Елена Мадден - Наши трёхъязычные дети
Что мы сейчас сделали бы иначе?
Мы и сейчас всё ещё только собираемся ввести «индивидуальный подход» в воспитании. Больше заняты тем, что подтягиваем сына, в итоге дочь развивается, наверное, не так интенсивно, как могла бы, будь она одним ребёнком в семье.
Мы, к сожалению, недостаточно времени уделяли языку и не очень активно влияли на речь детей; опыт приобретался медленно, воспитатели отставали в развитии от воспитанников…
Наверное, мы всё-таки попозже отдали бы детей в садик с третьим, чужим (для нас, родителей) языком. На год (или даже на два) позже. Двухлетний возраст – далеко не самый лучший временной пункт для введения нового языка. Всё же, пожалуй, отвели бы малышей в сад в возрасте где-то между 3–4 годами. Детсадовские воспитатели в один голос уверяют: детям старше трёх много труднее вписаться в группу…
Если бы мы могли вернуться на несколько лет назад, мы, наверное, использовали бы специфическую берлинскую возможность: поместили бы детей в двуязычный садик. Нам когда-то казалось, что такой садик неизбежно нарушит баланс в пользу одного и в ущерб другому из наших семейных языков. Теперь, когда решено, что дети пойдут в немецко-английскую школу, я иногда жалею об утраченном шансе усилить русский в одном из двуязычных русско-немецких садиков. Жаль, что я узнала о них слишком поздно, – в итоге взвалила на себя почти непосильную ношу.
Впрочем, размышления на тему «А что было бы, если бы…» / «Можно было бы сделать ещё и то, и это» – дело праздное. Не бессмысленны ли сожаления «задним числом»? Да и в качестве советов тем, кто идёт за нами, они мало пригодны: давать советы имеет право лишь тот, кто накопил некий реальный опыт. Фантазии же о несбывшемся легко могут оказаться иллюзиями…
Аксиомы и советы «от нас»
Детское многоязычие в семьях, проживающих вне родины, – элементарная жизненная необходимость. Лишь родной язык даёт родителям максимальную лёгкость и свободу самовыражения.
Но многоязычие возможно в разных формах, в разной степени. И прежде всего: пассивное, активное… Что, соответственно, требует разных родительских усилий. Поэтому родителям очень важно с самого начала решить, какого именно многоязычия они хотят для своих детей. Если говорить о нас… Нам хотелось (бы) максимально близких отношений с нашими детьми, когда они подрастут (прежде всего, когда войдут в переходный возраст). Глубины в общении. По нашему мнению, кратчайший путь к этой цели обеспечивают родные языки родителей. Потому мы и пытались прививать детям наши языки, насколько хватало времени и сил. Мы решили, что сбалансированное многоязычие будет если не нашей задачей, то идеалом, ориентиром, маяком в пути.
Принцип «Один родитель – один язык» подтвердил себя и в практике нашей семьи. Мы проводили его последовательно, добиваясь того, чтобы и дети говорили с нами на наших языках. Это оказалось легче, чем думалось: «фазы отказа» мы практически не пережили. Была, правда, «фаза молчания» у нашего сына: пойдя в садик, он некоторое время сопротивлялся попыткам «разговорить» его на каком-либо языке. Как только Алек эту стадию миновал, преодолевать нам оставалось разве смешение языков и речевые неправильности.
На вопрос «Поправлять или нет» мы ответили однозначным «Да» и проводили линию последовательно (мама последовательнее папы). Правда, в большинстве своём наши поправки были неочевидные, «щадящие» детское самолюбие: мы повторяли в правильной форме сказанное детьми. Или играли с ошибками, применяли тактику «провоцирующего квазипонимания»: «понимали» ошибки буквально, доводили до абсурда, интерпретировали обращённые к нам слова и фразы на чужом языке как высказывания на нашем – «непонятные» или странные… Постепенно нам стало ясно: если поправки малоэффективны, надо заменять их короткими упражнениями-играми. Мы использовали для таких речевых тренировок время в пути, на автобусной остановке и т. п.
Как много времени теряется зря – например, в дороге… Мы старались использовать любой повод, любую возможность разговаривать и учиться. Называли и обсуждали птиц, деревья, считали встречные и «попутные» машины – красные, чёрные; сочиняли сказки «на скорую ногу»… Сейчас я жалею о том, что поздно додумалась занять это время общением.
