Александр Лоуэн - УДОВОЛЬСТВИЕ: Творческий подход к жизни
Если у человека есть вкус, то он, основываясь на своих чувствах, может констатировать, нравится ему эта вещь или нет. Знание человека о том, что ему нравится, а что нет, является субъективным знанием. О том, кто обладает субъективным знанием, можно услышать: «Он знает, о чем говорит». Если человек к тому же может сказать, почему он любит или не любит нечто, то есть может выдвинуть разумные аргументы в поддержку своего вкуса, значит он обладает критическим мышлением.
Искренне желая, чтобы наши дети могли творчески мыслить и развивали критический взгляд, мы в то же время отказываем им в праве на собственное мнение и спешим навязать свое собственное. Дома и в школе мы пытаемся совершенствовать их вкус, указывая, что им следует любить, а что — нет. Мы не можем понять, что вкус — это врожденное, и что его можно развивать, делать более утонченным, но нельзя создать. Вкус может быть развит под влиянием нового опыта, однако человек, который не знает, что он любит, а что нет, не сможет извлечь пользы из своего опыта. Вкус является врожденным, поскольку с момента рождения мы способны отличить удовольствие от боли. Мы теряем вкус, если наш выбор не принимается во внимание и нас лишают права сказать «нет».
Преподавание искусства, музыки, литературы в рамках школьной программы зачастую соответствует все той же тенденции: больше информации. Маловероятно, что таким образом удастся помочь человеку развить вкус, поскольку вся эта информация подается с позиции авторитета. Прежде всего указывается, что перед вами великое произведение искусства, гениальная музыка или утонченное литературное произведение, которое не может не нравиться. Воспроизводится та же ситуация, что и в отношениях ребенка и матери, которая говорит ему, что хорошо, а что — нет, поскольку ей это лучше известно. Кто, получив такое указание, способен испытать удовольствие? И если ответная реакция не несет в себе удовольствия, то как можно считать предложенное вниманию произведение — прекрасным? Все, что в действительности получает человек от подобного авторитарного стиля общения — это информация, а не знание, и уж конечно не понимание и способность ценить прекрасное.
В соответствии с запросами массового общества разворачивается производство массовой культуры. На первый взгляд, репродуцирование и распространение достижений мастеров по доступным ценам может показаться настоящим благом для человечества, однако в результате такого коммерческого подхода ценность этих достижений сводится к простой информации. Слишком большой объем информации может оказаться обескураживающим для рассудка человека, а постоянное навязывание чужого мнения может притупить его вкус. Когда культура становится массовым феноменом, различия пропадают. Разница между высоким и низким, хорошим и плохим стирается, когда исчезает вкус.
Я не спорю с тем, что каждый человек имеет право знать и понимать ту культуру, в которой он живет. Но я не верю, что культуру можно привнести в массы. Роль культуры заключается в превращении массового человека в подлинного индивида, но для этого необходимо признать, что каждый человек обладает индивидуальностью, поддерживать его стремление к удовольствию и уважать его право говорить «нет». Не следует путать информацию и знание. Знание приобретается в результате критического восприятия информации и ее оценки на уровне чувств. Человек учится не только головой, но и сердцем, и всем своим существом. То, что познано таким образом, является подлинным знанием. То, что коснулось лишь головы, остается просто информацией.
Научение — это творческая деятельность, на которую нас вдохновляет обещание грядущего удовольствия, и это обещание выполняется, когда мы действительно научаемся чему-то. Мы добываем информацию, чтобы углубить свое знание и получить еще больше удовольствия. Мы не нуждаемся ни в принуждении, ни во внешнем давлении, которые приняты во многих образовательных системах. Когда образование сопряжено с удовольствием, школа становится радостным приключением самораскрытия и самопознания.
Глава 8. ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ РЕАКЦИИ
Любовь
В своем поиске знания человек дифференцирует и выделяет различные аспекты того или иного явления. В результате каждый аспект постепенно теряет свою связь с целым и начинает рассматриваться в качестве независимой переменной. Когда такая аналитическая методика применяется к эмоциям, они определяются или как физиологические реакции тела, или как паттерны поведения, которые могут быть усвоены или отброшены усилием воли. Страх, например, является телесной реакцией, физиологически генерируемой выбросом адреналина в ситуации опасности. И хотя ни секреция, ни наша физическая реакция на нее не подчиняются сознательному контролю, мы постоянно убеждаем детей не бояться, подразумевая тем самым, что они могут контролировать свои эмоциональные ответы.
