Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
Впрочем, этого ощущения Сталину могло и не хватать, и, возможно, удовлетворял он свои желания и буквальным образом. Рассмотрим доступные в наше время факты.
Сталин, как мы уже говорили, не только не оставлял свидетелей, но и созидал о себе легенду. Уничтожал он настолько тотально, что сохранились сведения только об одном его любовнике — начальнике его личной охраны, венгерском еврее К. В. Паукере (как это понимать — как антисемитизм или как интернационализм?!). Паукера Сталин тоже уничтожил — его расстреляли в 1937-м. Остальные доказательства — заставлял подчинённых-мужчин танцевать друг с другом, болезненная паранойя — неоспоримые доказательства только для специалистов-психиатров и практикующих психологов, поэтому в интересах рядового читателя мы для доказательства гомосексуальных и копрофилических склонностей «Друга детей» вынуждены прибегнуть к методу аналогий. Сравнивать Сталина будем, разумеется, с Гитлером.
— У Гитлера было множество женщин, семь основных, шесть из них покончили жизнь самоубийством — процент значительный. У Сталина, который женщин избегал, объясняя это якобы преданностью делу коммунистической партии, было только две жены, но они обе умерли не своей смертью. Первая, Екатерина Сванидзе (многие из её родственников посходили с ума, остальные почти все расстреляны), умерла, как полагают, от брюшного тифа — болезни, с которой люди с неослабленным здоровьем справляются. Ослабляет же человека его же собственный скверный характер и дурное, в психоэнергетическом смысле, окружение. Вторая жена Сталина, Надежда Аллилуева, умерла совсем откровенным способом — она застрелилась.
Люди, встречавшиеся со Сталиным в разные периоды его жизни и любящие изъясняться эвфемизмами, особенно подчёркивают, что Сталин женщинами не интересовался. Если бы он предпочитал услуги только женщин, то покончивших с собой дам было бы значительно больше. То, что мужчины из ближайшего окружения Сталина застрелились не все, отчасти объясняется тем, что их прежде успевали расстрелять.
— У Гитлера двое братьев умерли во младенчестве, двое были патологическими идиотами, и только он, любимый, стал фюрером многих европейских народов. У Сталина тоже оба брата умерли и он тоже, любимый, остался один — любимец советских народов.
— Гитлер очень эмоционально относился к гомосексуалистам (уничтожил их около полумиллиона), Сталин тоже издал беспрецедентно жестокие указы на их счёт. Занятно, что сделали это два диктатора почти одновременно.
— И тот, и другой любимец народов были антисемитами.
— И тот, и другой были параноиками.
— Неограниченная их власть поддерживалась разве что не беспредельным обожанием масс.
— Сталин был более внимателен к «своим» детям, чем Гитлер: если стерильный Гитлер ограничивался только их материальным содержанием (через партийную кассу), то Сталин не только гораздо свободнее распоряжался государственными деньгами, но и лично «своих» детей избивал, нередко ногами.
— Оба были достаточно скромны в одежде и личных расходах: и тот, и другой ограничивались минимальным количеством дворцов.
— И тот, и другой были великолепными, талантливыми актёрами.
— У Гитлера охранники были гомиками и обращались к фюреру на «ты», и у Сталина К. В. Паукер был начальником охраны.
— У обоих матери были набожны в смысле государственной религиозности.
— И у Гитлера, и у Сталина разговоры о межполовых взаимоотношениях вызывали раздражение вплоть до буйства.
Были и отличия. Гитлер был вегетарианцем и не курил. Сталин же напивался как свинья, ел всё и очень много курил. Гитлер на фотографиях часто принюхивается, у Сталина же на фотографиях т`о выражение невинного агнца, которое почти всегда появляется у людей, когда они собираются соврать. Гитлер был экспансивен и несдержан в своих движениях, Сталин же, напротив, был сдержан и расчётлив. Сталин не прикрывал по гитлеровскому образцу область паха характерным жестом импотентов всего-навсего потому что это было физически невозможно: левая его рука была сухая и короткая (он бы просто не достал). Кроме того, Сталин старательно скрывал свой дефект отработанными искусными позами. Таким образом, отсутствие характерного жеста импотентов у зрелого Сталина не может служить доказательством его способности к совокуплению с женщинами. Гитлер был немцем, Сталин по матери — грузином, родились они в разные месяцы и в разные годы восточного календаря. О том, что на Гитлера мочились и дефектировали, сведений сохранилось предостаточно; о Сталине прямых свидетельств до сих пор не опубликовано.
