Константин Сельченок - Психология художественного творчества
Первым анализировалось стихотворение Есенина из цикла «Персидские мотивы». Вот его начальные строки:
Воздух прозрачный и синий,Выйду в цветочные чащи.Путник, в лазурь уходящий,Ты не дойдешь до пустыни.Воздух прозрачный и синий.
Три раза здесь назван синий цвет (считая «лазурь»). Значит, по нашей гипотезе в этом стихотворении должен доминировать «синий» И. Так и оказалось: И доминирует, превышая норму почти в два раза!
Интересно, что вторым по частотности, тоже несколько превышая норму, идет У («темный», «сине-зеленый», «печальный»). Канава его роль? Тот, кто любит поэзию, наверное, заметит, что синева в этом стихотворении Есенина не яркого, радостного тона, это скорее синяя дымка, а само это произведение, как и весь цикл «Персидские мотивы», овеяно светлой грустью. Приходится только поражаться поэтическому чутью художника, который в подборе звуков сумел установить пропорции, подчеркивающие и «цветовую», и общую эмоциональную окраску стиха. Действительно, подбери художник только И — звуки способствовали бы изображению яркого, праздничного синего цвета, нажим на У дал бы цвет штормового моря или грозовой тучи; и поэт, оставляя доминирующим светлый сине-голубой, приглушает его, заставляет звучать в светлом, но минорном тоне.
Может быть, эти странные соответствия звука и цвета не что иное, как случайное совпадение? Возьмем другое стихотворение Есенина:
Выткался на озере алый цвет зари.На бору со звонами плачут глухари.
Здесь заметно увеличена по сравнению с нормой частотность У и несколько больше нормы А. И снова подбор гласных точно соответствует цветовой картине, нарисованной в этом стихотворении словами: темно-синее вечернее небо, подсвеченное угасающим красным — это и есть вечерняя заря. А общий эмоциональный тон?
И пускай со звонами плачут глухари,Есть тоска веселая в алостях зари.
И здесь все точно: «грустный» У и «радостный» А — «тоска веселая». Нет, это не случайность. Это рука мастера, это творение таланта!
«Цветные» стихи есть, конечно, не только у Есенина. Очень выразительно окрашена звуковая мелодия многих произведений Блока. Есть у него стихотворение, написанное под впечатлением от картины В. Васнецова «Гамаюн, птица вещая». Картина выдержана художником в темных фиолетово-синих и багрово-красных тонах. В той же гамме написано стихотворение:
На гладях бесконечных вод,Закатом в пурпур облеченных,Она вещает и поет,Не в силах крыл поднять смятенных...
Вещает иго злых татар,Вещает казней ряд кровавых,И трус, и голод, и пожар,Злодеев силу, гибель правых...
Предвечным ужасом объят,Прекрасный лик горит любовью,Но вещей правдою звучатУста, запекшиеся кровью!..
И ту же цветовую картину создают доминирующие гласные: самый «темный» из них Ы (превышение нормальной частотности в 2 раза), «красный» А (в 1,5 раза) и «темный сине-зеленый» У (в 1,5 раза).
Вдумайтесь в это взаимопроникновение разных видов творчества — музыки звуков, поэзии слов и красок живописи, почувствуйте гармонию их слияния, и вы постигнете единый смысл искусства!
Поэты нашего времени тоже широко используют цветовую выразительность звуков речи. Стихотворение А. Твардовского «Матери» начинается строчками:
И первый шум листвы еще неполной,И след зеленый по росе зернистой...
Подсчет гласных показывает, что стихотворение ииструментовано по звуко-цветовому принципу: доминирует «светло-зеленый» Е, частотность которого превышает норму в 1,5 раза.
Исследование «стихоцвета» — область настолько новая и необычная, что реакции каждого, кто знакомится с результатами анализа звуко-цветовых соответствий в поэзии, почти всегда одинаковы:
- Этого не может быть, — говорят обычно. — А все ваши подсчеты — не более чем парадоксы статистики.
