки… (Перечислить как можно больше любимых ребенком вещей.)
Этюд 3. Однажды, когда хозяин и собака были на прогулке, им нужно было перейти улицу. Хозяин велел собаке стоять смирно, дожидаясь зеленого света, но собака заупрямилась и пошла на красный. В результате она чуть не попала под машину, а к хозяину подошел милиционер, отвел в милицию и оштрафовал. Это как раз были все те деньги, на которые он собирался купить собаке… (Мороженое, банан, шо–коладку и т. п.)
Разумеется, градус упрямства у разных детей разный. Интересно, что очень покладистые, кроткие дети в каких–то вопросах проявляют поистине ослиное упрямство. И его нужно уважать как хрупкий оплот независимости и достоинства.
А вот упрямству мутистом потакать не стоит (см. главу «Заговор молчания»)
В целом же психоэлевацию упрямства можно представить следующим образом. Устранив или сгладив причины, порождающие этот недостаток, надо параллельно стремиться перевести его на качественно новый уровень, возвысил до достоинства. Пользуясь уже закрепившейся в характере ребенка привычкой противодействовать, «упираться рогом», постарайтесь направить эту привычку в иное русло. Пусп сопротивляется неблагоприятным обстоятельствам, пусть противостоит неудачам, пусть преодолевает преграды — как внешние, так и внутренние — мешающие достижении цели. Иными словами, упрямство можно элевировать, превратив в упорство.
А упорство, согласитесь, — не такая ух плохая черта!
ХОЧУ И БУДУ!
С упрямством во многом перекликается демонстративное, вызывающее, вычурное поведение. По сути дела, это разные стороны негативизма. С той лишь разницей, что упрямец просто отказывается выполнить ту или иную просьбу, то или иное действие, а демонстративный ребенок в ответ на заданный ситуацией норматив реагирует совсем иным, часто немыслимым образом. Можно сказать, что упрямство — это негативизм пассивный, а демонстративность — активный. Но такое деление, конечно же, условно, четкой грани тут нет, одно может легко переходить в другое.
В предыдущей главе мы уже коснулись демонстративности переходного возраста, теперь посмотрим на это немного в другом ракурсе. Бытует мнение, что любые, самые невероятные проявления подростковой «самости» — в порядке вещей. Дескать, ничего, перебесится. Лишь бы в тюрьму не угодил и в подоле не принесла. А все остальное — пожалуйста!
Нам кажется, тут уместно несколько более тонкое разграничение. Когда девочка стремится надеть чересчур смелый туалет, а мальчик «балуется» сигаретами или залихватски опрокидывает стакан водки, это, конечно, демонстрация; но в таком желании себя искусственно «овзрослить» есть хотя бы внутренняя логика: девочка хочет казаться искушенной, видавшей виды женщиной, а мальчик — бывалым мужчиной. Да, эти потуги смешны, но цель понятна. Подростки уверены, что они тем самым себя украшают. Короче говоря, содержание их бунта — это нежелание выглядеть на свой возраст. И наоборот, бурное желание приблизить взрослость.
А вот девочка, которая стрижется наголо, или мальчик, который красит шевелюру в ярко–зеленый цвет, — это уже бунт с какой–то другой подоплекой. Скорее его можно охарактеризовать как истерическую попытку привлечь к себе внимание. Причем внимание отрицательное. Это должно настораживать даже не своей экстравагантностью, а сознательной порчей облика, тогда как самое главное в подростковом возрасте — желание нравиться.
Да, этому «трудному» возрасту присущи крайности. И в каком–то смысле дети их впоследствии перерастают. Но истерическое желание выделиться, противопоставив себя окружающим любой ценой, в том числе и ценой утраты привлекательности, во многих случаях никуда не исчезает. Личностная тенденция остается. Она может трансформироваться и уже не так бросаться в глаза, зато есть опасность, что разрушение внешнего облика сменится разрушением организма в целом и психики в первую очередь. Недаром подростков–панков, подростков–хиппи и т. п. принято называть группой риска. Среди них гораздо чаще встречаются наркоманы, алкоголики, люди с асоциальным поведением. Вот и выходит, что демонстративность с тенденцией к саморазрушению, перешагнув барьер пубертатного возраста, внешне как будто бы блекнет, но по существу прогрессирует.
