Три шага к пробуждению. Практика внимательности в повседневной жизни - Ларри Розенберг
В этих наставлениях Будда говорит, что внимательность требуется всегда. Мои слова лишь расширяют или обогащают эту идею.
Из истории известно, что мужчины и женщины, которые учились у Будды в первые годы его проповеди в Индии, не жили в монастырях. Они странствовали и жили на улицах, а сам Будда бо́льшую часть жизни провёл в лесу. На более позднем этапе его жизни большие группы людей стали собираться для практики – но опять же только на время трёхмесячного сезона дождей; в остальные времена года они расходились.
Когда учения Будды проникли из Индии в Китай, сначала китайцы пытались подражать индийцам. Но они жили в другом климате и другой культуре. Хотя один из китайских императоров закрыл монастыри и заставил многих буддийских монахов отречься от обетов, школа чань сохранилась. Бытует мнение, что китайцы пощадили практикующих чань, потому что им было удобно с ними жить: монахи чань обрабатывали землю, готовили и убирали. В глазах приземлённого китайского народа другие буддийские школы жили слишком праздно и ожидали заботы со стороны.
Байчжан – китайский монах, который внёс большой вклад в правила, регулирующие монашескую жизнь чань-буддистов, говорил: «День без работы – день без еды». Если не хотите работать, отлично – но тогда вы не будете есть. Даже в глубокой старости, незадолго до смерти, он продолжал выходить на улицу и работать, пока не ушёл из этого мира.
Влияние чань в Китае расширило монашескую жизнь – в неё стали входить земледелие, приготовление пищи и других виды труда. Со временем это повлияло и на Догэна. Учитывая условия в монастырях его родной Японии, встреча с китайским тендзо заставила его очнуться и понять, что все наши занятия – даже приготовление пищи или уборка кухни – могут быть Дхармой. Конечно, это глубокое понимание Догэна касается не только монастырского труда. Оно содержит более глубокий урок, затрагивающий наш образ жизни в целом.
Большинство людей начинают практиковать медитацию сидя, потому что сталкиваются со страданием. Если вы полностью довольны и счастливы, а на душе у вас совершенно спокойно, разве станете вы искать подобной практики? Когда вы обретаете этот покой, особенно если начинаете понимать, как он ценен, вы специально посвящаете ему время в уединённом месте, например в ретритном центре. Когда вы покидаете эту особую среду и возвращаетесь домой, на жаргоне ретритов часто говорят: «Я возвращаюсь в реальный мир».
Думаю, в этих словах содержится большая ошибка. Мир един. До всех форм практики – випассаны, тибетского буддизма, дзен или любой другой школы, которая приходит вам на ум, – есть просто жизнь, которая выражается в этом многообразии форм. Их создали гениальные люди, чтобы избавить вас от ненужных страданий. Приносит ли пользу конкретная форма? Особенная ли она? Безусловно. Но при этом в ней нет ничего особенного: это ценная условность, которая объединяет людей, позволяя им развивать своё понимание и чувствительность.
В то же время стоит иметь в виду, что такая традиционная форма, как центр для ретритов или медитаций, – это не Диснейленд. Здесь тоже возникают трудности. Эта среда живёт благодаря работе йогинов, трапезам, многочисленным людям, сидящим в зале, – пусть и в тишине. Но она остаётся миром, который устроен особым образом – чтобы содействовать развитию определённых качеств ума. На протяжении тысяч лет практики замечают, что эти качества легче развивать во время ретрита или формальной медитации сидя.
Однажды много лет тому назад я приехал в Общество медитации прозрения в Барре, штат Массачусетс, чтобы вести практику, раньше обычного. И тут выяснилось, что участники приехали ещё на несколько часов раньше, чтобы застолбить самую простую работу. В центре была такая традиция. Считалось, что лучшая работа – вытирать пыль с библиотечных книг; худшая – мыть посуду и кастрюли, ведь тогда не было посудомоечной машины. Эта «традиция» меня удивила, поскольку я считал, что естественный подход к практике – считать крайне ценной любую работу, необходимую для обеспечения работы ретритного центра или монастыря. Я усвоил это, когда практиковал в монастырях дзен в Корее и Японии.
Поскольку я всегда считал, что наш подход к труду йогинов – необходимое условие успешной практики мирян, которые живут не в монастыре, во время ретритов под своим руководством я ввёл «закон»: йогинам давали работу в случайном порядке, они не могли выбирать (если не было специальных медицинских противопоказаний). Сначала из-за этого возникло несколько серьёзных конфликтов, например, когда хирургу-стоматологу поручили чистить туалеты. Несмотря на то что служащие всеми силами пытались уговорить его на такую работу, он оставался непреклонным; тогда его отправили ко мне. Мы стали беседовать, и когда я разговорил его, он честно и прямо признался. «Слушайте, – сказал он мне. – Я столько лет учился не для того, чтобы приехать сюда и чистить туалеты. Для меня это унизительно».
Я не хотел длинных объяснений и просто сказал: «Но таковы наши правила. Если вы не будете этого делать, вам придётся уехать».
Он сказал: «Постойте, вы же шутите, да?». Я ответил, что не шучу. Я объяснил, что нужно практиковать так, чтобы польза ощущалась и после ретрита. Наконец, когда он понял, что я не лукавлю, он нехотя согласился.
Его история имела счастливый конец – и до сих пор остаётся местной легендой в этом центре. Первые три-четыре дня стоматологу приходилось нелегко, потому что он считал такой труд унизительным. Но он наблюдал своё страдание во время работы и благодаря этим всплескам эмоций смог непосредственно увидеть, что чистка туалетов угрожала его представлению о себе, которое он так старательно создавал. Такое прямое видение помогло ему сбросить огромную ношу идентичности, которую он сам же и создал. К концу ретрита он с радостью мыл унитазы. Он мог бы стать звездой телерекламы.
Такие возможности таит в себе практика, которая охватывает все аспекты жизни. Это мягкая, расслабленная, но в то же время неумолимая практика. Она снова и снова заставляет возвращаться к прозрению и сознаванию. В общем, если вы поедете на ретрит, надеюсь, вы получите работу, которая вам не нравится.
Я искренне ценю созерцательную жизнь. Я люблю медитировать сидя и занимаюсь
