Карл Юнг - Проблемы души нашего времени

В этом смысле аналитическая психология предоставляет нам новые возможности, так как она доказывает существование образов фантазии, которые появляются из темной психической подпочвы и тем самым сообщают о процессах, происходящих в бессознательном. Содержания коллективного бессознательного - это результат психического функционирования ряда предков, то есть в их совокупности это природный образ мира, слитый и сконцентрированный из опыта миллионов лет. Эти образы являются мифологическими и потому символическими, поскольку они выражают гармонию познающего субъекта с познаваемым объектом. Само собой разумеется, вся мифология и все откровения произошли из этой матрицы опыта, а значит, и будущая идея о мире и человеке также выйдет из нее. Однако было бы недоразумением считать, что образы фантазии бессознательного могут быть использованы непосредственно, подобно откровению. Они являются всего лишь исходным материалом, который для своего осмысления еще требует перевода на язык соответствующего времени. Если такой перевод удается, то через символ мировоззрения мир наших воззрений снова становится связанным с древним опытом человечества; исторический, всеобщий человек внутри нас протягивает руку человеку, только что ставшему индивидуальным, - событие, возможно знакомое первобытному человеку, который во время ритуальной трапезы мифически объединяется с тотем-предками.

В этом смысле аналитическая психология является реакцией на преувеличенную рационализацию сознания, которое в стремлении создавать упорядоченные процессы изолирует себя от природы и пересаживается в рационально ограниченную современность, простирающуюся лишь на короткий отрезок времени между рождением и смертью. Такое ограничение создает чувство случайности и бессмысленности, а именно это как раз и мешает нам жить с той многозначительностью, которая необходима, чтобы полностью исчерпать жизнь. Жизнь становится банальной и уже не представляет человека полностью. В результате огромная часть непрожитой жизни достается бессознательному. Человек живет так, словно ходит в слишком тесной обуви. Качество вечности, столь характерное для жизни первобытного человека, в нашей жизни полностью отсутствует. Окружив себя стеной рациональности, мы оказались изолированными от вечности природы. Аналитическая психология пытается пробить эту стену тем, что заново раскапывает образы фантазии бессознательного, которые когда-то отбросил рациональный разум. Эти образы находятся по ту сторону стены, они относятся к природе в нас, которая оказалась глубоко засыпанной и от которой мы укрылись за стенами рационализма. В результате возник конфликт с природой, который стремится разрешить аналитическая психология, но не через стремление вместе с Руссо «назад к природе», а через обогащение нашего сознания пониманием природного духа, прочно удерживаясь при этом на благополучно достигнутой современной ступени логического мышления.

Тот, кому удалось увидеть это, испытывает грандиозное впечатление. Но он не сможет долго им наслаждаться, потому что сразу же встает вопрос о том, каким образом новое приобретение может быть ассимилировано. То, что находится по эту и по ту сторону стены, поначалу оказывается несовместимым. Здесь вскрывается проблема перевода на современный язык или, пожалуй, даже проблема нового языка в целом, а это сразу ставит вопрос о мировоззрении, то есть о мировоззрении, которое должно нам помочь найти такое созвучие с нашим историческим человеком, чтобы его глубокие аккорды не заглушались резкими тонами рационального сознания и, наоборот, чтобы бесценный свет индивидуального духа не утонул в бесконечном сумраке природной души. Но, подойдя вплотную к этому вопросу, мы должны оставить область науки, ибо теперь нам придется доверить творческое решение, нашу жизнь той или иной гипотезе; другими словами, здесь начинается этическая проблема, без которой мировоззрение немыслимо.

Итак, когда я сказал, что аналитическая психология хотя и не является мировоззрением, но может внести значительный вклад в его формирование, то я полагаю, что это достаточно обсуждено в вышеизложенном.

