Зигмунд Фрейд - Знаменитые случаи из практики
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Хотя этому сообщению я дал название «Фрагмент анализа», очевидно, что оно неполно в более значительной степени, чем можно было бы ожидать, исходя из его названия. Поэтому было бы неплохо, если бы я попытался объяснить эти пробелы, ни в коем случае не являющиеся случайными.
Целый ряд результатов анализа остался в стороне, так как он из-за внезапного прекращения лечения был или недостаточно хорошо известен, или нуждался в продолжении исследования до какого-то общего вывода. Несколько раз, когда мне это казалось допустимым, я указывал на вероятное продолжение отдельных завязок. Ни в коем случае не являющаяся само собой понятной техника, посредством которой только и можно из сырого материала ассоциаций выявить его чистое содержание в виде ценных бессознательных мыслей, мною вообще здесь полностью обойдена. Остается и тот недостаток, что читатель не сможет убедиться в корректности моего подхода при таком способе изложения. Но я пришел к выводу, что абсолютно невозможно обсуждать заодно и технику анализа, и внутренний контекст какого-либо случая истерии. Для меня это было бы почти невозможным достижением, а для читателя стало бы неусваиваемым. Да и вообще эта техника требует отдельного особого представления, где она должна объясняться посредством многочисленных примеров, взятых из самых разных случаев, а кроме того, она может там совершенно не учитывать полученный результат. Точно так же я не пытался здесь обосновать психологические предпосылки, о которых можно догадаться по моим описаниям психических феноменов. Какое-либо мимолетное обоснование ничего бы не дало; подробное же было бы само по себе уже отдельной работой. Я могу только заверить, что, не будучи обязанным ни одной из известных психологических теорий, я непредвзято подошел к изучению феноменов, которое открывает наблюдение психоневротиков, и что потом я так долго не высказывал своего мнения, пока оно не показалось мне созревшим для того, чтобы можно было дать отчет о наблюдаемых мной закономерностях. Я вовсе не горжусь тем, что избегаю умозрительных взглядов, хотя материал для наших гипотез приобретен в результате самого широчайшего и кропотливейшего наблюдения. Особенно же решительность моей точки зрения на проблему бессознательного может вызвать недовольство, так как бессознательными представлениями, мыслями и побуждениями я оперирую так, словно бы они были такими же хорошо известными и несомненными объектами психологии, как и все сознательное. Но я уверен в том, что тот, кто решится исследовать ту же самую область явлений именно нашим методом, не сможет обойтись без того, чтобы стать на ту же самую точку зрения, несмотря на все протесты философов.
Те коллеги, которые считают мою теорию истерии чисто психологической и потому неспособной разрешить какую-либо патологическую проблему, наверняка, заметят, читая эту работу, что их упрек, относящийся к особенностям техники, несправедливым образом переносится и на нашу теорию. Чисто психологической является лишь терапевтическая техника. Моя теория ни в коем случае не упускает возможности указать на органический фундамент невроза, хотя она и ищет таковые не в патолого-анатомических изменениях, а пытается ожидаемые химические изменения, не обнаруживаемые пока, временно заместить органическими функциями. По-видимому, никто не может отказать в таковом характере одному из органических факторов — сексуальной функции, в которой я вижу фундамент истерии, как и вообще всех неврозов. Теория сексуальной жизни, как я полагаю, не может быть лишена гипотезы об особых, возбуждающе действующих сексуальных материалах. Интоксикации и абстиненции при использовании определенных хронических ядов, конечно же, находятся в основе всех болезней, с которыми нас знакомит клиника, и, прежде всего, в основе врожденных психоневрозов.
То, что уже сегодня можно сказать о «соматической встречности», об инфантильном ядре перверсий, об эрогенных зонах и бисексуальной предрасположенности, я также не изложил в этой работе подробно, я только выделил места, в которых анализ наталкивался на этот органический фундамент симптомов. Большего и нельзя сделать на отдельно взятом случае. Те же упомянутые выше причины вынудили меня отказаться даже от беглого объяснения этих моментов. Отсюда проистекает мощный довод в пользу новых работ, опирающихся на большое число анализов.