Сомнительно, что мы когда-либо узнаем, что делал Сталин, оставаясь наедине с унитазом. Маловероятно и то, что когда спецархивы госбезопасности будут наконец рассекречены, там можно будет обнаружить записи признаний подследственных, какие они оказывали Сталину специфические услуги. Действительно, какая, вы думаете, могла быть реакция у следователя НКВД, если допрашиваемый вдруг сообщал, что он какал — и не раз! — на горячо любимого вождя пролетариата? Всякий следователь-коммунист должен был вскочить, выхватить револьвер и застрелить подлеца. А потом и сам застрелиться, потому что надо быть уж законченным тупицей, чтобы не понимать, что с такими знаниями ему, следователю, долго не жить. Впрочем, если следователь знал за собой подсознательную способность вытеснять из памяти неприятные события, то мог и не застрелиться. И забыть навсегда.
С другой стороны, мог ли кто из допрашиваемых рваться поделиться тайной? Нужно быть последним идиотом, чтобы не понимать, что в те времена следователь, во-первых, отказался бы в услышанное верить, несмотря на какие бы то ни было неоспоримые доказательства, а во-вторых, хотя бы во имя спасения своей шкуры просто был бы вынужден застрелить допрашиваемого, чтобы тот ни в коем случае не выдал, что и следователь теперь знает тайну Великого интернационалиста. Но так уж устроены люди, даже стремящиеся к смерти, что процесс своей кончины они затягивают и немедленному расстрелу предпочитают любые страдания, не говоря уж о простой отсидке в следственной тюрьме. Вот и получается — если они существовали, ковровые «любовники» Сталина, то должны были молчать даже под дулами винтовок на расстрельном полигоне...
И всё-таки всех расстрелять Сталину не удалось. Он был начитан, но с психоанализом познакомиться не удосужился, иначе бы расстрелял бы вообще всех, с кем разговаривал. Ведь в рамках психоанализа описывается один психический механизм неадекватного устранения душевного дискомфорта, который особенно часто наблюдался у Сталина. Речь идёт о проекции. Сущность этого процесса заключается в том, что человек, сохраняя своё идеализированное я, начинает незыблемо верить, что совершил некоторые не согласующиеся с идеалом поступки вовсе не он, а кто-то другой, чаще всего враг. Например, если А. хочет убить Б., но считает убийство безнравственным, но всё же от желания убить не отказывается, то он без всякого на то основания начинает обвинять Б. в подготовке на него, А., покушения. Примеров такого рода проекций в исследованиях о Сталине несть числа. Скажем, именно Сталин защищал идею явки Ленина на суд Временного правительства в 1917 году — и это исторический факт! — но, тем не менее, позднее Сталин в этом не признавался, а обвинял в этом Бухарина (расстреляли). Другой пример, особенно пикантен тем, что Сталин, вдохновитель тайно заключённого аморального пакта Риббентропа-Молотова, расстрелял Тухачевского за сговор с нацистами. Тухачевского, виновного в чём угодно, но только не в связях с Гитлером!
Итак, зная о существовании психического механизма проекции и о том, что Сталин был способен многократно многим людям врать, даже, по-видимому, не отдавая себе отчёт в своей нечестности, зная также и то, что у разных народов любовь к испражнениям, очевидно, удовлетворяется вождями разными способами, можно по-новому, то есть противоположно, осмыслить слова Иосифа Виссарионовича, Друга пионеров, ради которого дети предавали своих родителей, Корифея науки, который уничтожил многие отрасли знания, Великого интернационалиста, который в братских могилах объединил представителей множества народов, Продолжателя дела Ленина, и прочая, прочая, прочая, сказанные им Виктору Некрасову по поводу присуждения ему Сталинской премии за роман «В окопах Сталинграда»:
«И почему твоя книга мне понравилась? Задница у меня болит, вот почему. Все её лижут, совсем гладкая стала».
Глава двенадцатая
Дети мои! Женщины пахнут!
Противоположность Гитлеру есть.
Но как её увидеть, если все с восхищением взирают в одном направлении, а обращение (оборачивание) есть большой, а потому и редкий плод души?