Подобная непоследовательность относительно природы эмоций лучше всего проявляется в нашем отношении к любви. Наши проповеди и наша литература изобилуют призывами к любви. Несмотря на предостережения, подобные книге Смайли Блантона «Люби или умри», все эти апелляции к сознательному разуму довольно бесполезны для порождения глубокого чувства любви. С другой стороны, мы допускаем, что любовь — это естественное для определенных отношений чувство, мать совершенно естественно любит своего ребенка, а каждый ребенок любит свою мать Мы оказываемся часто шокированы и поражены, обнаружив, что так бывает далеко не всегда. С точки зрения сознательного разума и те, и другие отношения вполне обоснованны. Мы согласны с тем, что любовь важна, и об этом полезно напомнить. Ценность любви в том, что она снижает сосредоточенность человека на себе и переводит фокус, хоть на некоторое время, с его эго на взаимоотношения с другими людьми и с окружением. В то же время мы признаем, что любовь должна присутствовать во всех близких отношениях. Однако нам недостает понимания того, что наши эмоциональные ответы не являются изолированными феноменами. Их нельзя считать произвольными реакциями или чисто условными рефлексами. Любовь, например, неотделима от удовольствия. Она возникает из переживания удовольствия и зависит в своем существовании от его предвкушения.
Слово «эмоция» означает движение «наружу», «вовне» или «от». Эмоция, таким образом, может быть определена как движение, проистекающее из возбужденного состояния удовольствия или боли. Шандор Радо разделяет эмоции на две группы: эмоции благополучия (welfare emotions) и эмоции чрезвычайных ситуаций (emergency emotions). По мнению Радо, эмоции благополучия, к которым относятся любовь, симпатия и привязанность, являются «дифференцированными уточнениями переживания и предвкушения удовольствия»[29]. Проще говоря, мы любим то, что сулит нам удовольствие. Подобным образом, наша симпатия распространяется на тех людей, с которыми у нас существует доставляющее удовольствие взаимопонимание. Никто в здравом уме не будет испытывать симпатию к человеку, от которого исходит угроза боли. Чрезвычайные эмоции, такие как страх, гнев и ненависть, происходят из переживания и предвосхищения боли.
Память и предвосхищение играют важные роли в дифференцировании эмоционального ответа из базовых реакций удовольствия — боли. Если мы в определенной ситуации испытали боль, то при повторении ситуации мы будем ожидать аналогичной боли. Предвосхищая боль, мы будем реагировать страхом или гневом, в зависимости от направления нашего движения. Если мы убегаем от ситуации, то будем испытывать страх; если противостоим ей, пытаясь устранить угрозу боли, то будем испытывать гнев. При отсутствии воспоминаний и ожиданий, которые управляют нашим поведением, наш отклик будет определяться влиянием непосредственного контакта с объектом. Приятный эффект будет побуждать нас тянуться к объекту, болезненный заставит нас отдалиться.
Новорожденный младенец не чувствует и не проявляет любви к своей матери. Его реакции основаны на ощущениях удовольствия и боли. Можно допустить однако, что способность любить присутствует от рождения, но любовь расцветет при условии созревания сознания и переживания удовольствия от контакта с матерью. Такой опыт скоро придет, поскольку, чтобы выжить, ребенок должен удовлетворять свои важнейшие потребности с помощью матери или человека, ее заменяющего. Когда благодаря растущему сознанию ребенок отождествляет эти приятные переживания с обликом матери, возникает чувство привязанности к ней. Его лицо проясняется при ее приближении, и видно, как по его телу проходят волны приятного возбуждения.
Очень жаль, что в нашей культуре контакт младенца с матерью приносит не только удовольствие. Хотя мать и должна удовлетворять базовые потребности младенца, она при этом может легко нанести ущерб его благополучию. Мы слишком часто слышим младенческий плач и видим слишком много несчастных детей, чтобы питать иллюзию, что в младенчестве все запросы ребенка осуществляются. Маленьким детям необходим почти беспрерывный контакт с материнским телом, и очень немногие женщины готовы отдать младенцу все свое время и внимание. Их личные потребности часто входят в конфликт с нуждами ребенка. Усыпая требованиям ребенка, они испытывают раздражение и негодование. Если они не уступают, то в той или иной мере заставляют ребенка страдать. В любом случае, часто складывается болезненная для ребенка ситуация, которая ограничивает его любовь к матери.
