Елена Кабанова - Взрослые дети, или Инструкция для родителей
Женский пол менее прагматичен в том, что касается «приемки и распространения» слухов. Ведь женщины, не пренебрегая и макиавеллевской политикой, заводят игру ради игры. Выберут себе подходящий объект – за стройную фигурку, за многочисленные романы, за оригинальность поведения – и давай палки в колеса вставлять. У меня фигуры нет, романов не намечается, неординарностью бог не наградил — значит, и тебе, милочка, ничего такого не требуется. Я без всех этих глупостей век прожила – и тебе того же желаю! А уж методы… В борьбе за повышение самооценки все средства хороши – выбирай на вкус! И никаких конкретный целей завистница себе не ставит. Как говорят на Западе, «it just a game»[66]. Не слишком спортивная, прямо скажем, не олимпийский вид.
«Тяжелая моральная атлетика» больше распространена в женской «лиге блюстительниц нравственности» — просто потому, что в силу биологических особенностей женская натура чувствительнее мужской.
Женщины на порядок эмоциональнее и восприимчивее. Миллионолетняя эволюция специализировала мозг женской особи именно для этой цели – для продуцирования и восприятия эмоций, для прогнозирования реакции собеседника, для успешной коммуникации. Отсюда и основные параметры общения, и физиологические особенности женского мозга. У женщины имеется не только обширный, развитый, выделенный центр речи – он к тому же дублируется и в правом, и в левом полушарии. Благодаря этому «дубликату» женский пол может не просто произносить длинные монологи, но и сопровождать их любым другим действием, какое бы полушарие им ни руководило. У мужчин речью управляет все левое полушарие: сканирование мозга говорящего мужчины показывает повышенную активность всей левой стороны мозга, а не какого–то специализированного отдела. При такой активности человеку требуется большая концентрация внимания, чтобы вести беседу или произносить речь. Мужчина либо говорит, либо делает что–то – ведь разговор усиливает магнитный резонанс, то есть заставляет усиленно работать все левое полушарие. Значит, остальные функции временно приостановлены – идет беседа. Женщина, наоборот, не может молчать – практически никогда. В крайнем случае она ведет внутренний диалог сама с собой.
Естественно, для беседы требуются все новые и новые темы – настоящий конвейер тем. Ради удовлетворения этой не только социальной, но и биологической потребности большинство дам не пощадит и лучшей подруги. Им не требуется преодолевать никаких «мужских» запретов, вроде «сплетничать нехорошо». А вы пробовали пообщаться с подружкой, не затрагивая достоинств какой–нибудь Верки–шалавы, Таньки–идиотки, Любки–заразы и прочих любимых, но в данный момент отсутствующих приятельниц? Ну, хорошо, оставили вы знакомых в покое. А незнакомые? Как про шоу–звезд не поговорить? Не затронуть внешность кинодивы или супермодели? Да чего ради тогда вообще в гости ходить: восторгаться хозяйкиной стряпней? Беседовать про последний писк моды? Ненадолго ее, стряпни и моды, хватит, если не перейти на тот кошмар, которым вас накормила в прошлый уикенд свекровь, и на ту претенциозную жуть, которую приобрела за бешеные деньги невестка.
Проблема «нарушений родственной этики» только усугубляется отсутствием, если так можно выразиться, «семейного этикета». Получается, что формально здесь и нарушать–то нечего. А потребность в перемывании косточек — огромная, как мы уже сказали, дикая, инстинктивная. Почему бы не пожить, как мать–природа заповедала – пусть и за чей–нибудь счет? Хотя нет человека, который не задал бы себе вопроса: за что они так? Объяснив – и не раз, — за что и почему, мы признаем: каждый человек усердно верит, что его семья будет любящей и доброжелательной. Мы продолжаем так думать, даже встречая под внешними проявлениями добродушия чувства не столь приятные: мстительность, ревность, зависть, равнодушие и др. И не желаем понимать, что корни подобных отношений скрыты в раннем детстве, в каких–то дурацких спорах из–за кукол, мячиков, совочков; в подростковом периоде – неверные кавалеры, неподеленные платья, жестокие слова… В общем, так глубоко, что эти корни невозможно ни извлечь, ни обрубить.
Мы не желаем знать, что ближние периодически хотят нам плохого, даже если сами не в силах им пожелать ничего хорошего.
