Ирвин Ялом - Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти
Когда я описал манеру Наоми как «высокомерную» и напомнил ей о возможных последствиях ее слов, я пошел на известный риск. Но коэффициент безопасности был довольно высок: у нас с Наоми уже давно установились близкие доверительные отношения. Никто не любит выслушивать неодобрительные замечания — особенно от своего психотерапевта, поэтому я предпринял ряд мер, которые облегчили бы восприятие моих слов. Я тщательно подбирал слова, чтобы не оскорбить Наоми. Например, употребленное мной слово «отдалился» в то же время несло дополнительный смысл: я сообщил, что хочу быть ближе, а разве в этом можно усмотреть оскорбление?
Более того, я критиковал не саму Наоми (это очень важный момент!), но лишь некоторые аспекты ее поведения. На самом деле я лишь хотел сказать, что, когда она ведет себя так-то и так-то, я чувствую то-то и то-то. Затем я сразу же добавил, что подобные осложнения не в ее интересах: ведь она не хочет, чтобы я боялся ее, чувствовал себя некомфортно и хотел бы от нее дистанцироваться.
Обратите внимание на использование в работе с Наоми эмпатии, которая жизненно важна для эффективных терапевтических отношений. Когда я рассказывал об идеях Карла Роджерса по поводу эффективного поведения психотерапевта, я подчеркивал роль эмпатии (наряду с искренностью и неизменно позитивным отношением к пациенту). Но эмпатия — двусторонний процесс: вы должны не только сами проникать во внутренний мир пациента, но и помогать ему развивать эмпа-тию по отношению к другим людям.
Вот один из эффективных приемов. Спросите пациента: «Как вы думаете, что я чувствую после ваших комментариев?» Так, я незамедлительно сообщил Наоми о своей реакции на ее слова. Первый ответ, спровоцированный гневом, звучал так: «Вы это заслужили». Но затем, несколько успокоившись, она поняла, что ее едкий тон и резкие комментарии неприятны ей самой. Наоми стало неудобно, что она спровоцировала меня на негативные эмоции, и женщина начала бояться, что нарушила безопасность и уют нашего терапевтического пространства, хотя на самом деле ей хотелось их сохранить.
САМОРАСКРЫТИЕ ТЕРАПЕВТА
Психотерапевтам следует раскрывать свои чувства, как попытался сделать я на сеансе с Наоми. Немногие из моих рекомендаций вызывают такое неприятие у других терапевтов, как совет как можно больше раскрываться перед пациентом. Они терпеть этого не могут, им кажется, что тень пациента вторгнется в их личную жизнь. Я остановлюсь на этом подробнее, а пока хочу заметить, что вовсе не имею в виду, что психотерапевты должны во всех ситуациях непременно раскрывать свои чувства.
Вы должны отчетливо представлять себе, что самораскрытие психотерапевта не одномерно, можно выделить несколько его разновидностей: раскрытие в плоскости «здесь и сейчас» (см. ситуацию Наоми), раскрытие механизмов психотерапии; раскрытие фактов личного опыта (из области настоящего или прошлого).
Как работает психотерапия: профессиональное самораскрытие
Должны ли мы раскрывать пациентам механизмы нашей работы? Великий Инквизитор из романа Достоевского считал, что человечеству необходимы три вещи — чудо, тайна и авторитет. В самом деле древние целители и религиозные деятели в избытке снабжали людей этими несказанными благами. Властелинами чуда и тайны были шаманы. В те времена, когда медицина еще не была самостоятельной областью, лекари надевали длинные белые балахоны, напускали на себя всезнающий вид и ослепляли пациентов блеском изощренных рецептов, которые писались исключительно на латыни. Да и вплоть до недавнего времени врачи всем своим видом давали понять, что они на голову выше своих пациентов. Они вели себя совершенно отстраненно, изрекали глубокомысленные сентенции и украшали стены своих кабинетов многочисленными дипломами и портретами всевозможных «гуру».
Даже сегодня некоторые психотерапевты лишь в общих чертах разъясняют пациентам, как работает терапия. Они разделяют убеждение Фрейда, что неопределенность и недостаток информации об истинном лице психотерапевта способствуют формированию «переноса». Но почему Фрейд считал существенным развитие «переноса»? Потому что исследование этого эффекта помогает получить ва'жные сведения о внутреннем мире пациента и о его детстве.
