Джеймс Холлис - Призраки вокруг нас. В поисках избавления
Ранние работы Зигмунда Фрейда и его коллег открыли для нас мир желания, превратили его в объект исследований. Он и такие его коллеги, как Йозеф Брейер изначально работали с тем, что тогда называлось «истерией», то есть с неким нарушением, которое в то время не укладывалось в стандартные медицинские модели (сегодня такие «нарушения» называются соматоморфными расстройствами). Они обнаружили, что в некоторых случаях слепота, паралич конечностей и несмыкание голосовых связок возникали в результате психического напряжения между желанием человека и запретом на его исполнение. Как мог «уважаемый» человек вдруг грубо ответить, выказать сексуальное желание, повести себя не в соответствии с установленными для людей его круга ценностями? Столкновение этих противоречивых сил выражалось в форме симптомов. Человек ведь не может убить другого, если его рука парализована… ну и так далее. Фрейд и его коллеги были людьми викторианской эпохи, для которой разные формы внутреннего подавления были нормой. Известная блюстительница морали того времени Леди Гаф всерьез призывала не ставить книги, написанные мужчинами и женщинами, на одну полку, если только речь не шла о супружеской паре. Одна парижанка специально следила, чтобы снеговики и снежные бабы были надлежащим образом одеты. Язык того времени насквозь состоял из эвфемизмов, так что нельзя было даже употреблять слово нога ввиду его очевидного эротизма. (Тем, кто уверен, что эта пропасть между людскими желаниями и сдерживающими их нормам в наш век давно преодолена, я хочу напомнить о том, как совсем недавно министр юстиции США распорядился, чтобы олицетворяющие правосудие женские статуи, которые стоят в Министерстве юстиции в Вашингтоне, были прилично одеты.)
Коль скоро анархические нарциссические желания младенца, который живет в каждом из нас, должны быть опосредованы нормами общественного договора, те, чьи естественные желания блокируются, чувствуют, что в их жизни что-то происходит не так. Призраки страха и подавления блокируют фундаментальную жизненную энергию. Слово желание (desire) происходит от латинского глагола desiderare – «сильно хотеть, алкать», который, в свою очередь, буквально означает «от звезд» – de sidere. Наши расстройства желания – это утрата связи с путеводной звездой. Мореход, плывущий по багряному морю и потерявший из виду путеводную звезду, оказывается в опасности, во власти морских течений. Мы – мореходы, бороздящие воды жизни, тоже нуждаемся в путеводной звезде нашего желания, чтобы знать, куда направлять наши энергии. Иначе водовороты депрессии и отчаяния закружат и погубят нас. Как почитание богини Венеры соотносится с «венерическими» заболеваниями? Почему слово страсть (passio), переводящееся с латыни как «страдание» (вспомним «страсти Христовы»), стало использоваться для обозначения романтических, а порой и порнографических чувств и желаний?
Каким был бы мир, если бы каждый родитель говорил ребенку: «Ужасно то, что твоя участь предопределена. Но мы любим тебя таким, какой ты есть на самом деле. Внутри тебя есть источник, твоя душа, и она выражается через желание и устремление. Всегда уважай покой и счастье другого, но иди по своему пути, служи своему желанию, рискуй, вноси в мир то, что просится быть выраженным через тебя. И мы всегда будем любить тебя, даже если дороги жизни уведут тебя от нас»?. И тогда, повзрослев, люди не боялись бы менять жизнь, когда того требовал некий внутренний призыв. Такие люди смогли бы принимать трудные решения, постоянно помня о том, что они могут затронуть других. Но они никогда бы не забывали о том, что должны прожить одну-единственную жизнь, предназначенную им богами.
Конечно, все мы пытались и продолжаем пробовать изменить, перенастроить нашу жизнь, всюду страдание поджидает нас. Однако лучше принять неверное решение, а потом осознать его ошибочность и выстрадать его, чем бежать от всякой ответственности. Одно страдание приходит, другое уходит. Кто-то ценит ту жизнь, которая хочет через него прорваться, кто-то от нее бежит. Вот какими словами Р. М. Рильке напоминает нам о нашем тяжелом наследстве:
Ведь мы – не цветы. Не одним-единственным годомНам любить суждено. Набухают, когда мы любим,Незапамятным соком запястья.[80]
В мире психиатрии и психотерапии наша старая знакомая – депрессия – была заменена более экзотичным, более гламурным термином дистимия. Греческий корень «тимос» означает сильное чувство. Таким образом, выпадает смысл о подавлении, репрессии нашего желания. И теперь речь идет об отсутствии «сильных чувств». Но в действительности чувства не могут отсутствовать, потому что они представляют собой автономные реакции психики на происходящее вокруг. А Эго уже может либо поддаваться им, либо отрицать их, либо проецировать на других, но чувство всегда присутствует. Если в нас находится привратник с ятаганом в руке, который не пускает нас во дворец чувств, то значит мы сами лишаем себя путеводной звезды.
