Андрей Курпатов - Складка времени. Сущность и критерии
Мир интеллектуальной функции, который заполняется не мыслями, а мемами (называй их хоть «вирусами», хоть как угодно еще), формирует убийственную среду для самой этой интеллектуальной функции. Иначе говоря, мем – это противоположность мышлению, это нечто псевдоинтеллектуальное, даже откровенно дебилизирующее. Джейм Глик пишет в своей «Информации»: «Но они существуют. По мере того как кривая информации склоняется по направлению к все большим возможностям связи, мемы развиваются быстрее и распространяются дальше. Их присутствие чувствуется, если не наблюдается воочию, в проявлениях стадного чувства, в паническом изъятии вкладов из банков, кумулятивном эффекте при продвижении информации и финансовых пузырях. […] Но мы не можем владеть ими. Когда в наших ушах звенит колокольчик, или какое-нибудь повальное увлечение переворачивает все с ног на голову, или мистификации месяцами доминируют в разговорах по всему миру, а затем исчезают так же быстро, как появились, хочется задать вопрос: кто тут хозяин, а кто раб?»[120]
Теперь, когда масштабы «экологической катастрофы» нашего МИФа более-менее понятны, самое время вернуться к упомянутой в начале этого подраздела книге Дугласа Рашкоффа «Медиавирус». Рашкофф активно использует концепцию Ричарда Докинза о природе мемов, но весь пафос его социокультурного манифеста заключается в разоблачении своего рода тайного заговора (не вполне понятно, правда, кто заговорщики), цель которого одурачить население – мол, медиа намеренно продуцируют некие «жареные» истории, чтобы отвлечь внимание аудитории от той или иной политической ситуации, пытаются вызвать у нее какие-то определенные реакции (например, потребительские предпочтения) или просто стирают границы между фактической реальностью и художественным вымыслом, чтобы, видимо, окончательно погрузить нас в мир виртуализированных грез. Все это, признаться, выглядит вполне убедительно, но проблема, как мне представляется, в том, что Рашкофф путает причину со следствием: то, в каком состоянии уже находится наш МИФ, и приводит к тому, что шансы соответствующих «медиавирусов» («мемов» по Р. Докинзу) на распространение растут как на дрожжах. Медиа – не злой демиург, жаждущий разжижения человеческих мозгов, медиа как раз потому-то и успешны, что мозги потенциального зрителя уже находятся в соответствующем состоянии.
В недавней работе «Интернет как иллюзия. Обратная сторона Сети» известного белорусско-американского исследователя Евгения Морозова проводится весьма подробный анализ влияния доступности информации на поведение граждан авторитарных государств. Как выясняется, наличие доступа к свободной прессе не увеличивает степени политической ангажированности этих граждан, а если этого доступа не было и он вдруг открылся (к коммерческому телевидению, интернету и проч.), первое, а зачастую и единственное, к чему обращаются лица, лишенные до сего момента «свободы слова», – это развлечения, желтая пресса, порнография и разнообразные «котики». Резюмируя этот в целом нелицеприятный факт, Евгений Морозов пишет: «Интерес к диссидентам-интеллектуалам неизбежно должен угаснуть после того, как интернет распахнул врата в мир развлечений, а глобализация открыла дорогу консюмеризму В современной России немыслимо появление фигуры, подобной Андрею Сахарову. Но даже если такой человек появится, он, вероятно, будет пользоваться меньшим влиянием на национальный дискурс, чем Артемий Лебедев, который ежедневно устраивает в своем блоге фотоконкурс для женщин с красивой грудью[121].
Тема "сисек" среди российских блогеров гораздо популярнее демократических реформ. […] Для того чтобы пробудить умы сограждан от нынешней развлекательной спячки, понадобится новое поколение интеллектуалов, причем необычайно изобретательных»[122]. Однако проблема в том, что легкая доступность развлекательного контента для потребителя радикально снижает потенциальную мощность совокупного МИФа, и вероятность возникновения в нем «интеллектуалов», а уж тем более «необычайно изобретательных» вполне походит на классическую утопию.
