Маргарита Землянская - 9 друзей женщины
Но никто ни о чем сожалеть не собирался, родители за ней не прибежали – и через два месяца девчонка, воспитанная на бабушкиных супчиках и крахмальных простынях, поняла, что так дальше продолжаться не может, потому что в одной юбке ходить надоело и стипендии на все ее запросы явно не хватает.
Когда вернулась домой, там с ней никто не разговаривал, а через пару дней отец поинтересовался, сделала ли она аборт. Они с матерью были уверены, что сделала. И начался очередной кошмар. Ей каждый день объясняли, какая она дрянь и потаскуха, и ребенка, наверняка, зачала в пьяном виде, значит родит какого-нибудь олигофрена. И дальше еще множество внушений и рассказов об ужасных последствиях совершенного ею необдуманного и ужасно постыдного поступка.
А тут еще проблемы со здоровьем. На двадцать четвертой неделе начался токсикоз – организм стал в бешеных количествах выделять ацетон: очередной повод для материнских истерик. «Вот, пожалуйста, я же тебе говорила! Токсикоз во второй половине беременности – явный признак того, что с ребенком не все в порядке!» Начала ей статьи научные подкладывать, красным карандашом на полях пометки делала.
Положили Аню в больницу, под капельницу. Отец приходил каждый день, а мать за неделю так и не явилась. В это время она ездила в Москву, где нашла причину всех «бед и страданий». Пришла на кафедру, но ей даже его личное дело почему-то не показали. Где она с ним разговаривала и что ему говорила – неизвестно. Но, придя к дочери в больницу, с нескрываемым торжеством и сияющими глазами рассказала дочери: он ей сказал, что она что-то спутала, что никакой такой девушки он не знает – и вообще, у него любимая семья, любимая жена и двое детей. На вранье это не было похоже, а вот на умопомешательство – вполне.
В тот же вечер, когда мать ушла, Аня заглянула в процедурный кабинет к сестричкам и стащила у них из шкафа с лекарствами упаковку средства для сокращения матки и ночью вколола себе все, что было в упаковке, вызвав преждевременные роды.
Два дня после этого ее держали в реанимации, а мать сидела рядом и бормотала, что все образуется. Ане уже было абсолютно все равно, она понимала, что полноценного ребенка точно не будет, но жалости, как впрочем и никаких других чувств по этому поводу она не испытывала. Потом – возвращение домой и жизнь, похожая на сон, не в положительном смысле, конечно.
Еще через два месяца, когда Аня уже училась в институте, к ней подошла ее врач-гинеколог, которая ее в больнице откачивала, и сказала, что ребенок выжил. Это девочка, а они более жизнеспособны. Врачи не хотели ей это сразу говорить, обнадеживать – потому что первый месяц она чуть ли не каждый день была на краю могилы. Врач смотрела на Аню и думала, что та должна быть счастлива, а на самом деле девушка чуть сознание не потеряла.
Этим же вечером Аня забрала Иришку домой из больницы, а мать настояла, чтобы ее записали на отца с матерью, ей же она будет кем-то вроде младшей сестры. Аня на все была готова.
Девочка росла слабенькой: сначала все эти ужасы, потом кормили ее искусственным питанием, потому как молока у Ани, понятное дело, не было. Никакой особой любви к ней со стороны родителей не наблюдалось, потому что мать очень раздражало, что Анна вынуждена была уйти в отпуск по уходу за ребенком, а значит оставить учебу. Мрачные прогнозы отчасти сбылись: Аня до сих пор одна, Ирина постоянно болела и выросла трудным подростком.
Когда Ирине рассказали, кто ее настоящая мама, дела стали еще хуже. Всего 15 лет, а возвращается домой в час ночи, вся прокуренная, учится кое-как – с двойки на тройку, с бабушкой и с мамой даже разговаривать не хочет, считает, что они предатели.
Приходится Ане ломать стену, которую сама строила между собой и своим ребенком. И мать вроде бы винить не стоит, ибо действовала она из самых благих побуждений, вряд ли понимая, что делает. Нужно было самой отвечать за свои поступки. Решила рожать – рожай, обратной дороги нет. И не назло кому-то, и не ради кого-то, ведь ребенок – не игрушка, и если этого вовремя не понять, то жизнь принесет немало неприятных сюрпризов. В этой же ситуации остается единственная надежда, что общий язык всем участникам этой истории найти все-таки удастся.
* * *А с другой стороны, как же уберечь дочь от обмана, от ошибки, которые не так уж редки в жизни? Не так уж все и сложно: нужно лишь своевременно поведать девушкам о тайном и интимном и научить их отличать в самих себе голос крови от голоса души.
