Психология денег. Непреходящие уроки богатства, жадности и счастья - Морган Хаузел
То же самое относится и к бизнесу, где на осознание важности продукта или компании уходят годы, а неудачи могут произойти в одночасье.
И на фондовых рынках, где падение на 40%, произошедшее за полгода, вызовет расследование Конгресса, а рост на 140%, произошедший за шесть лет, может остаться практически незамеченным.
И в карьере, где репутация создается всю жизнь, а разрушается одним электронным письмом.
Короткий укус пессимизма преобладает, а мощная тяга оптимизма остается незамеченной.
Это подчеркивает важную мысль, высказанную ранее в этой книге: В инвестировании вы должны определить цену успеха - волатильность и потери на фоне длительного роста - и быть готовым заплатить ее.
В 2004 году газета The New York Times взяла интервью у Стивена Хокинга, ученого, из-за неизлечимого заболевания двигательных нейронов которого в возрасте 21 года он был парализован и не мог говорить.
Через компьютер Хокинг рассказал интервьюеру, как ему интересно продавать книги непрофессионалам.
"Вы всегда так жизнерадостны?" - спрашивает Times.
"Мои ожидания были сведены к нулю, когда мне исполнился 21 год. С тех пор все было бонусом", - ответил он.
Ожидание того, что все будет замечательно, означает наилучший сценарий, который кажется плоским. Пессимизм уменьшает ожидания, сокращая разрыв между возможными результатами и результатами, которые вам нравятся.
Может быть, именно поэтому она так соблазнительна. Ожидание плохого - лучший способ приятно удивиться, когда это не так.
И это, как ни странно, повод для оптимизма.
А теперь коротко об историях.
Глава 18.
Тогда вы верите во что угодно
Представьте себе инопланетянина, отправленного на Землю. Его задача - следить за нашей экономикой.
Он кружит над Нью-Йорком, пытаясь оценить состояние экономики и то, как она изменилась в период с 2007 по 2009 год.
В канун Нового 2007 года он парит над Таймс-сквер. Он видит десятки тысяч веселящихся людей, окруженных яркими огнями, чудовищными рекламными щитами, фейерверками и телекамерами.
Он возвращается на Таймс-сквер в канун Нового 2009 года. Он видит десятки тысяч счастливых людей, окруженных яркими огнями, чудовищными рекламными щитами, фейерверками и телекамерами.
Выглядит примерно одинаково. Он не видит большой разницы.
Он видит примерно такое же количество жителей Нью-Йорка, суетящихся по городу. Этих людей окружает одинаковое количество офисных зданий, в которых находится одинаковое количество рабочих столов с одинаковым количеством компьютеров, подключенных к одинаковому количеству Интернет-соединений.
За городом он видит такое же количество заводов и складов, соединенных теми же магистралями, по которым движется такое же количество грузовиков.
Подойдя чуть ближе к земле, он видит, что в тех же самых университетах преподаются те же самые темы и выдаются те же самые дипломы тому же самому количеству людей.
Он видит такое же количество патентов, защищающих те же самые новаторские идеи.
Он замечает, что технологии усовершенствовались. В 2009 году у всех есть смартфоны, которых не было в 2007 году. Компьютеры стали быстрее. Медицина стала лучше. Автомобили лучше ездят на бензине. Продвинулись технологии использования солнечной энергии и гидроразрыва пласта. Социальные сети растут в геометрической прогрессии.
Когда он летает по стране, он видит то же самое. Во всем мире - то же самое.
В 2009 году экономика находится примерно в таком же состоянии, а может быть, и в лучшем, чем в 2007 году, заключает он.
Затем он смотрит на цифры.
Он шокирован тем, что в 2009 году американские домохозяйства стали беднее на 16 трлн. долл. по сравнению с 2007 годом.
Он ошеломлен тем, что еще 10 млн. американцев остались без работы.
Он в недоумении, когда узнает, что фондовый рынок стоит вдвое меньше, чем два года назад.
Он не может поверить в то, что прогнозы людей относительно их экономического потенциала упали.
"Я этого не понимаю", - говорит он. "Я видел города. Я видел заводы. У вас те же знания, те же инструменты, те же идеи. Ничего не изменилось! Почему вы беднее? Почему вы более пессимистичны?"
В период с 2007 по 2009 год произошло одно изменение, которое инопланетяне не смогли заметить: Мы сами рассказывали себе истории об экономике.
В 2007 году мы рассказывали историю о стабильности цен на жилье, благоразумии банкиров и способности финансовых рынков точно оценивать риски.
В 2009 году мы перестали верить в эту историю.
Это единственное, что изменилось. Но это имело значение для всего мира.
Как только версия о том, что цены на жилье будут продолжать расти, оборвалась, выросли невозвраты по ипотеке, банки потеряли деньги, затем они сократили кредитование других предприятий, что привело к увольнениям, что привело к сокращению расходов, что привело к еще большим увольнениям, и так далее, и так далее.
Если не считать цепляния за новый нарратив, то в 2009 году мы обладали такими же - если не большими - возможностями для роста и благосостояния, как и в 2007 году. Тем не менее, экономика пережила самый тяжелый удар за последние 80 лет.
Это отличается, скажем, от Германии 1945 года, где производственная база была уничтожена. Или Япония 2000-х годов, где сокращалось трудоспособное население. Это ощутимый экономический ущерб. В 2009 году мы сами нанесли себе нарративный ущерб, и он был жестоким. Это одна из самых мощных экономических сил, которые только существуют.
Когда мы думаем о росте экономики, бизнеса, инвестиций и карьеры, мы, как правило, думаем об осязаемых вещах - сколько у нас есть вещей и на что мы способны?
Но истории - это, безусловно, самая мощная сила в экономике. Они являются топливом, позволяющим работать материальным частям экономики, или тормозом, сдерживающим наши возможности.
На
