MEMENTO, книга перехода - Леви Владимир Львович
Когда два-три поколения подряд к чему-то принуждаются внешней превосходящей силой, и у поколений этих недостает ума, веры и силы духа противостоять насилию, если не физически, то душевно, внутренне, – следующие поколения оказываются духовными мутантами с расщепленным менталитетом. То, к чему их предков принуждали, у части потомков становится собственной потребностью, у другой части – перевертышем той же потребности, у третьей – апатией. Потомки насильственно обращенных в чужую веру делятся на тех, для кого эта вера уже более чем своя – фанатично своя; тех, кто пытается вернуться к исконной вере, но это не получается, почва перепахана, – и тех, кто не верит более ни во что. Потомки рабов делятся на тех, кто стремится стать рабовладельцем, тех, кто хочет продолжать быть рабом, и тех, кто ничего не хочет.
О японцах, как помнишь, я высылал тебе отдельную докладную после ядерных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Этот достойный изумления народ, дающий остальным образцы совершенства почти во всем, за что берется, а берется почти за все, – как я догадываюсь, Наверху на особой примете в числе космически перспективных. Его высокая суицидабельность, самурайский культ самоубийств, сеппуку-харакири (жуткое самовспарывание живота ножом) стали притчей во языцех. Многие годы по уровню самоубийств Япония входила в первую тройку стран мира, порой выходила и на первое место, и в 21 веке остается в верхней десятке. При сем удивительно, сколь огромна энергия, высока жизнестойкость, изыскан ум и силен дух этих островитян, стесненно живущих в малопригодном для жизни углу планеты. Сейчас именно у японцев самая высокая, рекордная за всю историю квазисапиенсов средняя продолжительность жизни. Чувствуют красоту, как никто, любят и умеют учиться, работать и сотрудничать, умеют себя не жалеть. Глядя на лучших из них, начинаю думать, что летел со своей ветки не зря…
Не бойся упасть, бойся не подняться
«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут», – сказал западноевропеец Редьярд Киплинг. Но своими жизненными наполнениями и наполнителями с места сходили Запад и Восток не однажды, и генетически плотно сошлись в Америке. Через Сибирь, Чукотку, Аляску, через Берингов перешеек, по льдам и по дну отступавшего океана, переливались в западное полушарие из восточного волны моих наследников – с тем, чтобы, в конце концов, доказать, что и вправду никакого Запада и Востока нет, а есть один общий тесный шарик, где у двуногих потомков древочелов есть только одна развилка будущего: недостойно погибнуть или научиться достойно жить вместе.
Изрядная толика врожденной суицидабельности досталась великой квазисапиенской породе, относимой к монголоидной расе; но всех превзошла по сей части крупная ее ветвь, называемая расой американоидной. Началось ответвление тридцать тысяч лет назад на Алтае, где до сих пор живут ближайшие генетические родственники американских индейцев – южные алтайцы. В Сибири, на Енисее, индейцам близко родственны кеты, на северо-востоке Азии – коряки и чукчи, отличающиеся, как и североамериканские аборигены, повышенной суицидабельностью. По ходу передвижений на восто-запад к монголоидным этноволнам примешивались иные; получился самостоятельный ствол, вросший в просторы Нового Света и в свой черед разветвившийся.
Коренные обитатели американского континента – американоиды, объединяемые неудачными названиями: индейцы, эскимосы (инуиты) и алеуты, ко времени моего отчета составляют приблизительно 75-миллионное население, подразделяющееся на тысячу с лишним народностей.
До вторжения европейцев народностей этих было больше двух тысяч – целый мир, отделенный от так называемого Старого Света далями времен и пространств, слабостью памяти, темнотой сознания, неразвитостью средств сообщения, техники, транспорта (до европейцев коренные американцы не знали колеса). Мир разноязычный, лоскутно раздробленный, мир воюющий, не знающий самого себя, полный мифов наивный мир, во многом похожий на те, что для европейцев и продвинутых азиатов остались во временах варварских, античных и предантичных. Они, правда, и сейчас варвары, эти техничные старосветские жлобы, и сейчас разъединены, грызутся и не понимают ни себя, ни друг друга. Но разница с пройденным заметна, и не только в уровне технологий.
