Дмитрий Соколов - Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)
В этом и заключается трудность детей «нарушителей» – они получают слишком много сигналов, указующих им не взрослеть, не выходить замуж, не беременеть. Они склонны приносить свои молодые отношения и семьи «к ногам» старшего поколения, которые изливают заботу совместно с очень деструктивным контролем.
В народных сказках мы можем увидеть множество примеров этого сюжета. В эти игры играет каждая вторая Ведьма и Мачеха, ревниво спрашивая, например, у зеркальца: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» – и пытаясь уничтожить «входящую в силу» падчерицу. Это как раз один из ликов «Темной матери», которая хочет высосать из этого мира побольше сладкого сока, и потому оказывается деструктивной по отношению к собственным детям. В тех рядах и Снежная Королева, и ведьма-колдунья во многих народных мифологических сюжетах, и – иллюстраций хватает, и везде сюжет примерно одинаковый, такой себе вампирский.
Увы, увы! Статусные нарушения обычно не проходят даром. Платить за них обычно приходится дважды. В таком сюжете – за продленную, скажем, в два раза молодость платой может являться: 1) собственная счастливая (или, во всяком случае, спокойная) старость и – 2) молодость детей.
Еще раз извините, надеюсь, никому не помешал.
Эта страшная химера: ЖЕРТВА
Как говорил мой давний учитель Михал Михалыч, в каждой семье идет борьба за стул жертвы. Это такой волшебный стул: кто на него сядет – тот и самый несчастный. С этой борьбой связано огромное количество жалоб, нытья, настоящего и фальшивого самопожертвования, ревности, неудач, болезней, недомоганий, депрессии, и даже, вполне вероятно, некоторое количество самоубийств. Со стороны это может показаться странным, но изнутри это ощущается как совершенно нормальное дело.
Магия этого не совсем понятна – почему столь прекрасно быть самым несчастным? В нашей культуре это кажется самоочевидным, но все же присутствует ведь где-то и другая логика, более простая, по которой прекрасно быть счастливым. Так что дело не так просто.
Большинство сказок про жертв (а я выслушал их страшное количество) показывают, что жертву не очень волнует «реальное» количество несчастий. «Семь бед – один ответ», на какую там болезнь больше или на сколько денег меньше – это не так важно; часто кажется, что все подобные беды, к которым жертва заранее готова, служат чем- то вроде топлива для костра или ингредиентов для супа: все беды и несчастья как будто складываются куда-то и идут на общее дело. Эрик Берн, мне кажется, говорил о том же, когда писал о «купонах», которые жертва «накапливает».
Так вот, чем жертва реально озабочена – так это вопросом «кто виноват?». В принципе, если в сказке значимо стоит такой вопрос – можно не сомневаться, что разворачивается история трагедийного жанра. Это обычно слышно с самого начала сказки: ни герой, ни трикстер не задаются серьезно вопросом вины и невиновности, а жертва вот именно всегда напирает на то, что она не виновата. Если в начале сказки человек говорит что-нибудь вроде: «Суслик никого не просил себя рожать», то вы можете быть уверены, что в конце этой сказки будет плохо.
Лет десять назад я думал, что жертва – это тот, кто много сталкивается с несчастьями. Но постепенно такая модель стала казаться не рабочей. Последние несколько лет я представляю себе жертву скорее как комбайнера, главное дело которого – распределение чувства вины. Он как будто сидит в такой своей кабине за рычагами и ловко орудует ковшом, разбрасывая чувство вины куда угодно, хоть властям, хоть близким, хоть прохожим.
Как и зачем работает этот механизм? Вероятно, он «включается», когда в семье накапливается много вины. Реальной или придуманной, это вряд ли возможно легко разобрать. Скорее всего, «в начале» (если вообще возможно разобрать, где тут «начало») вина имеет реальную причину, а затем начинается процесс ее «переваривания», когда на ее место ставится вина уже полу-придуманная, как бы заместительная, с которой магически легче справиться. (Если вы представляете себе, как эволюционировали ритуалы жертвоприношения, когда на место человеческой жертвы все более гуманные поколения ставили овечку, а затем чучело или изображение, то вы можете представить, как и почему это делается). Так вот, сюжет «борьбы за стул жертвы» начинается с того, что имеется много вины, а жертва обладает тем магическим (трудно назвать это реальным) преимуществом, что вину перекидывает на другого члена семьи, и таким образом от нее освобождается.
И что же получает жертва при удачном распределении чувства вины? Ясно: собственную невиновность (то есть, конечно, и возможность отлынить от работы, или иногда «ковер и телевизор» и прочие приятные вещи, но ради этого вряд ли городился бы такой серьезный огород. Хотя все эти мелкие выигрыши тоже никто не отменял.)