«Комплекс» и миф

Обманчива почва, на которой мы сооружаем психологические теории. Если все наше знание является незавершенной работой, то уж. тем более наше знание о душе. Но нигде мы не поддаемся столь легко иллюзии считать часть целым, как здесь, нигде эта иллюзия не чревата такими последствиями, как здесь. Теории души, выросшие из потребностей и наглядного материала врачебной практики и воплощенные в форму научных тезисов, позволяют зачастую лишь одно - легко забыть, что душа, в сущности, представляет собой просто бесконечную жизнь, которая хотя и укладывается с легкостью в определенные по содержанию положения, но, с другой стороны, все же вновь от них уклоняется.

Если в теоретическом смысле это должно быть общим фоном каждой психологической теории, поскольку она связана с определенными содержаниями, то общий и принципиальный момент ее практического применения и воздействия всегда будет состоять в том, что пациент, а также и врач совершают одну работу, чем серьезнее она осуществляется, тем вернее будут шансы достичь или добиться того, на что практически нацелено теоретическое сооружение; можно было бы сказать, проникнуть от ненастоящего живой души в истинное. Тогда вопрос состоял бы лишь в том, в какой момент теория как таковая вместе со своими неизбежно слишком тесными и ограниченными положениями должна была бы уйти со сцены после того, как с ее помощью достигнуто «истинное», или, выражаясь обобщенно, цель.

Аугуст Феттер справедливо говорит: «Так же как не переступающая своих границ естественная наука только лишь должна предполагать сознание и не может еще раз рассматривать его наряду со своими внешними предметами, так и практическое исследование души в деятельности, ограничивающееся внутренней жизнью, имеет свое само собой разумеющееся предположение, которое оно не может определить точнее, не запутываясь само, но в котором оно не может также и сомневаться, не ставя под вопрос само себя» (V е t t e r, AuslegungenderSeele. - Авт.).

Если это так, то для того, чтобы добиться ясности относительно сущности теорий души, нельзя будет предложить иного пути, кроме как попытаться постичь саму душу теорий, то есть рассматривать в свою очередь теорию как выражение души. Опасность, которая заключается в том, что каждая теория при ее применении «имеет свое само собой разумеющееся предположение», совершенно очевидно является опасностью того, что искомые решения проблемы практической психотерапии совершенно незаметно сдвигаются в сторону воли, то есть в психологическом отношении сводятся к постоянному разучиванию определенных установок, которые благодаря определенным положениям, то есть частным содержаниям теории, скорее привносятся в душу извне, чем рождаются в ней самой. В той степени, в какой это имеет место, результаты терапии не будут больше строго аналитическими результатами, а «анализ» будет действовать как некоторая система, как какая-либо другая форма терапии - будь то трудовая терапия, метод отвлечения, убеждение и прочие, - то есть анализ становится инструментом леченая, применение которого не имеет больше ничего общего с идеей аналитического развития индивида.

Однако нужно освободиться от представления, что психоанализ является чем-то вроде запатентованного метода сглаживания душевных «комплексов», как полагают не только многие дилетанты, но и думает или же притворяется, что так думает, иной врач, - предположением является то, что в психологическом анализе следует стремиться к поискам предначертанного природой или желательного для нее пути индивида. Все остальное является терапевтическими паллиативами, какие бы названия они ни имели. От названий мало что зависит.

Разумеется, упражнение, приучение, принятие и «овладение» предписанной врачом системой тоже приносит результаты, причем пригодные результаты. Воля и последовательность также являются возможностями души, и горе тому, кто полагает обходиться без них. Также и достигнутый как бы обманным путем благодаря разрядке на лечебной кушетке желаемый результат не сходит на нет, а приносит свои плоды, пусть даже и не столь большие, но все же достаточные, чтобы быть оцененными как успех.

Но сами по себе результаты никогда не смогут дать нам масштаб для оценки теории, «Успехи» - по крайней мере в смысле «излечения» или притока пациентов - пока еще имела любая терапевтическая система, работала ли она при помощи горячей воды или холодной, суггестии или десуггестии. Для оценки терапевтических результатов, так же как и для обсуждения терапевтической системы, нет иного пути, кроме вчувствования в душу анализируемого человека или в душу терапевтической теории.