Конечно, не всегда упоминание какого-либо цвета в стихотворении ведет к повышению частоты соответствующего гласного. Так и должно быть — ведь не обязательно в любом «цветном» произведении поэт должен использовать именно эффект «звукоцвета». Но совершенно невероятно, чтобы соответствия, «вычисленные» для всех приведенных здесь стихотворений, были бы лишь результатом удачного совпадения цифр.
Однажды студенты принесли на занятие для анализа стихотворение А. Тарковского «Перед листопадом»:
Все разошлись. На прощанье осталасьОторопь желтой листвы за окном.Вот и осталась мне самая малостьШороха осени в доме моем.
Выпало лето холодной иголкойИз онемелой руки тишиныИ запропало в потемках за полкой,За штукатуркой мышиной стены.
Если считаться начнем, я не вправеДаже на этот пожар за окном.Верно, еще рассыпается гравийПод осторожным ее каблуком.
Там, в заоконном тревожном покое,Вне моего бытия и жилья,В желтом, и синем, и красном — на что ейПамять моя? Что ей память моя?
Предполагалось, что в этом печальном стихотворении об осени в природе и в душе человека звуки должны гореть осенними красками. Полученные же результаты звуко-цветового анализа весьма поразительны.
В звуковой ткани стихотворения доминирует прежде всего О, затем Ы и дальше А. Да ведь это и есть желто-коричнево-красная осенняя гамма цветов! Однако в какой-то мере это было предсказуемо. Именно такого результата мы и ожидали. Не так ли?
Но что это за строка в последней строфе: «В желтом, и синем, и красном...»? Неужели поэт подсказывает нам цвета картин, изображенных в первых трех строфах? Посмотрим внимательно. Действительно, в первой строфе прямо назван желтый цвет. Вторая строфа «темная» (в потемках за полкой), «серая» (мышиная стена), может быть, со стальным синеватым отблеском «холодной иголки». В третьей строфе пожар за окном, значит, красный. Точнее, красно-желтый пожар листвы за окном. Но если это так, то не сопровождаются ли эти цветные картины соответствующим звуко-цветовым аккомпанементом гласных? Правда, это было бы уж слишком. Не стремился же, в самом деле, Тарковский изготовить наглядное пособие по изучению звуко-цветовых соответствий в стихе. И все-таки, без особой надежды на успех, я предложил студентам «просчитать» первые три строфы.
Считаем первую. Да, «желтый» О на первом месте. Норма превышена в 2 раза! Пока все подтверждается.
Считаем вторую строфу. Еще одно подтверждение. Доминирует «темный» Ы и «синий» И. Больше ни в одной строфе стихотворения частотности этих букв не превышают нормы. А здесь Ы — в 3 с лишним, а И — почти в два раза. Правда, О тоже больше нормы, но не нужно забывать, что этот звук создает основной цветовой фон для всего стихотворения. И его частотность превышает норму во всех строфах.
Ну что ж, решающее слово за третьей строфой. Кто-то из студентов посчитал первым и крикнул: «Красный!» Мы сидели потрясенные. Все точно: «В желтом, и синем, и красном...». Как поразительно выполнена звуковая ткань этого стихотворения! Как глубоко содержательна игра звуков и красок в нем! Как точно его звуковая форма соответствует содержанию!
А как же все-таки быть с сонетом Рембо? Почему он «окрасил» звуки так странно? Этот вопрос сидел как заноза, покоя не давал. Конечно, заниматься выяснением звуко-цветовых соответствий во французском языке было для нас слишком сложной задачей, но ведь перевод-то русский. Навязал ли Рембо переводчице свои цвета гласных? Это нетрудно проверить.
Будем рассуждать так. Цвета гласных в сонете названы дважды — один раз прямо, а второй раз косвенно — в «расшифровках» цветовой содержательности каждого звука. Если на подсознание переводчицы оказали давление прямые названия цветов гласных, то в строчках-расшифровках она должна нагнетать именно те гласные, которые расшифровывает.
Например, в строчках
А — бархатный корсет на теле насекомых,Которые жужжат над смрадом нечистот...
должен доминировать по частотности звук А. Тогда мы поверим, что для переводчицы А — черный.
