Ирвин Ялом - Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти
ЧТО ЗНАЧИТ «ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ»?
Для многих философски образованных людей этот термин несет в себе целый ряд значений: христианский экзистенциализм Кьеркегора, ставящий во главу угла свободу и возможность выбора; антирелигиозный детерминизм Ницше; акцент Хайдеггера на быстротечности и подлинности; ощущение абсурдности мира, свойственное Камю; идеи Сартра о бескорыстной самоотдаче ради выполнения «надчеловеческого» долга.
Но в своей врачебной практике я употребляю слово «экзистенциальный» в самом прямом смысле — «имеющий отношение к существованию (экзистенции)». Хотя экзистенциальные мыслители могут занимать разные позиции, все они исходят из одного допущения: люди — единственные существа, для которых их собственное существование является проблемой.
Таким образом, существование — ключевое понятие в моем подходе. С таким же успехом я мог бы использовать иные термины, например, «терапия существования» или «экзистенциально ориентированная терапия». Но они представляются мне слишком громоздкими, и поэтому я остановлюсь на термине «экзистенциальная психотерапия».
Экзистенциальный подход — лишь один из множества психотерапевтических методов, объединенных общей целью: справиться с человеческим отчаянием. Экзистенциальная психотерапевтическая позиция состоит в том, что мы страдаем не только на биологическом уровне (это психофармакологическая точка зрения), не только из-за борьбы с инстинктивными побуждениями (позиция Фрейда), не только из-за того, что значимые в нашей жизни взрослые не относились к нам с должной заботой и любовью или сами страдали неврозами (точка зрения теории объектных отношений), не только из-за беспорядочного образа мыслей (когнитивно-бихевиористская позиция), не только из-за «застрявших осколков» травмирующих воспоминаний и не только из-за неурядиц в работе или в отношениях с важными для нас людьми, но и… из-за конфронтации с собственным существованием.
Краеугольный камень экзистенциальной терапии — утверждение, что страдания человека, кроме прочих причин, вызываются неизбежной конфронтацией с условиями человеческого существования — или с «данностями» существования. Каковы же эти «данности»?
Ответ легко доступен и находится внутри нас. Ненадолго отложите все дела и просто подумайте о своем существовании. Постарайтесь не отвлекаться, отбросьте все теории и убеждения и поразмышляйте о своем положении в мире. Через некоторое время вы обязательно дойдете до самых глубоких структур существования или, если воспользоваться удачным теологическим термином Пауля Тиллиха, до вопросов, вызывающих «предельную заботу». На мой взгляд, «предельная забота» вызывается вопросами, имеющими самое прямое отношение к психотерапевтической практике. Это вопросы смерти, одиночества, смысла жизни и свободы.
Данные вопросы занимают центральное место в моей книге «Экзистенциальная психотерапия», написанной в 1980 году, в которой я подробно останавливаюсь на их феноменологии и на способах их применения в психотерапии.
Хотя в ежедневной работе психотерапевта все вопросы «предельной заботы» тесно переплетены, страх смерти все же является наиболее значимым и приносит максимальные страдания. В процессе лечения, однако, обязательно возникнут и вопросы смысла жизни, одиночества и свободы. Экзистенциально ориентированные, но стоящие на разных позициях психотерапевты могут выстроить иерархию различным образом. Так, Карл Юнг и Виктор Франкл подчеркивают, что большинство пациентов обращаются к терапии из-за потери смысла жизни.
Экзистенциальное мировоззрение, на которое я опираюсь в своей практике, рационально. Оно отсекает поверхностные верования и исходит из того, что жизнь вообще и человеческая жизнь в частности возникает случайно; что мы — конечные существа, хотя и стремимся сохранить свое бытие; что нас «забрасывают» в существование, не снабдив разработанным жизненным планом или предопределенной «судьбой»; что каждый из нас должен сам решать, каким образом прожить свою жизнь как можно более полно, счастливо, нравственно и осмысленно.
Так существует ли экзистенциальная психотерапия? Хотя я часто и запросто говорю о ней и написал толстую книгу с таким названием, я никогда не считал экзистенциальную психотерапию самостоятельной идеологической школой. Скорее, это мои личные убеждения и надежды, которые заключаются в том, что хорошо обученный психотерапевт, владеющий знаниями и навыками из разных областей психиатрии, должен учиться работать и над экзистенциальными вопросами (которые могут возникнуть у некоторых пациентов и на некоторых этапах терапии).
