Дмитрий Узнадзе - Психология установки

Теория «обманутого ожидания». В психологической лите­ратуре мы встречаем теорию, которая, казалось бы, вполне отвечает поставленному здесь нами вопросу. Это — теория «обманутого ожидания». Правда, при ее разработке упомя­нутые нами аналоги иллюзии веса были еще не известны: они были впервые опубликованы нами в связи с проблемой об основах данной иллюзии позднее[4]. Тем больше внимания заслуживает эта теория сейчас, когда наличие этих аналогов определенно указывает, что в основе интересующих здесь нас феноменов должно лежать нечто, имеющее, по существу, лишь формальное значение и потому могущее оказаться год­ным для объяснения тех случаев, которые, касаясь материа­ла различных чувственных модальностей, столь сильно отли­чаются друг от друга со стороны содержания.

Теория «обманутого ожидания» пытается объяснить ил­люзию веса следующим образом: в результате повторного поднимания тяжестей (или же для объяснения наших фено­менов мы могли бы сейчас добавить — повторного воздей­ствия зрительного, слухового или какого-либо другого впе­чатления) у испытуемого вырабатывается ожидание, что в определенную руку ему будет дан всегда более тяжелый предмет, чем в другую, и когда в критическом опыте он не по­лучает в эту руку более тяжелого предмета, чем в другую, его ожидание оказывается обманутым, и он, недооценивая вес полученного им предмета, считает его более легким. Так воз­никает, согласно этой теории, впечатление контраста веса, а в соответствующих условиях и другие обнаруженные нами аналоги этого феномена.

Нет сомнения, что теория эта имеет определенное пре­имущество перед мюллеровской, поскольку она в основе признает возможность проявления наших феноменов всюду, где только может идти речь об «обманутом ожидании», сле­довательно, не только в одной, но и во всех наших чувствен­ных сферах. Наши опыты именно и показывают, что интере­сующая здесь нас иллюзия не ограничивается сферой одной какой-нибудь чувственной модальности, а имеет значитель­но более широкое распространение.

Тем не менее принять эту теорию не представляется возможным. Прежде всего она малоудовлетворительна, по­скольку не дает никакого ответа на существенный в нашей проблеме вопрос — вопрос о том, почему, собственно, в одних случаях возникает впечатление контраста, а в других — асси­миляции. Нет никаких оснований считать, что субъект дей­ствительно «ожидает», что он и в дальнейшем будет получать то же соотношение раздражителей, какое он получал в пред­варительных опытах. На самом деле такого «ожидания» у него не может быть, хотя бы после того, как выясняется пос­ле одной-двух экспозиций, что он получает совсем не те раз­дражения» которые он, быть может, действительно «ожидал» получить. Ведь в наших опытах иллюзии возникают не толь­ко после одной-двух экспозиций, но и далее.

Но и независимо от этого соображения теория «обману­того ожидания» все же должна быть проверена, и притом проверена, если возможно, экспериментально; лишь в этом случае можно будет судить окончательно о ее приемлемости.

Мы поставили специальные опыты, которые должны были разрешить интересующий здесь нас вопрос о теорети­ческом значении переживания «обманутого ожидания». В данном случае мы использовали состояние гипнотическо­го сна, поскольку оно предоставляет в наше распоряжение выгодные условия для разрешения поставленного вопроса. Дело в том, что факт рапорта, возможность которого пред­ставляется в состоянии гипнотического сна, и создает нам эти условия.

Мы гипнотизировали наших испытуемых и в этом состо­янии провели на них предварительные опыты. Мы давали им в руки обычные шары — один большой, другой малый и за­ставляли их сравнивать эти шары по объему между собой. По окончании опытов, несмотря на факты обычной постгипнотической амнезии, мы все же специально внушали испы­туемым, что они должны основательно забыть все, что с ними делали в состоянии сна. Затем отводили испытуемого в дру­гую комнату, там будили его и через некоторое время, в бодр­ствующем состоянии, проводили с ним наши критические опыты, т. е. давали в руки разные по объему шары, с тем что­бы испытуемый сравнил их между собой.

Наши испытуемые почти во всех случаях находили, что шары эти неравны, что шар слева (т. е. в той руке, в которую в предварительных опытах во время гипнотического сиа они получали больший по объему шар) заметно меньше, чем шар справа.