Хорошая новость в том, что желания психики на самом деле никуда не исчезают. Само наличие психопатологии и есть выражение воли нашего желания быть услышанным, и оно готово к любым испытаниям ради этого. Подобно побегам, ищущим света, росток желания пробьет камни подавления, вытеснения и отрицания. Желание способно поставить нас на колени и заставить осажденное Эго вскричать: «Что же ты хочешь от меня?» И тогда бог Эрос, воплотившись в нас, будет воспевать жизнь[81]. В каждом из нас идет гражданская война между естественными желаниями выражения и репрессивными силами приспособления и истории. Даже временный триумф навязчивой истории не может «спасти» нас еще от одного наваждения – призрака непрожитой жизни, о котором мы будем говорить в последней главе. Здесь хочется привести строчку из стихотворения У. Х. Одена «Памяти Зигмунда Фрейда»: «Печален Эрос, городов строитель, // И Афродита беспорядочная плачет»[82]. Рискнув вновь отдать почтение этим забытым богам, мы начинаем уважать наши желания, мы снова служим жизни.
* * *Сегодня в течение рабочего дня я около восьми часов беседовал с людьми, которые пытаются лавировать среди порогов и скал жизни. Две женщины – одна из них мать, потерявшая дочь, а другая – психотерапевт, которая недавно овдовела. Обе они рассказывали о непрекращающейся скорби, о памяти, которая не дает ничего забыть даже в хорошие дни и высасывает всю энергию из настоящего. (Я сам переживал все это.) Но каждая из них решилась на то, чтобы «пережить» это наваждение, открыть сердце миру и своей всепоглощающей скорби. Когда мы с женой потеряли сына, мой врач посоветовал антидепрессанты. Я взял их, а придя домой, выкинул. Мне было необходимо почтить память сына подлинным переживанием потери. «Пережить» – значит пройти через то, о чем не хочется даже думать, но ведь бегство – еще страшнее. Непроработанная скорбь приносит депрессию, а иногда и нечто более страшное. Можно вспомнить слова из трагедии Эсхила «Агамемнон»:
По ночам, во сне, щемит сердца,Поневоле мудрости уча.Небеса не знают состраданья.Сила – милосердие богов[83].
Другой мой пациент сражается с призраком поглощающего родителя, поселившимся в его жене. Только в терапии он понял, что было первично, а что – вторично. Со стороны это очевидно, но он только-только начал осознавать, как детство, проведенное с родителем-нарциссом, стало элементом внутрипсихического имаго себя и другого, привело к браку именно с этим человеком. Глядя со стороны, мы не удивляемся, что мужчина в возрасте сорока двух лет ушел от жены. Но этот поступок вызвал мощнейшую тревогу, которую испытывает ребенок, когда освобождается от взрослого покровителя. И этому хорошему человеку теперь нужно «пережить» страх и начать все сначала.
Что говорить впустую? Все мы способны на глубокие прозрения и умные советы, когда речь идет о других. Но ведь каждый из нас застрял по-своему. В своих интерактивных мастерских я просил людей описать, где в своем развитии они на данный момент застряли. Как я уже говорил, на всех четырех континентах, в Москве и Ванкувере, в Сан-Паулу и в Атланте, никто никогда не просил уточнить, что я имею в виду. Люди сразу принимались отвечать на мой вопрос. Тот факт, что мы сразу же готовы указать то место, где мы застряли, говорит о том, что дело не в знании, а в том, что архаичный страх не дает нам выбраться. У скорбящих родителей и у врача, ужаснувшегося непосильной ответственности, выход только один – вперед, «пережить» и пройти дальше.
Тем из нас, кто побывал в круговоротах ада, трудно представить какую-либо альтернативу. Возможно, ничьи мучения не сравнятся с судьбой Эдипа, который, сам того не желая, погубил отца, женился на матери и произвел на свет с ней детей. Поняв, что он натворил, этот истинный мудрец осознал главное – он не знал, кто он есть на самом деле. И он ослепил себя, будучи не в силах видеть плоды своих деяний, и попросил для себя смертной казни. Но для него приготовили более суровое наказание – изгнание, долгие годы мучительных раздумий над своей жизнью и всеми принятыми решениями. Есть предположение, что в старости Софокл вернулся к этой истории, и в финале Эдип после долгих лет изгнания и покаяния приходит в рощу в Колоне, и там находит покой, мир и благословение богов, которые делают его одним из них.