Хочется подчеркнуть, что это именно тенденция, а не фатально неизбежная динамика, но лучше обращать внимание на такую тенденцию вовремя и принимать соответствующие меры.
Естественно задать вопрос: может ли демонстративность быть патологической доминантой личности? Ответить непросто. И да, и нет. Как и упрямство, демонстративность скорее сопутствующий поведенческий признак, но он может стать таким ярким, таким выпирающим, что заслонит основной. Бывает же, когда видишь женщину, в одежде которой есть какой–то яркий, кричащего цвета или формы аксессуар, уже не замечаешь основу ее одежды — пальто. Только и думаешь: «Кто там, в малиновом берете?»
Но в строгом смысле слова патологической доминантой демонстративность у невротиков не бывает никогда. Во всяком случае, мы с этим не сталкивались. Хотя демонстративных детей видим практически в каждой группе.
Что полезно знать о демонстративности? Во–первых, то, что это парадоксальное проявление застенчивости. Интересно, что сначала такие дети кажутся вполне раскованными, даже развязными. Мысль об их застенчивости и в голову не приходит. И. на первом этапе лечения они успешно справляются с требованием показать на ширме театральный этюд. Но надо видеть, что с ними творится на втором этапе, когда надо участвовать в спектакле и они знают, что впереди премьера, сцена, зрители! Вдруг они делаются страшно скованньми, даже деревянными. В буквальном смысле слова не похожими на себя.
Обычно стеснительность, смущение выражаются в желании спрятаться, скрыться, стать невидимым. Тут же наоборот. Человек не прячется, а всячески выставляет себя напоказ, причем со знаком «минус». В чем же здесь дело?
Вероятнее всего, такое поведение соответствует шекспировской формуле «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть». При заниженной самооценке застенчивый человек нередко пребывает в ошибочной уверенности, что на него обращено всеобщее внимание, причем внимание отнюдь не одобрительное: его осуждаю», презирают, над ним смеются.
«Ах, так?! — думает он, — Так лучше я сам буду вызывать ваше негодование, презрение, смех».
И начинает провоцировать у окружающих отрицательные эмоции, которые он, по его убеждению, все равно непроизвольно вызывает. То есть он начинает как бы дирижировать «вселенской неприязнью по отношению к себе», ограждая тем самым свое самолюбие от неожиданных травм. Теперь ему заранее якобы известно, чего ждать в тот или иной момент, и такое волевое вмешательство проливает капли бальзама на его бесчисленные душевные раны.
Во–вторых, демонстративность бывает сопряжена с неутоленной жаждой лидерства. Вернее, не утоленной нормальным путем. Кстати, именно здесь, пожалуй, следует искать кардинальное отличие демонстративных детей от просто застенчи–вых. Этот момент нельзя недооценивать. Во многих случаях, когда такой ребенок обретает «здоровое» поле для самоутверждения, его демонстративность сглаживается или исчезает вовсе.
И, наконец, третье обстоятельство, которое важно учитывать. Одним из существеннейших, а порой самым существенным источником демонстративности является тот или иной порок в семейных отношениях. И на этом, пожалуй, стоит остановиться.
Иногда сложности в семье сразу бросаются в глаза. Скажем, в истории с Гришей Е. многое было понятно с самого начала: мать не скрывала от нас, что у мальчика очень тяжелые отношения с отчимом. У отчима в первом браке был сын, которого он обожал и которого постоянно сравнивал с пасынком. Отнюдь не в пользу последнего. Ситуация вполне понятная, вот только что со всем этим делать? Отчим охотно признавал свои ошибки, но заявлял, что измениться не в состоянии. А Гриша обладал совсем не ангельским характером и не соглашался на роль жертвы. Поведение его было не просто демонстративным, а вызывающим. Придя в гости, он, одиннадцатилетний школьник, мог закатить скандал или полвечера ныть, видя, что всем очень весело, и требовать немедленно увести его домой. Дома же с ним вообще не было сладу. Он буквально изводил взрослых сварливостью, вечными придирками, доходящими до откровенных издевательств, и стремлением всегда все сделать наперекор. Даже его жадность была демонстративной до карикатурности. И он ее нисколько не стыдился, а наоборот — неустанно подчеркивал.