Этой столь несовершенной публикацией я хотел все же достичь двух целей. Во-первых, в качестве дополнения к моей книге о толковании сновидений показать, как это обычно бесполезное искусство может применяться для открытия утаиваемого и вытесненного в душевной жизни. Потому в анализе обоих сообщаемых здесь сновидений учитывается и техника толкования сновидений, которая во многом подобна психоаналитической. Во-вторых, я хотел пробудить интерес к целому ряду отношений, являющихся для науки на сегодня совершенно неизвестными, так как их можно открыть только применяя этот определенный метод. Об усложненности психических процессов при истерии, одновременности сосуществования различнейших побуждений, взаимосвязи противоположностей, вытеснениях и смещениях и о многом другом, наверное, до конца никто так и не смог догадаться. Подчеркивание Жане идеи фикс, которая перемещается в симптом, ничего другого не означает, как только действительно жалкую схематизацию. Невозможно будет устранить и мысль-догадку, что побуждения, представления, которым не хватает силы дойти до сознания, иначе воздействуют друг на друга, по-другому развиваются и ведут к другим проявлениям, чем те, которые называются нами «нормальными», так как они осознаются. Если все это настолько ясно, то ничто больше не стоит на пути понимания терапии, которая устраняет невротические симптомы посредством того, что она представления первого ряда превращает в нормальные.
Мне надо было также показать, что сексуальность вмешивается не только в качестве лишь один раз появившейся deus ex machina (Неожиданно и немотивированно наступившая помощь (лат.)) в каком-нибудь месте в ходе характерных для истерии процессов, но и является движущей силой любых единичных симптомов и каждого отдельного проявления какого-либо симптома. Проявления болезни, говоря прямо, являются сексуальной деятельностью больных. Отдельно взятый случай никогда не сможет доказать такой обобщенный, тезис, но я могу лишь опять повторить заново, что я нигде не нашел ничего другого. Сексуальность действительно является ключом к проблеме психоневроза, как и вообще всех неврозов. Тот, кто пренебрегает им, никогда не будет в состоянии открывать. Я ожидаю новых исследований, которые могли бы устранить или ограничить это правило. То, что я до сих пор услышал против, было выражением личного неодобрения или неверия, на что достаточно возражения словами Шарко: «Са n ' empeche pas d ' exister» ( Это не мешает существовать (фр.)).
Этот случай из истории болезни и лечения, фрагмент которой я опубликовал здесь, не подходит и для того, чтобы показать ценность психоаналитической терапии в правильном свете. Не только краткость периода лечения, едва ли составившая три месяца, но и другой присущий этому случаю момент помешали тому, чтобы курс лечения закончился обычно достигаемым, признаваемым больным и его родственниками улучшением, приводящим к более или менее полному излечению. Такие радующие результаты достигаются там, где болезненные проявления поддерживаются лишь внутренним конфликтом между относящимися к сексуальности побуждениями. В таких случаях видишь состояние больного улучшенным в такой степени, в какой удалось перевести патогенный материал в нормальный для разрешения психических проблем больного. По-другому протекает все там, где симптомы ставятся на службу внешних мотивов жизни, как это и было с Дорой в последние два года. Вы будете поражены и даже можете легко быть сбиты с толку, когда узнаете, что состояние больной не стало заметно лучшим, несмотря на нашу далеко продвинувшуюся работу. В действительности же не все так плохо. Да, симптомы не исчезли во время работы, а лишь спустя некоторое время после нее, когда уже были прерваны отношения с врачом. В действительности же такая отсрочка излечения или улучшения по времени вызывается только личностью врача.
Чтобы сделать понятным такое положение дел, я должен начать несколько издалека. Во время психоаналитического курса лечения задерживается образование новых симптомов, можно даже сказать, что это закономерно. Но продуктивность невроза ни в коем случае не затухает, а начинает создавать особый род чаще всего бессознательных мыслительных образований, которые можно оделить названием «переносы».
Но чем же являются переносы? Это новые издания, копирование побуждений и фантазий, которые должны пробуждаться и осознаваться во время проникновения анализа вглубь с характерным для этого сплава замещением прежнего значимого лица личностью врача. Другими словами: целый ряд более ранних психических переживаний оживает вновь, но не в виде воспоминаний, а как актуальное отношение к личности врача. Имеются такие переносы, которые по содержанию совершенно ничем не отличаются от своего прототипа. Таким образом, это, в контексте нашего сравнения, просто перепечатка, неизмененное переиздание. Другие же осуществляются более искусно, они испытали смягчение своего содержания, сублимацию, как я говорю, и могут осознаваться, когда они откликаются на какую-либо ловко использованную особенность в личности или в отношениях с врачом. Таким образом, это уже не перепечатки, а скорее переработки.