Кемеровское шимпанзе, пытаясь понять, как же ей достать запрятанный экспериментатором банан, затормаживает свои «внешние беспорядочные движения» и «переходит на какой-то сложный внутренний процесс», «от внешних проб обезьяна переходит как бы к внутренним пробам», чем и можно «объяснить ее догадку». При этом внешнем затормаживании внутренняя работа животного только усиливается – его лобные доли активно стягивают на себя множество разрозненных возбуждений коры и осуществляют интеллектуальные действия, призванные решить возникшую проблему: животное делает паузу в своей спонтанной активности, чтобы дать себе возможность взглянуть на ситуацию во времени, оценить проделанные «пробы и ошибки». То есть даже в этих – человекообразных – мозгах появляется нечто похожее на время. Но можем ли мы так же дистанцироваться от медиа? Можем ли мы взглянуть на то, что происходит в нашей жизни со стороны – то есть во времени? Оказываясь на работе, мы включаем компьютер, приходя домой – телевизор, а садясь в машину – радио, передвигаясь по улице, молодые люди уже не вынимают наушники из ушей и продолжают сидеть в телефоне все свободное от остальной деятельности время. Учитывая все возрастающее потребление медиа-контента (включая общение в социальных сетях, компьютерные игры и т. п.), мы буквально не оставляем себе шанса на блокнот, в котором предположительно могли бы записать гениальные мысли, которые, возможно, пришли бы нам в голову, если бы она, в свою очередь, не была запружена безостановочно реплицирующимися мемами и потому имела бы еще некоторый шанс притормозить, чтобы подумать.
В книге «Мозг онлайн. Человек в эпоху Интернета» врач-психиатр Гэри Смолл и его супруга Гиги Ворган представили типичный портрет «цифровых от рождения» – поколения людей, выросших уже в новое, цифровое время. Они собрали результаты целого спектра медико-психологических исследований, характеризующих особенности этих «новых мозгов». Следуя по этому списку, мы узнаем, что тотальным является состояние «непрерывного рассеянного внимания» – мозг следит за всем сразу и неспособен сосредоточиться на чем-то конкретном, ни одна мысль в таких обстоятельствах не способна завладеть вниманием человека целиком. Постоянный поиск новых раздражителей и удовольствий обусловлен тем, что контроль за поведением берет на себя лимбическая система мозга, а лобные доли и теменная кора буквально не включаются. Зоны мозга, ответственные за обучение, развиты у «цифровых от рождения» хуже, нежели у «цифровых мигрантов», а избыток потребляемого видео-контента приводит у них к существенному ухудшению языковых навыков. «Преподаватели, – пишут Г Смолл и Г Ворган, – жалуются, что школьники из „многозадачного“ поколения хуже учатся. Хроническая и интенсивная многозадачность способна также затормозить планомерное развитие лобной коры – той области мозга, которая позволяет нам видеть за деталями целое, откладывать поощрения на будущее, рассуждать абстрактно и планировать наперед. Если подросток всегда знает, как вознаградить себя немедленно, и в состоянии это сделать – например, играя в компьютерную игру или переписываясь по „аське“, – то он не научится жертвовать своими капризами ради изматывающего проекта или скучной задачи, которые гарантируют удовлетворение только в будущем». Или вот еще нейропсихологический факт: «Чем больше времени подростки проводят за играми, тем реже активизируются ключевые области их лобных долей. У заядлых игроков, так называемых геймеров, которые проводят за этим занятием от двух до семи часов в сутки, развивается „синдром видеоигр“: лобные доли практически всегда выключены – даже если игрок давным-давно встал из-за компьютера»122. Список этих неутешительных нейропсихологических находок можно было бы продолжать достаточно долго…
Мы действительно больше почти не думаем, а лишь потребляем и реплицируем информацию по механизму своеобразного и столь популярного в Сети перепоста. Кто-то, возможно, решит утешить себя тем, что он потребляет много «содержательной» и «умной» информации, но вопрос не в том, чем именно заполнен наш мозг, вопрос в том, в каком качестве эта информация в наших мозгах существует. Да, Себастьян Сеунг прав – такой компьютер, как наш мозг, нужно еще поискать (причем где-то в отдаленном будущем), но одно дело использовать его в качестве «жесткого диска», пассивно принимающего и складирующего в себе информацию, и совсем другое – воспользоваться его операционной системой, а также другим сложным программным обеспечением, которое, как мы выяснили, мемами не передается. Но именно для этого и нужны остановки, внешнее затормаживание, когда мозг переключается с внешнего информационного потребления на внутреннюю работу, характеризующуюся напряженной активностью лобных долей. Если же мы находимся в непрерывном потоке информационного потребления, мы не имеем ни малейшего шанса на то, чтобы управлять этим процессом, само потребление информации начинает управлять нами.
