Карен Хорни - Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория невроза
Сознательное участие в конфликтах, хотя это и способно доставлять страдание, может быть бесценным достоинством. Чем больше мы участвуем в своих конфликтах и ищем собственные решения, тем большей внутренней свободой и силой мы обладаем. Только тогда, когда мы готовы выдержать этот главный удар, мы можем приблизиться к идеальному состоянию — быть «капитаном своего корабля». Ложное спокойствие, проистекающее из внутренней тупости, никак не может быть предметом зависти. Оно вынуждает нас быть слабыми и делает легкой жертвой любого воздействия.
Когда конфликты концентрируются вокруг основных вопросов жизни, тем более трудно участвовать в них и разрешать их. Но если мы достаточно энергичны, то нет никаких оснований, почему мы не должны сделать это, хотя бы в принципе. Личная образованность могла бы значительно помочь нам жить с большим знанием самих себя и развивать свои собственные убеждения. Понимание важности факторов, определяющих наш выбор, дало бы нам идеалы, за которые следует бороться, и тем самым дало бы направление нашей жизни3. Трудности, присущие осознанию и разрешению конфликта, несоизмеримо возрастают, когда речь заходит о невротике. Следует указать, что невроз — это всегда вопрос степени. Когда я говорю о невротике, то неизменно имею в виду «человека в той степени, в которой он является невротиком». Для невротика осознаваемость чувств и желаний всегда представляет проблему. Часто единственными ясно осознаваемыми чувствами являются реакции страха и гнева на удары, нанесенные по уязвимым местам. Но даже и эти чувства могут быть вытеснены.
Те подлинные идеалы, которые действительно существуют, настолько становятся компульсивными, что лишаются всякой способности указывать направление. Под властью этих компульсивных тенденций способность отвергать теряет всякую силу, а способность брать на себя ответственность почти утрачивается.
Невротические конфликты могут быть связаны с теми же общими проблемами, которые сбивают с толку и нормального человека. Но конфликты невротиков и обычных людей настолько различны, что был поднят вопрос, допустимо ли использование одного и того же термина для их обозначения. Я полагаю, что допустимо, но мы должны осознавать их отличие друг от друга. Какими же тогда характерными признаками обладают невротические конфликты?
Приведем сначала в качестве иллюстрации слегка упрощенный пример. Инженер, участвующий в одном общем проекте, часто страдал от приступов утомления и раздражительности. Один из них был вызван следующим случаем. При обсуждении специальных технических вопросов его замечания были восприняты менее одобрительно, чем замечания коллег. Вскоре после этого обсуждения в его отсутствие было принято окончательное решение, а ему было отказано в последующем в праве представлять свои предложения.
В этих обстоятельствах он мог посчитать процедуру принятия решения несправедливой и вступить в борьбу или безоговорочно присоединиться к мнению большинства. Каждое из этих действий было бы последовательным. Но он не сделал ни первого, ни второго. Хотя он чувствовал себя глубоко оскорбленным невниманием своих коллег, он не боролся. Его сознание фиксировало лишь состояние раздражения. Убийственная ярость проявлялась только в его снах. Эта вытесненная ярость — смесь ярости против других и ярости против себя за свою уступчивость — и была главной причиной его утомляемости.
Неспособность инженера действовать последовательно объяснялась несколькими причинами. Он создал претенциозный образ самого себя, который требовал почтительного отношения и безусловной поддержки со стороны других. В то время инженер еще не осознавал подобной зависимости: он просто действовал, предполагая, что никого более умного и компетентного, чем он, в группе не было. Любое невнимание к его персоне могло поставить под сомнение истинность его идеального образа и спровоцировать ярость. Кроме того, он обладал бессознательными садистскими импульсами ругать и унижать других — аттитюд настолько неприятный для него, что он скрывал его под маской чрезмерного дружелюбия. К этому добавлялась бессознательная потребность эксплуатировать людей, вынуждающая его быть с ними любезным. Зависимость от других отягощалась компульсивной потребностью в поддержке и любви, объединенной, как это обычно бывает, с аттитюдами уступчивости, успокоения и отказа от борьбы.
