Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц
После этого примирения положительная оценка, выданная специалистами отделения матери и ребенка ранее, похоже, имела мало смысла в глазах социальных служб, поскольку теперь Мелиссу воспринимали как уязвимую женщину, нуждающуюся в защите и помощи. Они сочли ее решение возобновить отношения со склонным к насилию партнером, роль которого в причинении физического вреда Итану никто не опроверг, проявлением импульсивности, незрелости и недостаточного понимания ею потребностей своего ребенка. Социальные работники приняли также во внимание тот факт, что Мелисса, насколько они поняли, осознанно обманула их насчет своих отношений с Клиффордом. Например, она отрицала, что поддерживала с ним контакт, находясь в отделении матери и ребенка, что позже оказалось неправдой. Похоже, она была смущена постоянством своих отношение с Клиффордом и сообщила социальным службам, что полностью отделилась от него и просила защиты. Социальные работники стали рассматривать ее как склонную ко лжи, эгоистичную и манипулирующую личность, а не как невинную жертву, которую можно было бы спасти, каковой ее воспринимали до этого. Казалось, что это чувство обманутости вызвало остаточный гнев в адрес Мелиссы и подтвердило опасения по поводу ее некомпетентности как матери, что резко противоречило ее оценке в бытовом отношении в период пребывания в диагностическом отделении.
Итогом судебного рассмотрения дела стало решение о том, что Итан останется на предварительном долгосрочном размещении в приемной семье до получения ордера на постоянную опеку, а в дальнейшем он будет направлен на усыновление. Что в результате даст это решение ребенку с учетом его опыта крайне небезопасной привязанности и пережитого в младенчестве физического насилия, остается неясным. Джошуа и Мелиссе было разрешено совместно заботиться об их общем малыше, за которым с момента его рождения полагалось установить тщательное наблюдение, совместная родительская ответственность означала, что в любой момент, если появятся достаточные основания для беспокойства, органы местной власти были уполномочены изъять этого ребенка.
Стало ясно, что Мелисса была одновременно и жертвой насилия, совершенного в отношении нее, когда она была ребенком, и преступницей, совершавшей его в отношении собственного сына, а потому суд счел ее небезопасным опекуном и для второго ребенка. История пережитой ею в детстве жестокости и то физическое насилие, которое она совершила в адрес своего сына, считались факторами риска, которые невозможно было преодолеть, несмотря на ее решимость пройти терапию и обучение по вопросам воспитания детей и ухода за ними. Были также серьезные опасения по поводу ее надежности со стороны местных властей, которые, по понятным причинам, относились к ней с некоторым подозрением.
Хотя Мелиссе пришлось отказаться от возможности заботиться о своем ребенке, по решению суда ей все же был предоставлен шанс вынести урок из своего опыта, чтобы не допустить разлуки с двумя ее детьми. Я направила ее в местное отделение клинической психологии. Несмотря на то что первоначально она посещала предложенные ей встречи, на позднем сроке беременности она сочла участие в них физически трудным и после первых четырех сеансов решила, что не хочет продолжать лечение. Она охарактеризовала сессии как полезные и сказала, что вернется после рождения ребенка. Женщина-психолог, предложившая ей терапию, интерпретировала уход Мелиссы из терапии как проявление того, насколько болезненно ей было решать проблемы, связанные с пережитым ею самой в детстве жестоким насилием. Избежать столкновения с печальными аспектами своего прошлого оказалось в той ситуации, в которой Мелисса находилась на тот момент, самым безопасным для нее вариантом выбора.
Обсуждение
Казалось, что из-за интенсивности травматических переживаний Мелиссе было проще принять свое бедственное положение, a не обсуждать его вербально. Она была слишком напугана, чтобы заниматься терапевтической работой, а также недопонимала того, в какой степени социальные службы могли принять участие в ее психологической работе, и чувствовала, что ее принуждают пройти через болезненную и довольно агрессивную терапию. Было очевидно, что процесс прояснения и подробного описания воспоминаний о пережитых ею в прошлом травматических событиях станет пугающей задачей, которую Мелисса не готова была взять на себя. В каком-то смысле она находила свое молчание успокаивающим и не хотела от него отказываться. Я надеялась, что однажды она почувствует готовность встречаться лицом к лицу со своими страшными воспоминаниями и обезвредить их разрушительное влияние. Учитывая историю насилия, пережитого Мелиссой, трудности в самовыражении, с которыми она сталкивалась, и ее зависимость от диссоциации как защитного механизма не были удивительны. Чувство беспомощности, которое возникало в моменты затруднений с тем, чтобы повлиять на окружение и настоять на своем, казалось, ясно выражало влияние ее травматизации, как в детстве, так и в ее недавних полных насилия отношениях.
К сожалению, Мелисса застряла в полных насилия отношениях с отцом Итана и обнаружила, что буквально «приклеилась» к нему, и что она все больше и больше находила себя неготовой его покинуть. Ее отказ покинуть своего партнера был признан свидетельством ее «неспособности защитить» своего ребенка, а ее соучастие в насилии в значительной степени стало почти неизбежным следствием ее ранней травматизации и бессознательного выбора