Что, по нашему мнению, наилучшим образом усиливает языки меньшинств, что лучше всего стимулирует многоязычие? Мы думаем, что родительское отношение к собственному языку и к многоязычию очень важно. Поэтому мы не стеснялись публично говорить на наших родных языках (но если замечали, что это стесняет или задевает невольных свидетелей, то объяснялись с ними). И не стыдились признать, что не знаем наши вторые языки в совершенстве. Дети видели: если у папы или мамы что-то не получается, они готовы учиться и тренироваться. Кажется, это хороший способ пробить защитную броню самолюбивых детей, которые стесняются показать, что чего-то не умеют, и потому уходят в себя. Мы надеялись, что наше поведение в языке окажется авторитетным образцом для детей… В конце концов, мы с детьми начали «обмениваться уроками»: дети поправляли моё немецкое произношение, я – их русский.
Мы довольно рано начали убеждать детей в том, что владеть несколькими языками лучше, чем одним!
Абсолютно правилен, судя по нашему опыту, совет всячески увеличивать инпут, «ввод» языковой информации на ослабленном языке. Мы это делали разными способами.
Всячески старались создать у наших малышей представление, что и на «слабых» языках общаются многие люди. Искали для детей приятелей-ровесников, говорящих на «языках меньшинств». Например, водили близнецов в «русскую» игровую группу, в «русскую» изостудию. Общим языком наших детей остался немецкий. И всё же есть несколько сверстников, с которыми Алек и Аня говорят по-русски или по-английски.
Ездили к родственникам. Видимо, родители мультилингвов должны быть готовы к тому, что эта «мера» приносит заметный эффект лишь при поездках длительностью больше месяца, и к тому, что по возвращении кое-что из усвоенного может быть потеряно. У нас сложилось впечатление, что такие поездки – нарушающие баланс языков, выводящие многоязычную систему из состояния стабильности – нередко сказываются не на одном, но на всех языках. Кого-то возникающий в итоге «хаос» наверняка обеспокоит; нам всё же кажется, эта «встряска» – творческий момент в языковом развитии, помогающий ему.
Читали книги и показывали видео на наших языках. Иногда даже переводили «синхронно» с немецкого на русский или английский! (Боюсь, некоторые наши «ноу-хау» не всем семьям подойдут.)
Учили детей английской и русской грамоте.
И при этом не забывали о том, что настоящий мультилингв – «мультикультурен»: некоторые книги предлагали детям не только в оригинале, но и в переводах (переложениях), знакомили с разными экранизациями одной и той же книжки; не упускали случая отметить разницу правил общения и поведения в наших странах…
И вот главное. Мы убеждены, что языки (как и стоящие за ними культуры) для многоязычных малышей не просто набор текстов и правил. Языки воплощаются в родных и близких людях! Если языки «оживают» в людях, которыми ребёнок дорожит, шансы достигнуть сбалансированного многоязычия резко возрастают…
Можно только согласиться с советом: если родители хотят, чтобы ребёнок не отказывался от их языков, они должны входить в его интересы, почаще расспрашивать его, сопереживать ему. Наш собственный опыт убеждает: если отношения родителей с ребёнком близкие, у него будет потребность общаться – будет и желание говорить на языках родителей.
Мы пытались незаметно «втянуть», «заманить» в языки, старались, чтобы детям было интересно и весело внутри наших языков.
С нашим сыном иначе и не получалось; «учиться» (как и вообще подчиняться какому-либо «непонятному» требованию с нашей стороны) он категорически не хотел. Потому лозунг «учить играя» стал для нас единственно подходящим.
Надо расставить точки над i: наш сын соглашался считать «игрой» не всякое «развивающее» занятие, из тех, что обычно выдумывают для дошкольников педагоги-методисты. В нашем случае речь шла о том, чтобы подключаться к играм детей – и видоизменять их течение, привнося обучающие моменты. Короче, нам пришлось научиться играть – и творчески подходить к игре. Секрет «всего лишь» в том, чтобы выяснить, что именно ребёнку интересно и близко; понятно, что для этого нужно хорошо знать своё чадо, внимательно наблюдать за ним.
Не стала бы предлагать наш девиз «учить играя» ЛЮБОЙ многоязычной семье. И не только потому, что тут требуется особое состояние: желание разделять детские занятия, раскрепощённость – и «творческое» напряжение сил. (Усталой и обременённой заботами маме лучше и не браться за дело…) Дело ещё и в том, что… не всякому ребёнку всё это необходимо. Если, скажем, девочка с удовольствием учится (речь не о любопытстве, не о желании «всё знать» – об усидчивости и готовности выполнять раз за разом задания отвлечённого порядка), нет, наверное, никакой нужды усложнять простое. Не нужно искать в тридевятом царстве «то – не знаю – что», если ребёнок сам изъявляет желание заниматься по обычной «развивающей книге для малышей» или даже по учебнику…
