Толкование сновидений. Введение в психоанализ - Зигмунд Фрейд

с утратой материнской груди. Я бы нисколько не удивился, если бы анализ ребенка, принадлежащего примитивному народу, который сосет материнскую грудь, даже научившись бегать и говорить, выразил бы тот же упрек. С отнятием от груди связан, вероятно, и страх перед отравлением. Яд – это пища, которая делает кого-то больным. Может быть, что и свои ранние заболевания ребенок сводит к этому отказу. Чтобы поверить в случай, надо иметь определенное интеллектуальное воспитание; примитивные, необразованные люди и, конечно, ребенок умеют всему, что происходит, найти причину. Возможно, что первоначально это был мотив в духе анимизма. В некоторых слоях нашего населения еще сегодня нельзя умереть без того, чтобы не сказали, что умершего кто-то погубил, скорее всего доктор. А обычной невротической реакцией на смерть близкого является самообвинение в том, что ты сам являешься причиной его смерти. Следующее обвинение в адрес матери возникает, когда в детской появляется еще один ребенок. Возможно, оно фиксирует связь с вынужденным оральным отказом (orale Versagung). Мать не могла или не хотела давать ребенку больше молока, потому что оно нужно для вновь появившегося. В случае, когда дети рождаются следом друг за другом, так что кормление грудью нарушается второй беременностью, этот упрек получает реальное обоснование, и примечательно, что ребенок даже с разницей в возрасте всего лишь в 11 месяцев не слишком мал, чтобы не понять положение вещей. Но ребенок чувствует себя ущемленным перед лицом нежелательного пришельца и соперника не только в кормлении молоком, но также и во всех других свидетельствах материнской заботливости. Он чувствует себя низвергнутым, ограбленным, обделенным в своих правах, на почве ревности ненавидит маленького брата или сестру и направляет на неверную мать свою злобу, которая очень часто выражается в неприятном изменении его поведения. Он становится «плохим», раздражительным, непослушным, отказываясь от приобретенных навыков в умении управлять своими экскреторными функциями. Это все давно известно и принимается как само собой разумеющееся, но мы редко имеем правильное представление о силе этих ревнивых чувств, об устойчивости, с которой они продолжают сохраняться, а также о величине их влияния на последующее развитие. Тем более что эта ревность в последующие детские годы питается новыми источниками, и все это потрясение повторяется с рождением каждого нового брата или сестры. Не многое меняется от того, что ребенок остается любимцем матери; притязания любви ребенка безмерны, они требуют исключительности и не допускают никакого разделения.

О значительном источнике враждебности ребенка к матери свидетельствуют его многообразные меняющиеся в зависимости от фазы либидо сексуальные желания, которые в большинстве своем не могут быть удовлетворены. Самый существенный вынужденный отказ имеет место в фаллической фазе, когда мать запрещает – нередко сопровождая это суровыми угрозами и всеми знаками неудовольствия – вызывающие наслаждение манипуляции с гениталиями, к которым она, правда, сама его подвела. Следовало бы предположить, что мотивов для обоснования отхода девочки от матери достаточно. Тогда пришлось бы высказать суждение, что эта двойственность неизбежно следует из природы детской сексуальности, из чрезмерности притязаний любви и невыполнимости сексуальных желаний. Кто-нибудь, может быть, даже подумает, что это первое любовное отношение ребенка обречено на неудачу именно потому, что оно первое, потому что эта ранняя привязанность к объекту, как правило, в высокой степени амбивалентна: наряду с сильной любовью всегда имеется сильная склонность к агрессии, и чем более страстно ребенок любит объект, тем восприимчивее он к разочарованиям и отказам со стороны объекта. В конце концов любовь не в состоянии противостоять накопившейся враждебности. Или же такую первоначальную амбивалентность чувственных привязанностей можно отклонить и указать на то, что отношение мать – ребенок имеет особую природу, которая с такой же неизбежностью ведет к разрушению детской любви, потому что даже самое мягкое воспитание не может обойтись без принуждения к ограничениям, а каждое такое вмешательство в его свободу вызывает у ребенка как реакцию склонность к сопротивлению и агрессии.

Я думаю, что дискуссия об этих возможностях могла бы стать очень интересной, но вот неожиданно возникает возражение, которое дает нашему интересу другое направление. Ведь все эти факторы: обиды, разочарования в любви, ревность, соблазн с последующим запретом – действительны также для отношения мальчика к матери, однако они не в состоянии вызвать у него отчуждения к объекту – матери. Если мы не найдем чего-то, что является специфичным для девочки, отсутствует у мальчика или происходит у него иначе, то мы не сможем объяснить судьбы связи с матерью у девочки.

Я думаю, что мы нашли этот специфический фактор, и именно в предполагаемом месте, хотя и в неожиданной форме. Я говорю, в предполагаемом месте, потому что он находится в комплексе кастрации. Анатомическое (половое) различие должно ведь сказываться и на психических последствиях. Но весьма неожиданно было узнать из анализов то, что девочка считает мать ответственной за отсутствие пениса и не может простить ей этой своей обделенности.

Да-да, мы и женщине приписываем комплекс кастрации, и с полным основанием, хотя он не может иметь то же содержание, что и у мальчика. У него комплекс кастрации возникает после того, как, увидев женские гениталии, он узнал, что столь высоко ценимый им член не обязательно должен быть вместе с телом. Затем он вспоминает угрозы, которым он подвергался, занимаясь своим членом, начинает им верить и попадает с этих пор под влияние страха кастрации, который становится самой мощной движущей силой его дальнейшего развития. Комплекс кастрации у девочки тоже возникает благодаря тому, что она видит гениталии другого. Она сразу же замечает различие и, надо признаться, его значение. Она чувствует себя глубоко обделенной, часто дает понять, что ей тоже хотелось бы «иметь такое же», в ней появляется зависть к пенису, которая оставляет неизгладимые следы в ее развитии и формировании характера, преодолеваемые даже в самом благоприятном случае не без серьезной затраты психических сил. То, что девочка признает факт отсутствия пениса, отнюдь не говорит о том, что она с этим смиряется. Напротив, она еще долго держится за желание тоже получить «это», верит в эту возможность невероятно долго, и даже тогда, когда знание реальности давно отбросило это желание как невыполнимое, анализ может показать, что в бессознательном оно осталось и сохранило значительный запас энергии. Желание все-таки получить в конце концов долгожданный пенис может способствовать возникновению мотивов, которые приведут зрелую женщину к психоанализу, и то, чего она, понятно, может ожидать от анализа, а именно возможности заниматься интеллектуальной деятельностью, может быть часто истолковано как сублимированная вариация этого вытесненного желания.

В значении зависти к пенису вполне можно не сомневаться. Приведу