Умению разбираться в собственной природе, в том, какими желаниями движима она, когда спешит на свидание, никто и никогда, никакой специалист девушек не научит лучше матери. Все классические признаки влюбленности могут привести к ошибкам и заблуждениям. Например: любопытство к неизведанным обстоятельствам и ощущениям, жажда утвердить свою взрослость, тщеславное удовольствие покрасоваться перед подружками эффектным поклонником, а иногда даже корыстные умыслы. Во всем этом поможет разобраться только мама.
* * *Отношения с матерью у нас никогда не были гладкими. Она была жещиной властной и при каждом удобном случае диктовала свои правила. Я привыкла ее всегда и во всем слушаться, поэтому особых проблем с моим воспитанием у нее не было.
В школе я была одной из самых лучших учениц, но вот общественных мероприятий всеми возможными способами старалась избежать, предпочитая общению со сверстниками чтение любимых книжек. Об отношениях с молодыми людьми не могло быть и речи. Для меня все моменты, касающиеся отношений между мужчиной и женщиной, были покрыты мраком, и я даже не представляла себе, как это все происходит и зачем, собственно, все это нужно, в то время как мои сверстники к этому времени могли похвастаться солидным опытом.
Как-то раз вечером мне стало невыносимо одиноко, и я вышла прогуляться. Погрузившись в собственные мысли и мечты, я и не заметила, как вышла на центральную улицу, где жизнь была очень яркой и насыщенной. Неожиданно возле меня притормозила красивая машина, распахнулась дверца, и приятной внешности мужчина поинтересовался, что в такой поздний час молодая девушка делает одна в центре города и не нужно ли меня куда-нибудь подвезти.
Даже не подозревая, чем может закончиться подобное предложение, я согласилась и села в машину, потому что в этот момент мне необходимо было хоть с кем-нибудь поговорить, так как тоска и одиночество все глубже и глубже затягивали, и в этом состоянии я задыхалась с каждой минутой все больше и больше.
Мужчина оказался тем самым приятным собеседником, который мог не только выслушать, но и посоветовать. Уж и не знаю, как он смог найти те самые слова, чтобы я почти сразу смогла ему довериться, но уже через несколько минут я взахлеб выложила ему все свои проблемы. В отличие от моей его речь текла уверенно и неторопливо, что меня еще больше к нему расположило.
Оказалось, что я не единственная, кто сталкивается с такими проблемами, а кроме того, он с удовольствием готов мне помочь в этом. Я с радостью согласилась, потому что не представляла, о чем идет речь.
Мы приехали к нему домой, а дальше все произошло по традиционному сценарию: кофе, ликер, приятная музыка и... все произошло так быстро, что я даже не успела понять, что это было. Не могу сказать, что это было сильно неприятно, но и в обратном сомневаюсь. Во всяком случае, домой я возвращалась в растерянности и задумчивости.
Мама встретила меня непроницаемым спокойствием, что для меня было еще хуже, чем шумный скандал. Скрывать мне от нее ничего не хотелось, и я выложила все, что произошло со мной, не утаивая ни единой подробности. Она выслушала меня внимательно и не произнесла ни единого слова.
Около двух месяцев обстановка у нас дома была очень напряженной, хотя внешне это ни в чем не проявлялось. Я ходила в школу, а вечерами никуда не выходила из дома. А потом произошло такое, о чем я до сих пор вспоминаю с удивлением.
Когда я сходила к гинекологу, сомнений относительно беременности уже не оставалось, и единственное, что повергало меня в ужас, это то, как обо всем рассказать маме. Но как оказалось, все мои волнения были совершенно напрасными. Она уже давно подозревала это и приняла твердое решение – никакого аборта. Моему удивлению не было предела, тем более, что в больнице я уже договорилась на аборт и операция должна была состояться завтра.
Я очень благодарна моей маме, ведь она сумела меня убедить в том, что если уж такое произошло, то нужно все принять спокойно. И именно сейчас, по прошествии многих лет, я хочу сказать спасибо моей маме за то, что она оказалась незаменимым помощником в такой сложной ситуации. Гораздо позже, когда рождение сынишки по-настоящему сблизило нас и мы могли свободно разговаривать на все темы, она мне призналась в том, что чувствует себя виноватой.
Она должна была рассказать, предупредить, да и, вообще, вся ее теория относительно спартанского воспитания была настоящим бредом, потому что дочка и мать должны быть друзьями и уметь доверять друг другу. За то, что она нашла в себе силы понять свою ошибку и изменить свое поведение, я ей искренне благодарна.
