Эдвард Эдингер - Эго и Архетип
Субъективное переживание индивидуальности составляет глубокую тайну, которую невозможно постигнуть на рациональном уровне. Тем не менее, некоторые из ее смысловых значений можно исследовать с помощью символических образов, которые имеют непосредственное отношение к этому переживанию. Начнем с рассмотрения этимологических данных. Этимология составляет бессознательную часть языка, поэтому ее можно использовать в психологических исследованиях. Слово индивидуальное происходит от двух латинских корней: in=не, и dividere=делить. Отсюда основное значение слова "индивидуальное"—нечто неделимое. Это значение соответствует первичности переживания индивидуальности, которую невозможно проанализировать или свести к более простым элементам.
Интересно отметить, что такое фундаментальное понятие, как "индивидуальное", необходимо выражать с помощью отрицания того, чем оно не является, т.е. с помощью неделимого. Так же обстоит дело и со словом atom, обозначающим основной элемент материи (это слово происходит от греческого а = не, и torn от слова temnein = разрезать, разделять). Этот феномен наблюдается и в словах integer и integrate (от латинского in = не, и tag, составляющего основу слова tangere - касаться). При попытке описать такую реальность, как индивидуальность, нам, по-видимому, необходимо прибегнуть к той методике, которая применяется для описания божества. Поскольку эта реальность выходит за пределы наших категорий сознательного понимания, нам остается лишь описывать ее с помощью того, чем она не является, т.е. путем отрицания (via negativa).
Слово индивидуальное этимологически связано со словом widow (вдова). По мнению Скита, слово вдова (widow, латинское vidua) происходит от утраченного глагола indere, расставаться. Юнг показал, что образы вдовы и сироты составляют неотъемлемую часть процесса индивидуации. В этой связи он приводит слова блаженного Августина: "Вся церковь—это вдова, покинутая всеми в этом мире". К этим словам Юнг добавляет: "Так и наша душа "покинута всеми в этом мире". Далее блаженный Августин говорит: "Но ты не сирота, ты не считаешься вдовой... У тебя есть друг. Ты Божий сирота, Божия вдова".В одном из манихейских трактатов Иисус назван сыном вдовы". Вдова обозначает ту, с которой расстались. Следовательно, до наступления вдовства человек еще не является индивидом, неделимым, ему предстоит пройти процесс расставания. Символизм говорит нам о том, что вдовство составляет некоторое переживание на пути к реализации индивидуальности, которая проистекает из этого переживания. Это может означать только одно: человек должен расстаться с тем, от чего он зависит, но чем он не является, прежде чем он осознает то, чем он является - уникальным и неделимым. Необходимо разрушить проекцию зависимости. Аналогичные выводы можно применить и к образу сироты, который для алхимиков служил синонимом "философского камня". Осиротеть означает утрату родительской поддержки и разрушение родительских проекций; она также составляет предварительное условие сознательного переживания индивидуальности. Как отмечает блаженный Августин, вдовство или сиротство позволяют человеку установить связь с Богом (Самостью).
2. МОНАДА И МОНОГЕНЕЗ
В философских рассуждениях древних философов о Едином или Монаде можно обнаружить немало материалов, которые имеют непосредственное отношение к переживанию индивидуальности. Древние философы усматривали тайну индивидуальности в философских, космологических проекциях. Действительно, их размышления о Монаде или Едином, которые лежат в основе всех феноменов, составляют проекцию внутреннего психологического состояния, при котором человек ощущает себя индивидом. Например, в рассуждениях пифагорейцев Монада как образ занимала значительное место. По мнению пифагорейцев, Монада олицетворяет творческий принцип, который упорядочивает бесконечное, налагая на него определенные ограничения. В таких случаях пифагорейцы говорили, что "когда Монада возникла, она ограничила ближайшую часть безграничного". Кроме того, Монада отождествлялась с центральным Творческим Огнем, который был источником творения и управления. Этот центральный огонь имеет несколько интересных названий. Его называют "Башней Зевса", "Краеугольным Помещением Зевса", "Очагом Мира", "Алтарем, связью и мерой природы".