Это и есть ритуал – распространенный прием психологической защиты. Для ритуального восприятия сама идея серьезного конфликта, предположим, родителя с ребенком, кажется невероятной. И сознание начинает искать первопричину конфликта в каком–нибудь старом недоразумении: ведь наверняка родитель не виноват, он хотел как лучше! Может, и хотел как лучше. Как было лучше ему, а не его ребенку. Не столь уж редкое явление. Ведь и сам родитель, и его «психологические защитники» подразумевают, что родительская роль и есть родительское отношение. Уровень личной ответственности, таким образом, благодаря ритуализации снижается, а на первое место выходит ролевое поведение.
И вот, дабы спрятать поглубже и замаскировать получше стойкую антипатию, человек… становится заботливым. Только заботится он не о счастье конкретного лица — он заботится о схематизированном, усредненном персонаже, которому не помешает поступить в институт, выйти замуж/жениться, завести ребенка… Очевидно, это проще, чем живое участие. Подсознательно желая сэкономить энергию, люди стандартизируют и ритуализируют заботу друг о друге.
Стандартная установка на то, что родственный круг – это надежная опора, верные и понимающие друзья, любящие и добрые души, довольно долго мешает молодому (а то и не слишком молодому, но по–прежнему весьма наивному) человеку узреть реальность во всей неказистости. Да, мы собственными руками роем могилу своему здравому смыслу, стараясь притянуть реального человека «за уши» к мифическому образцу – и что мы получаем в результате? Ничего не получаем, только теряем. Мы теряем и иллюзию, и действительность: разочарование заставляет нас расстаться и с придуманным идеалом, и с близкими, «не дотянувшими» до идеала. В детстве такие «крушения» переживаются легче. Видимо, сказывается присутствие титанических планов на долгую–долгую жизнь.
Мысль о том, что «все еще будет» приглаживает наждачную шкуру жизненного пути.
С возрастом, когда контакты налаживаются с большим трудом, когда начинаешь высоко ценить не столько новое, сколько привычное, когда всякая потеря оставляет шрам на душе, человек готов закрыть глаза на очевидное, дабы продолжать верить в невероятное. И тогда в игру вступает механизм психологической защиты.
Многие проблемы решаются все тем же способом — при помощи стереотипов. Стереотипизация мышления и поведения — старый, испытанный способ руководства – как государственного, так и индивидуального. Когда свое мнение отсутствует, легко запасть на слоган – четкую, нехитрую формулу, в которой от перемены слагаемых сумма не меняется. Но в то же время нехитрая мысль: окружающий мир сложнее, он не подчиняется четырем действиям арифметики — почему–то в черепную коробку не помещается. А ведь достаточно спросить себя не «Сколько будет дважды два?», а «Дважды два чего? Две женщины и двое мужчин? Две барабанные палочки и две губных гармошки? Две бутылки водки и два сантехника–абстинента?» – и сразу станет ясно: вселенная — не настолько абстрактная субстанция, чтобы ее можно было уложить в единую систему принципов. Точные науки, кстати, того же мнения.
Понять эти простые вещи человеку мешает манипуляция сознанием. Мы окружены ею. Мы находимся под влиянием манипуляторов всю жизнь. Среди них — наши родители, учителя, знакомые и незнакомые, например, ведущие телепрограмм. И всех их даже нельзя упрекнуть в корыстолюбии – ведь они действуют неумышленно, интуитивно, да к тому же не всегда по своей воле. Социолог и психолог Г. Блуммер так объяснял это поведение: «Когда люди, составляющие общественность, возбуждены апелляцией к какому–либо общему для них настроению, они начинают толочься и устраивать контакт. Тогда они выражают себя в форме общественного настроения, а не общественного мнения»[67]. А настроение не есть мысль. Это всего лишь эмоция. Которая, в свою очередь, влияет на формирование мысли. И человек даже не заметит, как его подманят, вовлекут, оплетут и отведут, куда следовало. Куда заказывали.
Мы только после перестройки, в вихрях ежеминутно меняющихся общественных настроений, увидели, что такое опытный штатный идеолог, и осознали, насколько идеологи циничный и оборотливый народ. Специалист этого профиля еще тем удобен, что не выясняет поминутно всякие глупости вроде «что такое хорошо и что такое плохо?» Не такой он кроха, чтобы у власть предержащих подобную ерунду спрашивать. А спрашивать можно только самое важное, а именно: «Куда ехать, барин?» Потом нужно сговориться насчет оплаты, выполнить заказ и постараться не загнать лошадей. Как говорил Гарри Трумэн: «Если не можете убедить – запутайте».