Тем не менее я считаю, что, открыв пациенту закономерности терапевтического процесса, психотерапевт ничего не теряет, а только выигрывает. Многочисленные убедительные исследования индивидуальной и групповой терапии подтверждают, что систематическая и тщательная подготовка пациентов к сеансам повышает эффективность терапии. Что же касается «переноса», то это выносливое растение будет расти и без особых усилий с нашей стороны.
Итак, лично я делюсь с пациентами механизмом работы терапии. Я рассказываю им, как все это работает, какова моя роль в терапевтическом процессе и, самое главное, что они сами могут сделать, чтобы повысить эффективность своего лечения. Я без колебаний рекомендую пациентам те или иные публикации, если это кажется мне уместным.
Я взял за правило разъяснять пациентам свое внимание к «здесь и сейчас» и даже на первом сеансе спрашиваю, что они думают по поводу нашей сегодняшней работы. Обычно я задаю следующие вопросы: «Чего вы от меня ждете? Как вы считаете, я соответствую вашим ожиданиям? Как вам кажется, движемся ли мы по правильному пути? Испытываете ли вы ко мне какие-нибудь эмоции, которыми хотите со мной поделиться?»
Потом я говорю: «Вы увидите, я часто задаю вопросы о том, что происходит «здесь и сейчас». Я считаю, что исследование наших взаимоотношений даст нам много ценной и точной информации. Конечно, вы можете рассказывать мне обо всем, что связано с вашими друзьями, боссом или супругом. Но помните об одном ограничении: я их не знаю, а то, что расскажете мне вы, в любом случае будет предвзятым. Мы на все смотрим со своей колокольни, и этого нельзя избежать. Но то, что происходит здесь, в кабинете, заслуживает доверия: ведь мы участвуем в этом вдвоем и, кроме того, можем тут же обменяться нашими мыслями и чувствами». Все мои пациенты понимают и принимают такое объяснение.
Раскрытие фактов личного опыта психотерапевта
Некоторые психотерапевты опасаются, что, стоит им чуть приоткрыть дверь в свою личную жизнь, как пациент начнет ломиться туда. «А вы счастливы? Ваш брак достаточно успешен? А как складывается ваша социальная жизнь? А что у вас с сексом?»
Мой опыт говорит мне, что эти страхи беспочвенны. Хотя я прошу своих пациентов задавать мне вопросы, никто из них не требовал, чтобы я поделился слишком интимными деталями своей жизни. А если бы это случилось, я сделал бы акцент на «здесь и сейчас», то есть спросил бы пациента, с какой целью он настойчиво пытается поставить меня в неловкое положение. Повторюсь, что психотерапевт должен раскрываться перед пациентом лишь в терапевтических целях, а не потому, что так «надо» или «хочется».
Какие бы потрясающие результаты ни давало самораскрытие, это очень сложный процесс. Это станет понятно из анализа сеанса с Джеймсом, мужчиной 46 лет, чью историю я уже рассказывал в главе 3. Ему было 16, когда его брат погиб в автокатастрофе.
Джеймс задает трудный вопрос
Хотя мои основополагающие терапевтические принципы — это толерантность и безоговорочное приятие всего, у меня тоже есть свои предрассудки. Так, я терпеть не могу паранормальных явлений: не признаю лечение по ауре, обожествленных гуру, всевозможных целителей и пророков. Меня раздражают непроверенные лечебные программы различных диетологов и такие глупости, как астральные путешествия, магические кристаллы, энергетические каналы, видение на расстоянии, левитация, психокинез и полтергейст. Я не верю, что имеет смысл терапия прошлых жизней, и что пришельцы способствовали развитию древних цивилизаций, научили землян выращивать пшеницу и построили египетские пирамиды.
Однако я всегда считал, что смогу отбросить свои предрассудки и работать с любым пациентом, независимо от его убеждений. Но в тот день, когда порог моего кабинета переступил Джеймс с его страстью к паранормальным явлениям, я понял, что мою профессиональную нейтральность ждет суровое испытание.
Хотя Джеймс обратился за помощью не из-за своих паранормальных убеждений, связанные с ними моменты всплывали на каждом сеансе. Вот, например, сон, который приснился Джеймсу:
Я лечу по воздуху, хочу навестить своего отца в Мехико, кружу над городом, снижаюсь и заглядываю в окно его спальни. Я вижу, что он плачет, и мне даже не нужно спрашивать почему: я знаю, он плачет из-за меня, из-за того, что оставил меня, когда я был маленьким. Потом я оказываюсь на кладбище в Гуадалахаре, где похоронен мой брат. Почему-то я звоню самому себе на мобильный и слышу свое сообщение: «Я Джеймс Г… Мне больно. Пожалуйста, пришлите помощь».