Таким образом, это был конфликт между деструктивной агрессией — ответной яростью и садистскими импульсами, с одной стороны, и потребностью в любви и поддержке вместе с желанием казаться справедливым и рациональным в собственных глазах, с другой стороны. Его результатом стало незаметно произошедшее внутреннее изменение, внешним проявлением которого, парализовавшим всякую активность, и была усталость.
Рассматривая факторы, включенные в конфликт, мы поражены, во-первых, их абсолютной несовместимостью. Действительно, трудно вообразить более удаленные друг от друга противоположности, чем высокомерное требование уважения и стремящаяся вызвать благосклонность покорность.
Во-вторых, конфликт в целом остается бессознательным. Действующие в нем противоречащие друг другу тенденции не осознаются и представляют глубоко вытесненные влечения. Только легкие пузырьки яростной битвы достигают поверхности. Эмоциональные факторы рационализированы: случившееся с ним — явная несправедливость, проигнорированы его идеи, которые на самом деле самые лучшие.
В-третьих, эти тенденции носят компульсивный характер. Даже если бы он понимал чрезмерность своих требований, существование и природу своей зависимости, он не смог бы изменить эти факторы по своему желанию. Чтобы быть способным изменить их, обычно требуется значительная аналитическая работа. Он подчинялся каждой из действующих на него принудительных сил, ни над одной из которых он не имел контроля: он не мог, даже если бы и захотел, отказать ни одной из этих потребностей, рожденных сильнейшей внутренней необходимостью самозащиты. Ни одна из невротических потребностей не соответствовала его реальным желаниям. Он не хотел быть эксплуататором и эксплуатируемым; фактически же он отвергал обе тенденции. Такое тотальное отрицание существенно для понимания невротических конфликтов. Оно означает, что ни одно из решений, принимаемых невротиком, невыполнимо.
Новый пример представляет похожую картину. Безработный конструктор крал небольшие суммы денег у своего лучшего друга. Воровство нельзя было объяснить внешней ситуацией: конструктор нуждался в деньгах, но его друг обычно с охотой давал ему взаймы, что при случае он и делал в прошлом. То, что конструктор воровал, было особенно удивительно, ибо он был милым товарищем, придававшим большое значение дружбе.
Следующий конфликт лежал в основе данной истории. Конструктор имел резко выраженную невротическую потребность в любви и в особенности в решении его практических проблем. Его поведение, основанное на фактическом слиянии данной потребности с бессознательным влечением эксплуатировать других, свелось к попыткам заставить других любить себя и ставить их в зависимость от себя. Одних этих тенденций было для него достаточно, чтобы страстно желать получать помощь и поддержку. Но это желание сосуществовало у него с бессознательным чувством крайнего высокомерия и гордости. Для других было высокой честью быть ему полезным; просить помощь у других для него было унизительно. Его неприязнь к обращениям с просьбой о помощи усиливалась сильным стремлением к независимости и самостоятельности, которое сделало его нетерпимым ко всякой мысли, что он нуждается в чем-либо, к тому, что он обязан принять на себя определенные обязательства по обеспечению самого себя. Иными словами, он мог позволить себе взять, но не мог позволить получить.
Содержание этого конфликта отличается от содержания конфликта из первого примера, но их основные характеристики совпадают. И любой другой пример невротического конфликта показал бы сходную несовместимость конфликтующих влечений и их бессознательную и компульсивную природу, всегда приводящую к невозможности выбора между ними.
Принимая во внимание неясную линию демаркации между нормальными и невротическими конфликтами, их фундаментальное различие определяется тем, что несоответствие конфликтующих влечений для нормального человека намного менее значимо, чем для невротика. Выбор, который должен делать нормальный человек, ограничен двумя способами действий, каждый из которых вполне доступен достаточно интегрированной личности. Выражаясь графически, конфликтующие направления поведения расходятся не более чем на 90 градусов для нормального человека в отличие от возможности разойтись на 180 градусов для невротика.
