Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.
В этой книге мы рассмотрели некоторые дефекты нашей когнитивной структуры: это склонность к подтверждению, ментальная контаминация, эффект якоря, фрейминг, неадекватный самоконтроль, зацикливание, иллюзия фокусирования, мотивированные умозаключения, ошибки памяти, не говоря уже о забывчивости, амбивалентности лингвистической системы и подверженности человека расстройствам психики. Наша память, будучи контекстуально зависимой, плохо приспособлена ко многим требованиям современной жизни, а наша система самоконтроля почти безнадежно разрегулирована. Наши наследственные механизмы формировались в другом мире, и наша современная рассуждающая система не выдерживает влияния прошлого. В каждой рассмотренной нами области, начиная с памяти и убеждений, принятия решений, языка, удовольствия, мы видели, что наш мозг, формировавшийся параллельно опережающему развитию технологий, далек от совершенства. Ни один из аспектов человеческой психологии не мог быть создан грамотным дизайнером, напротив, единственный разумный способ определить их – это назвать остатками, пережитками прошлого, отходами эволюции.
В известном смысле приведенные мной доводы – часть давней традиции. Мысль Гулда о пережитках прошлого, во многом вдохновившая эту книгу, восходит к Дарвину, который начал свою легендарную книгу «Происхождение человека» со списка «бесполезных или практически бесполезных» атрибутов – волосы на теле, зубы мудрости, рудиментарная хвостцовая кость, или копчик. Такие причуды природы были необходимы Дарвину для его аргументации.
Тем не менее несовершенства ума редко рассматривались в контексте эволюции. Почему бы это? Очень просто. Прежде всего большинство из нас вовсе не хочет обнаружить, что человеческие способности к познанию далеко не совершенны, и потому, что это идет вразрез с нашими представлениями, и потому, что портрет человечества может оказаться не слишком привлекательным. Этот фактор затрагивает некоторых представителей науки, которые пытаются характеризовать человеческое поведение; чем упорнее мы уходим от рациональности, тем труднее математикам и экономистам определить наши решения в жесткой системе уравнений.
Второй фактор может исходить из загадочной популярности креационизма и его последнего варианта, идеи разумного замысла. Немногие теории столь же основательно подкреплены научными свидетельствами эволюции, тем не менее большая часть обычных людей отказывается принимать их. Для любого ученого, знакомого с этими фактами – начиная с данных кропотливых исследований эволюции на Галапагосских островах (описанных Джонатаном Уайнером в замечательной книге «Клюв вьюрка») и заканчивая деталями изменений молекулы в результате реорганизации генома, – это упорное противостояние теории эволюции выглядит абсурдным.[67] Поскольку во многом это идет от людей, которым трудно принять идею, что хорошо организованная структура могла возникнуть не по заранее продуманному плану, ученые часто вынуждены подчеркивать взлеты эволюции – случаи высокоорганизованных структур, которые возникли по счастливому стечению обстоятельств.
Такой подход привел к важному пониманию того, как слепой процесс эволюции может создавать системы потрясающей красоты – но в ущерб столь же активным исследованиям силы несовершенства. Хотя ничего плохого в изучении величайших взлетов природы и нет, но нельзя получить полной и объективной картины, если видеть одни лишь высоты.
Однако польза понимания несовершенств касается не только простого баланса. С научной точки зрения каждый клудж содержит разгадку нашего прошлого; коль скоро налицо неуклюжесть решения, есть представление о том, как природа соединила элементы нашего мозга; не будет преувеличением сказать, что история эволюции – это история наложения технологий и клуджи помогают обнажить швы.
Каждый клудж к тому же подчеркивает фундаментальную нелепость креационизма: предположения, что все мы – произведение некоего всевидящего существа. Креационисты могут стоять до конца, но несовершенство (в отличие от совершенства) подрезает крылья фантазии. Одно дело – рисовать в воображении всезнающего инженера, создающего идеальное глазное яблоко, а другое – представлять инженера, который схалтурил и соорудил дефектный позвоночник.
Есть и практическая сторона: исследования человеческих особенностей могут во многом открыть глаза на состояние человека; как говорят анонимные алкоголики, прежде всего надо признать проблему. Чем лучше мы осмыслим неуклюжесть природы, тем скорее сможем с этим справиться.