А зачем, наконец, так нужна собственная невиновность? Основной ответ, который я вижу, имеет опять-таки «родовую» природу: невиновность гарантирует принадлежность (к семье). Вина ставит принадлежность под вопрос, и большое ее количество, вероятно, как раз и отражает вероятность «вылететь» из рода, стать исключенным. Невиновность же – это место в середке, оно магически защищено. Жертва страдает, но сохраняет связи со своими. Счастливый (открыто) по такой странной логике скорее рискует свое место в роду потерять.
Мифологически жертва, таким образом, занимается «перевариванием» бед и несчастий. Возможно, семьи, составленные из жертв, занимаются обработкой большого количества вины, вызванного какими-то серьезными грехами в прошлом. И не будь у них так развита система «процентов на проценты», может быть, они бы эти грехи вполне успешно отмывали, перепасовывая чувство вины друг другу и постепенно растворяя. Может быть, в хорошем варианте эта система так и должна работать.
Мифологическая основа сюжета жертвы: жертвоприношение.
Жертвоприношение (ж/п) – очень значимая часть человеческой культуры, и если вы что-то хотите понять в магии и мифологии, вы должны хорошо понимать эту тему. Основа ж/п – идея «зуб за зуб», базис торговли, юрисдикции и мести. Но это с людьми можно торговаться или судиться, а с духами приходится общаться при помощи жертв, и в любой системе магии или религии есть целая область, описывающая, как это нужно делать.
Ж/п становится актуальным тогда, когда мы пытаемся общаться с силой, возможности которой сильно превышают наши собственные. Эти силы мы обычно называем богами или духами, и эта же логика вполне применима к роду (предкам). Мы совершаем ж/п в двух основных случаях: чтобы расплатиться за прошлый грех или чтобы добиться благодеяния в будущем. В принципе, это одна логика, близкие вещи.
Посмотрите (мысленно) на погребение значимого человека, главы сильного рода, в какой-нибудь древности. Вы увидите, например, костер, на который вместе с телом покойного возлагаются ценные для него (и для оставшихся в живых) предметы, а часто и некоторые люди – его жена, рабы, пленники. Для чего древние долгими тысячелетиями сжигали и закапывали столько добра (до сих пор гробокопателям хватает)? Чтобы обеспечить себе хорошие взаимоотношения с миром духов. Они хотели, чтобы ушедший человек не держал зла на оставшихся (а уверенным в этом можно быть только если человек ушел осознанно по собственному желанию – причем это не самоубийство – а таких всегда, вероятно, было мало; ушедшие же с той или иной долей насилия всегда опасны). И поэтому они старались «обнулить» счет ушедшего, воздать ему, оплатить его долги, чтобы он правда ушел, а не затесался среди живущих и не мешал бы им жить. Итак: жены, рабы и драгоценности в гробнице – это старания «обнулить счет», чтобы ушедший правда ушел. (А уже когда он правда уходит в мир мертвых, он может по родственной любви благодетельствовать живым, но это другая история.)
Итак, ж/п – это магическая попытка «обнулить счет», искупить вину, умиротворить конфликт.
Теперь история.
Морской Змей и Дельфин
История эта начинается с детского вранья. Жила-была девочка Света, которая больше любила представляться мальчиком. И пока она играла в войнушки в своем дворе, она всем плела, наверное, чтобы повысить свой статус, что у нее есть – нет, не пенис – а старший брат. Но этот старший брат живет где-то не в их доме, а в таком специальном интернате, где учат молодых боксеров и бойцов.
Психолог поучил бы ее разделять правду и фантазии, психоаналитик с удовольствием поговорил бы про зависть к пенису, но Светочка в детстве их не встречала. За разные художественные небылицы в пятом классе она даже получила премию. В переходном возрасте Светик носила телогрейку и злилась на сиськи, мешавшие бегать. В ее веселой и хипповатой компании ее звали «Свет». Так ей больше нравилось.
А в четырнадцать лет Свет узнала, что старший брат у нее действительно был. Что ее папа, перед тем, как жениться на маме, жил в другой семье, и там у него был ребенок. Но уход его из той семьи был таким болезненным и все так сильно поссорились, что ни о каком общении тогда и речи не шло. И Свет даже увидела своего невозможного старшего, и был он красив и статен (она, вообще-то высокая, доставала ему до подмышки). Она с удовольствием встретилась бы с ним еще, но он как раз уехал в другой город, куда поступил учиться в военный институт и жил там в интернате. Вот кто бы мне объяснил, как она это-то предвидела?