Этот отрывок говорит нам о том, что принцип индивидуальности есть сам творческий принцип, и что из него проистекает весь порядок, который греки называли космосом. Кроме того, Монада отождествлялась с огнем. Такое отождествление напоминает нам алхимический символизм, в котором точка (вариант Монады) отождествлялась с искрой, частицей (иста и огня.20 Отсюда можно заключить, что принцип индивидуальности i лужит источником как сознания (света), так и энергии (огня).
Монада занимает видное место в гностической теории. Говоря о гно-i гиках, Ипполит пишет:
"Для них начало всех вещей есть Монада, нерожденная, неуничтожимая, непостижимая, создательница и причина всех создаваемых вещей. Эту Монаду они называют Отцом".
В старинной Рукописи Брюса содержится следующее описание Монады: "Она ...есть Истина, которая охватывает их всех (двенадцать Глубин) ...она есть Истина Всего; она есть Мать всех Эонов; она есть то, что охватывает все Глубины. Она есть Монада, непостижимая и непознаваемая; она есть то, что не имеет Печати ...в чем содержатся все Печати; она есть вечная благодать. Она есть вечный Отец; невообразимый, немыслимый, непостижимый, непревзойденный Отец..."
Образ гностической Монады подчеркивает непостижимую тайну индивидуальности. Он не допускает рационального толкования, но в яркой форме передает ощущение того, что индивид является носителем трудной для понимания тайны. В настоящее время ощущается острый дефицит таких образов, поскольку наша современная культура располагает весьма ограниченными возможностями для оправдания и обоснования индивидуального как такового.
Этот же образ используется и в работах Платона. В "Пармениде" приводится пространное обсуждение природы Единого. Этот диалог представляет значительные трудности для рационального понимания; придти к каким-либо заключениям относительно Единого можно только через парадоксы. Приведем некоторые из этих заключений: "...единое не находится ни в покое, ни в движении", "...единое ...всегда должно находиться как в движении, так и в покое" .
"...единое не имеет отношения к времени и не занимает никакого отрезка времени" "...если единое существует, оно существует во времени", "...единое осязает и не осязает как себя, так и других". "...единое существует и становится старше и моложе себя самого". "...единое не существует и не становится старше или моложе себя самого".
"...если существует единое, тогда оно есть все вещи и никакие вещи...".
Перечень противоречий можно было бы продолжить, но и приведенных здесь противоречий достаточно для наших задач. Даже философам трудно разобраться в этом диалоге. Я отношусь к нему как к сложному философскому коану, который ставит в тупик рациональные способности, чтобы открыть путь к непосредственному субъективному переживанию состояния, при котором человек воспринимает себя как индивида. Платон показывает, что Единое невозможно постигнуть с помощью логики или сознательных категорий времени, пространства и причинности. Единое невозможно постигнуть с помощью логики потому, что логика приводит к противоречиям. Единое причастно и не причастно времени, пространству и причинности. Такие заключения, разумеется, не имеют смысла для философа с рациональной ориентацией. Тем не менее, мы можем рассматривать их как довольно точное описание некоторой эмпирической, психологической реальности, реальности индивидуальности. Если считать, что переживание индивидуальности имеет два центра, эго и Самость, тогда упомянутые противоречия займут свое место. Эго олицетворяет некоторое воплощение, сущность, которая участвует в событиях изменчивого мира времени, пространства и причинности. Самость, как центр архетипической психики, пребывает в ином мире, который находится за пределами сознания и конкретизирующих форм его восприятия. Эго составляет центр субъективной идентичности, а Самость—центр объективной идентичности. Эго живет на земле, но имя Самости написано на небесах. Эта же психологическая реальность нашла отражение в мифе о братьях Диоскурах; один сын Зевса Кастор смертен, а другой, Поллукс, бессмертен, неподвластен пространству и времени.
Образу Монады достаточно много внимания уделяет Плотин, неоплатоник, живший в III веке н. э. В "Эннеадах"24 он высказывает немало прекрасных и глубоких мыслей о Едином, которые, несомненно, проистекают из его внутренних переживаний:
"Все существа являются существами только благодаря Единому ...ибо, что могло бы существовать, если бы не было единого? Если нет единого, то нет и вещи. Ни армия, ни хор, ни толпа не могли бы существовать, если бы не были едиными... Так же обстоит дело и с телами животных и растений; каждый из них составляет единство... Здоровье зависит от координации тела в единстве; красота зависит от того, насколько Единое управляет частями; добродетель души зависит от объединения в одну единственную согласованность".