Хотя цель этой главы — помочь психотерапевтам развить восприимчивость к важнейшим экзистенциальным вопросам и «подстегнуть» готовность работать над ними, я считаю, что для достижения полноценного положительного результата одной такой восприимчивости мало. Практически любой курс лечения требует применения терапевтических приемов других школ.
СЕАНС ПСИХОТЕРАПИИ: ГРАНИЦЫ МЕЖДУ ПРОЦЕССОМ И СОДЕРЖАНИЕМ
Иногда, когда я рассказываю в своих лекциях о том, что терапия должна учитывать условия существования человека, студент может (и должен) возразить: «В этих идеях о нашем месте в существовании есть зерно истины, но они кажутся такими размытыми и расплывчатыми… Что экзистенциальный терапевт должен делать на сеансе?» Или еще проще: «Если я был бы мухой и наблюдал ваш сеанс, сидя на стене кабинета, что бы я увидел?»
Ответ на этот вопрос я начинаю с того, что рассказываю об одном секрете, который помогает правильно проводить и интерпретировать сеансы. Обычно терапевты рано узнают о нем, но и после многих лет практики он не теряет своей ценности. Секрет прост: разграничивайте содержанием процесс (говоря «процесс», я имею в виду природу терапевтического общения).
Под «содержанием» я, разумеется, понимаю темы и проблемы, обсуждаемые во время сеанса. Здесь в игру вступают все те идеи, о которых я подробно писал в предыдущих главах. Бывают сеансы, когда мы с пациентом надолго погружаемся в экзистенциальное содержание. Но часто эти темы не затрагиваются в течение нескольких недель, так как пациент желает обсуждать другие факторы тревоги: любовь, секс, выбор профессии, проблемы с детьми, деньги.
Иными словами, экзистенциальное содержание может выступать на первый план для некоторых клиентов (но не для всех) и на некоторых (но не на всех) этапах терапии. Вот так это должно быть. Успешный терапевт никогда не станет навязывать то или иное содержание: терапия должна строиться не на теориях, но на человеческих отношениях.
Одно дело — проводить сеанс ради содержания, совсем другое — ради «отношений». Психотерапевт, восприимчивый к экзистенциальным вопросам, относится к пациенту не так, как психотерапевт, не учитывающий их. Эта разница ощущается в каждом сеансе.
В предыдущих главах я подробно останавливался на экзистенциальном содержании; в большинстве описанных мною случаев я делал акцент на роли идей в изменении личности (например, принципы Эпикура, «волновой эффект», самореализация). Но обычно одних концепций недостаточно: реальная терапевтическая сила заключается в синергии идей и человеческого общения.
В этой главе я предложу ряд рекомендаций, которые помогут психотерапевтам повысить эффективность терапевтического общения и придать ему больший смысл. Это, в свою очередь, даст терапевту новые возможности для помощи пациентам, которые хотят вступить в конфронтацию со страхом смерти и преодолеть его.
Идея, что в эффективности терапии ключевую роль играют именно отношения, сама по себе не нова. Клинические психотерапевты и преподаватели психиатрии давно поняли, что лечит не теория и не концепции, но человеческие отношения. Первые психоаналитики знали, что необходимо устанавливать с пациентом прочный терапевтический контакт, и исследовали отношения психотерапевта и пациента до мельчайших деталей.
Если мы принимаем допущение, что терапевтические отношения — действенный инструмент психотерапии (а в его пользу убедительно говорит множество исследований), возникает резонный вопрос: какой тип отношений наиболее эффективен? Более 60 лет назад Карл Роджерс, один из первопроходцев психотерапевтических исследований, дбказал, что прогресс в терапии связан с рядом особенностей поведения психотерапевта. Успешные психотерапевты неподдельно искренны, проявляют необходимую эмпатию и позитивное отношение, не зависящее от конкретных условий.
Эти качества психотерапевта важны для любых терапевтических подходов, и я очень рекомендую развивать их. Однако я считаю, что при работе со страхом смерти или с другим экзистенциальным вопросом понятие искренности приобретает иной, более широкий смысл, который может привести к радикальным изменениям сущности терапевтических отношений.