К несчастью для мира новосветского, за тяжелые доледниковые, ледниковые и последующие времена, пока предки американоидов добирались в Америку, пока расселялись и адаптировались, в геноме многих произошли точечные мутации, ослабившие связку: суицидабельность-интеллект. Практически это означает, что вероятность покончить с собой у особей заурядных, внушаемых и глуповатых, коих во всяком народе большинство, стала, вопреки изначальному соотношению, выше, чем у тех, кто наделен умом пощедрее и одарен талантами. Выше не столько потому, что прибавилось суицидабельности, сколько потому, что ослабели ее сдержки, меньше осталось противовесов. И значит, еще больше повысилась вероятность суицидемий – самоубийств массовых. Эти же мутации ответственны за массовую психическую невыносливость к алкоголю: даже от небольших доз у американоидов, как и у многих азиатов, особенно северо-восточных, возникает потеря самоконтроля; пьющий быстро дуреет, зависимость развивается стремительно, и еще сильнее раскачивается суицидабельность.
Влечение к смерти, мортидо, у американских аборигенов и их близкой родни (алтайцы, чукчи) проявилось интенсивнее, чем у других народов. Плотнее и ярче, особенно у центрально– и южноамериканских индейцев, внедрилось в религию, культуру, менталитет.
Североамериканские индейские племена с самого начала проникновения на континент европейцев удивляли пришельцев обилием самоубийств. Жан Маркетт, французский иезуитский миссионер, живший в 17 веке среди аборигенов племени вендата, обитавшего в бассейне Великих Озер, недоумевал:
«Я могу понять тех из них, кто кончает с собой, чтобы избежать позора, случись ему, по его собственному мнению, проявить недостаточную доблесть в бою против их злейших врагов, ирокезов, или из-за мук совести, допустив промах, из-за которого погиб товарищ, или из-за потери любимой жены. Но кому ведомо, почему эти здоровые, простодушные, добрые и жизнерадостные туземцы так легко приходят в отчаяние из-за мелких неприятностей? Не получилось наловить рыбы, сломался лук, порвались мокасины, убежала собака, предназначенная на убой (собачье мясо они едят с особым удовольствием), проели крысы хранильный короб и пожрали зерно – таких повседневных неудач, произойди они, как часто бывает, подряд друг за другом или сразу одновременно две-три, достаточно бывает, чтобы молодой, полный сил гурон (французское прозвище вендата – ВЛ) решил, что он не достоин жизни, что духи требуют его смерти, и, вырывая куски из своих клочьями торчащих волос, побежал и повесился на ближайшем дереве. И это при том, что они боятся самоубийц, не совершают над ними шаманских обрядов, не дотрагиваются до них и не говорят о них, не хоронят в местах захоронения предков… Только истинная вера может спасти этих несчастных от них самих, только Иисус Христос!»
Больше всего суицидабельности в ее самой жестокой редакции досталось центрально– и южноамериканским индейцам. Японцам и корейцам, признанным асам самоубийства, до майя, ацтеков и инков по этому показателю далеко.
Мировые чемпионы мортидности – майя, высокоумные создатели самой интеллектуально продвинутой из коренных американских цивилизаций – превзошли всех американоидов по изобилию и изобретательности человеческих жертвоприношений. Их ненасытные кровожадные боги стали действующей проекцией разнузданной экстрасуицидальности жрецов и правителей, а остальное население с малых лет зомбировалось на готовность принести свою кровь и жизнь в дар власть имущим. Попасть в число ритуальных жертв считалось высшим подарком судьбы, юноши и девушки мечтали об этом. Повеситься ради удовольствия богов смерти – а их у майя было много, целый взвод, – считалось благородным деянием, подвигом, равным гибели воина в бою или смерти женщины в родах. Самовисельник, полагали майя, попадает сразу в небесный рай. Никто в мире, кроме майя, не догадался выдумать богиню самоубийств. Дама эта по имени Иш-Таб занимала одно из главнейших мест в их пантеоне. Изображалась в виде ужасного трупа с веревкой вокруг шеи. В жертву другой богине – Иш-Чель, покровительнице ткачества, медицины и деторождения, приносили самых красивых девушек.
