Сергей Доренко - Россия, подъем! Бунт Расстриги
Вашим детям нужен крестовый поход справедливости и нетерпимости за право умереть, а вы копите деньги им на квартиру, как скучные идиоты. Ваши дети вас будут презирать. Всего вам доброго!
Уроки истории
Урок 1
В связи с 15-летием пребывания у власти президента Владимира Путина мы вспоминаем историю, и мне доверено провести урок истории. Все спрашивают: «Ну и что? И как это все было?»
Я бы предпочел начать чуть-чуть издали, не с 26 марта 2000 года. Я бы все-таки рассказал вам о 99-м, о предпосылках и о том, как появляются эти предпосылки. Надо сказать, что с 98-го года премьер – Примаков. Главная политическая задача верхов тогда была вполне клановой, шкурной и семейной. Но парадокс истории в том, что семейная, клановая задача – она же безусловно была и политической.
Главная политическая задача тогда – сохранение власти, которая в России, как вы прекрасно понимаете, означает и собственность, потому что власть и собственность – есть единая категория. Если у вас нет власти – у вас нет собственности, у вас не может быть собственности. Власть – это единственное, что позволяет обрести собственность и защитить собственность в России, потому что института частной собственности нет, и это не вопрос законов, это вопрос мозгов. Одним словом, мы на территории, где собственность – категория динамическая. Ты у власти – ты собственник, ты не у власти – ты не собственник. Все очень просто!
Значит, и защита власти и собственности осложняется в тот период немощью стареющего Ельцина, который, как вы знаете, перенес уже операцию на сердце, ведет себя странно, пропадает неделями, недоступен для всех без объяснений. Это страшно деморализует элиты. Все думают-гадают: то ли он пьян, то ли болен. Но в любом случае малодееспособен, об этом очень ярко говорит Лужков. Он говорит тогда, позже, когда он начинает атаковать Ельцина, Лужков говорит: «Мы выбирали Ельцина, а правит – бог весь кто! Правит его дочь, которая не избрана народом, правит муж дочери президента, который не избран народом, правит какая-то клика, которая не избрана народом», – справедливо говорит Лужков. Эти фразы Лужкова не могут не вызвать согласия и сочувствия. Неприятно только то, что произносит эти слова именно Лужков, который перед этим был годы вернейшим, и преданнейшим, и услужливейшим сподвижником Ельцина, отличался тем, что чуть ли не ночевал на половичке, чтобы первым поздравить Ельцина с днем рождения. Но вдруг он обретает критическое сознание, начинает говорить справедливые вещи.
И вот, я возвращаюсь к началу, Примаков в 98-м году премьер-министр. Я должен сказать, что это не утешило Семью, Семья недовольна была этим, не понимала, куда ведет Примаков. Примаков был с хитрецой постоянной, с вот такой хитрой улыбкой, которая была многообещающей и непонятной. Поэтому, когда в декабре 98-го года, может быть, в январе 99‑го, он сказал, что надо подготовить в тюрьмах 100 тысяч мест для бизнесменов, что он хочет посадить 100 тысяч бизнесменов, это было воспринято Семьей, в том числе семьей Ельцина, и бизнесменами, которые все – все получили при Ельцине, как страшный намек и страшная угроза. Примакова надо было снимать – это было понятно. Значит, пока были очень тяжелые обстоятельства в экономике, вероятно, не следовало менять авторитетного премьер-министра, но уже в мае 99-го Примакова снимают. В том числе потому что Примаков не нужен Кремлю в качестве будущего президента, а любой премьер тогда рассматривался с прицелом на президентство. Ставят Сергея Степашина. И Сергея Степашина ставят именно как кандидата в президенты. Понятно всем и самому Сергею Степашину – он преемник в тот момент, когда его ставят.
Я хочу сейчас ограничить возможность появления судебных исков и сказать вам со всей серьезностью, что я говорю об апперцепции фактов и слухов, о восприятии, а не о фактах, потому что распространение безупречных фактов требует безупречных документов. Но я говорю о восприятии фактов, смеси слухов с фактами. Ведь в конечном итоге наше понимание ситуации приводит нас к тем или иным решениям, а не документы, – правда же?
Через очень короткое время в Кремле говорят, что Степашин подкаблучник, что о чем бы он ни договорился днем, вечером все перерешает его жена. А тогда надо договариваться с женой, а если надо договариваться с женой, то черт его знает, как он будет работать президентом. Он будет президентом, а надо будет договариваться с женой Степашина – это будет странно. Это становится первой проблемой в отношениях правящей семьи Ельцина с преемником, вне всякой зависимости от истинности этих утверждений.