Таким образом, не подлежит сомнению, что иллюзия мо­жет появиться и иод влиянием предварительных опытов, проведенных в состоянии гипнотического сна, т. е. в состоянии, в котором и речи не может быть ни о каком «ожидании». Ведь совершенно бесспорно, что наши испытуемые не имели ровио никакого представления о том, что с ними происходи­ло во время гипнотического сна, когда над ними проводились критические опыты, и «ожидать» они, конечно, ничего не могли. Бесспорно, теория «обманутого ожидания» оказыва­ется несостоятельной для объяснения явлений наших фено­менов.

8.  Установка как основа этих иллюзий. Что же, если не «ожидание», в таком случае определяет поведение человека в рассмотренных выше экспериментах? Мы видим, что вез­де, во всех этих опытах, решающую роль играет не то, что спе­цифично для условий каждого из них, — не сенсорный мате­риал, возникающий в особых условиях этих задач, или что- нибудь иное, характерное для них, — не то обстоятельство, что в одном случае речь идет, скажем, относительно объема, гаитического или зрительного, а в другом — относительно веса, давления, степени освещения или количества. Нет, ре­шающую роль в этих задачах играет именно то, что является общим для них всех моментом, что объединяет, а не разъеди­няет их.

Конечно, на базе столь разнородных по содержанию задач могло возникнуть одно и то же решение только в том случае, если бы все они в основном касались одного и того же вопро­са, чего-то общего, представленного в своеобразной форме в каждом отдельном случае. И действительно, во всех этих за­дачах вопрос сводится к определению количественных отно­шений: в одном случае спрашивается относительно взаим­ного отношения объемов двух шаров, в другом — относи­тельно силы давления, веса, количества. Словом, во всех случаях ставится на разрешение вопрос как будто об одной и той же стороне разных явлений — об их количественных от­ношениях.

Но эти отношения не являются в наших задачах отвлечен­ными категориями. Они в каждом отдельном случае представляют собой вполне конкретные данности, и задача испы­туемого заключается в определении именно этих данностей. Для того чтобы разрешить, скажем, вопрос о величине кру­гов, мы сначала предлагаем испытуемому несколько раз по два неравных, а затем, в критическом опыте, по два равных круга. В других задачах он получает в предварительных опы­тах совсем другие вещи: два неодинаково сильных впечатле­ния давления, два неодинаковых количественных впечатле­ния, а в критическом опыте — два одинаковых раздражения. Несмотря на всю разницу материала, вопрос остается во всех случаях по существу один и тот же: речь идет всюду о харак­тере отношения, которое мыслится внутри каждой задачи. Но отношение здесь не переживается в каком-нибудь обоб­щенном образе. Несмотря на то что оно имеет общий харак­тер, оно дается всегда в каком-нибудь конкретном выраже­нии. Но как же это происходит?

Решающее значение в этом процессе, нужно полагать, имеют наши предварительные экспозиции. В процессе по­вторного предложения их у испытуемого вырабатывается какое-то внутреннее состояние, которое подготовляет его к восприятию дальнейших экспозиций. Что это внутреннее состояние действительно существует и что оно действитель­но подготовлено повторным предложением предваритель­ных экспозиций, в этом не может быть сомнения: стоит про­извести критическую экспозицию сразу, без предваритель­ных опытов, т. е. предложить испытуемому вместо неравных сразу же равные объекты, чтобы увидеть, что он их воспри­нимает адекватно. Следовательно, несомненно, что в наших опытах эти равные объекты он воспринимает по типу пред­варительных экспозиций, а именно как неравные.

Как же объяснить это? Мы видели выше, что об «ожида­нии» здесь говорить нет оснований: нет никакого смысла счи­тать, что у испытуемого вырабатывается «ожидание» полу­чить те же раздражители, какие он получал в предваритель­ных экспозициях.

Но мы видели, что и попытка объяснить все это вообще как-нибудь иначе, ссылаясь еще на какие-нибудь известные психологические факты, тоже не оказывается продуктивной. Поэтому нам остается обратиться к специальным опытам, ко­торые дали бы ответ на интересующий здесь нас вопрос. Это наши гипнотические опыты, о которых мы только что гово­рили.