Когда мы рассматриваем несовершенство как возможность понять что-то, в первую очередь мы видим, что не на каждое из несовершенств надо обращать внимание. Мне понадобилось много времени, прежде чем я признал, что мой калькулятор лучше меня извлекает квадратный корень, и я не вижу ничего особенного в том, чтобы болеть за Гарри Каспарова в матче с компьютерным оппонентом «Дип Блю» на мировом чемпионате по шахматам. Если компьютеры пока еще не способны обыгрывать нас в шахматы и в викторинах, скоро они смогут. Соревнование Джона Генри с машиной было благородным, но, как теперь понятно, безнадежным делом. Во многих отношениях машины имеют (или неизбежно будут иметь) преимущество перед нами, и мы должны признать это. Немецкий химик Эрнст Фишер мечтал, что «по мере того, как машины будут становиться все более и более эффективными и совершенными, все очевиднее будет, что величие человека в несовершенстве». Существо, созданное инженером, не сможет познать любовь, наслаждаться искусством, понимать поэзию. С позиции нечеловеческой рациональности время, потраченное на создание произведения искусства и наслаждение им, «лучше» было бы использовать для сбора орехов на зиму. С моей точки зрения, искусство неотделимо от радости человеческого существования. Так давайте из неопределенности создавать стихи, а из эмоций и иррациональности – песни и литературу.
Конечно, не надо приветствовать каждую причуду человеческого сознания. Поэзия – это прекрасно, а вот стереотипность мышления, эгоцентризм, подверженность человека паранойе и депрессии – нет. Приятие всего присущего нашей биологической структуре означало бы согласие с версией концепции «натуралистического заблуждения», смешивающей понятия естественного и правильного. Хитрость в том, чтобы рассортировать наши когнитивные особенности и решить, какая из них заслуживает особого внимания, а какую оставить в покое (или даже одобрить ее).
Например, нет особого смысла беспокоиться из-за неточности речевых оборотов в обычной жизни, так как мы почти всегда можем использовать контекст и диалог, чтобы уточнить, что наш собеседник имеет в виду. Не стоит запоминать телефонные номера всех, кого мы знаем, поскольку наша память просто не создана для этого (и на то у нас есть сотовые телефоны). Для большинства повседневных занятий нашего мозга более чем достаточно. Как правило, он способен обеспечить нас пищей, работой, оградить от затруднений и неприятностей. Поскольку я не выношу беззаботной жизни среднего домашнего кота, я ни за какие коврижки не променял бы свой мозг на мозг Флаффи[68].
Но отсюда не следует, что наши интеллектуальные достижения не могли бы быть лучше. В связи с этим я выдвигаю 13 рекомендаций, каждая из которых проверена на практике.
1. Всегда, если только возможно, рассматривайте альтернативные гипотезы.
Как мы видели, люди не имеют привычки оценивать факты бесстрастно и объективно. Один из простейших способов улучшить нашу способность обдумывать и размышлять – это приучить себя рассматривать альтернативные гипотезы. Достаточно хотя бы заставить себя записать список альтернатив, чтобы повысить надежность собственных рассуждений.
Ряд исследований показал ценность простого принципа «Рассматривай противоположное»; другие исследования говорят о пользе мышления по принципу «противоречия фактам» – когда рассматривается, что могло или может случиться, вместо того, чтобы концентрироваться на том, что происходит сейчас.
Чем больше мы размышляем об идеях и возможностях, отличающихся от привычных для нас, тем лучше. Как сказал Роберт Рубин (первый секретарь министерства финансов при Билле Клинтоне): «Некоторые люди, с которыми я встречался на разных этапах моей карьеры, кажутся более уверенными во всем, чем я уверен вообще в чем-либо». Правильный выбор часто требует понимания не только того варианта, который в конечном счете принимается, но и тех, которые отвергаются.
2. Перефразируйте вопрос.
Какое мыло лучше: беспримесное на 99,4% или с содержанием токсичных веществ 0,6%? Политики, рекламисты, и даже персонал нашего местного супермаркета постоянно хитрят в рекламе, которую мы слышим, видим и читаем. Всё стараются представить в самом положительном свете. Наша задача – как потребителей, как избирателей, как граждан – быть начеку и развить у себя привычку переосмысливать все, о чем нас спрашивают. (Должен ли я толковать законодательство в отношении «помощи в самоубийстве» как попытку защитить людей от убивающих докторов или как способ дать человеку умереть с достоинством? Должен ли я относиться к возможности сокращения часов работы по совместительству как к уменьшению зарплаты или как к шансу проводить больше времени с детьми?) Контекстуальная память подразумевает, что мы всегда плывем против течения: то, как мы думаем о чем-то, неизбежно формирует то, что мы запоминаем, а то, что мы помним, влияет на наши ответы. Стоит задавать каждый вопрос более чем одним способом, это очень мощный способ преодолеть подобную склонность.