Где-то в июле, может быть, всех добивает в Кремле информация, что Степашин приезжает к Лужкову на открытие, уже будучи премьер-министром Российской Федерации, а Лужков, мэр Москвы, в это время приезжает на открытие одной из развязок на Кольцевой, на МКАДе. И Кремль начинает трясти от гнева, подозрительности, ненависти, и внимание – не факт, но апперцепция фактов и слухов: Сережа предал – все. Значит, предал, он с Лужковым, они отходили, говорят, их видели, они что-то говорили, мы не знаем, что именно, значит, мы Сереже больше не верим. Не имеет значения: предал ли Степашин, а имеет значение, что в Кремле началась по этому поводу истерика. Истерика началась у людей, близких к тому времени к принятию решений. Основная группа принятия решений тогда была – это Татьяна Дьяченко, ее муж Валентин Юмашев и Александр Стальевич Волошин, который в то время был очень к ним близок и формирует решения, а чуть позже – он помогает Путину и становится главой администрации Путина. Вот эта группа совсем близких людей, постоянно вмешивающихся в развитие дел, и чуть позже приезжает Березовский. Березовский против Степашина ничего не имел, но воспринял решение о его непригодности на пост президента уже в готовом виде от правящей семьи.
Два слова о том, почему Березовский был тогда уже в Москве нечастым гостем. Зимой 98–99-го годов начинается процесс по АVVA. АVVА – это строительство автозавода, что-то такое, какие-то акции, и вся эта мутная история. Кстати, в AVVA работал Александр Стальевич Волошин. Березовский полагает в это время, что уголовное расследование по AVVA инициировано по просьбе Примакова. И Березовский предпочитает оставаться большую часть времени во Франции, в своем имении «Кап де ла Гаруп» на мысе Антиб. Березовский возвращается после снятия Примакова с должности сильно не сразу, а только после того, как его пригласили и вызвали в Москву люди из Семьи. Потому что кризис нарастает, события представляются необратимыми, власть утекает из Кремля – ощутимо и неотвратимо. Он возвращается и входит вот в эту четверку людей, которые принимают все решения: Волошин, Березовский, Дьяченко, Юмашев. Это самая мощная, самая-самая центральная группа. Они понимают, что надо что-то придумать, но понятно к тому времени, что уже поздно, что поздно менять Степашина. Степашин, хорош ли, плох ли, а надо оставлять, потому что некогда, потому что парламентские выборы в декабре 99-го года, выборы, которые определят выборы президентские. Ну, и что же? В этот момент возникает радикальная партия принятия, которую возглавляет и представляет собой эту радикальную партию один человек – Борис Березовский, который говорит яростно, что мы победим или не победим – вот и все, вот и весь разговор. Но он употребляет в этот момент другой глагол, глагол из бранной лексики: «Мы всех отымеем!» – если позволите, я передам его так. Все смотрят на него с растопыренными глазами и не понимают, с какой стати мы всех отымеем, когда игра, собственно, уже проиграна.
К тому времени, к августу 99-го, Лужков и Примаков, уволенный, убранный с должности, формируют глобальное сопротивление, практически 100 %-е сопротивление Ельцину в губернаторском корпусе и в среде чиновников. То есть под Ельциным, условно говоря, Ельцин правит уже летающим островом, некой Лапутанией, он уже не правит Россией. Ельцин болтается в воздухе, и хорошее тому свидетельство – бегство от Ельцина господина Ястржембского, который долго вводил нас в заблуждение либо, может быть, передавал какие-либо личные ощущения, что у Ельцина крепкое рукопожатие. И вдруг Ястржембский начинает работать на Лужкова. А это было таким, знаете, большим сигналом, потому Ястржембский долго-долго, глядя нам в упор в глаза, говорил: «У Ельцина крепкое рукопожатие, крепкое рукопожатие». Когда Ельцин отсутствовал месяцами. А вы знаете, что Ельцин к тому времени по шесть месяцев в году отсутствовал на рабочем месте, по шесть месяцев! Молодым ребятам, которые меня сейчас слушают, трудно в это поверить. Путина 10 дней искали, Ельцина по шесть месяцев в совокупности за год не было на рабочем месте. И именно Ястржембский прикрывал эту ситуацию, лавировал, чтобы не сказать лгал. Лучезарное бесстыдство Ястржембского снискало ему славу наивернейшего человека Ельцина, так что, когда Ястржембский бросил больного и, вероятно, сильно нетрезвого президента, нам стало понятно, что кремлевским конец. Трудно было найти более информированнного человека, чем Ястржембский, и уж когда он бросил Ельцина, все поняли – счет пошел на недели. Конец близок.
