Толкование сновидений. Введение в психоанализ - Зигмунд Фрейд
Затем мы обратились к невротическому страху и сказали, что рассматриваем его в трех отношениях. Во-первых, как свободную (frei flottierende) неопределенную боязливость, готовую на какое-то время привязаться к любой появившейся возможности, как так называемый страх ожидания, например при типичном неврозе страха. Во-вторых, как страх, накрепко связанный с определенными содержаниями представлений в так называемых фобиях, в которых мы, правда, еще можем увидеть связь с внешней опасностью, но страх перед ней должны признать сильно преувеличенным. И наконец, в-третьих, страх при истерии и других формах тяжелых неврозов, который или сопровождает симптомы, или наступает независимо, как приступ или более длительное состояние, но всегда без видимой обусловленности внешней опасностью. Затем мы поставили перед собой два вопроса: чего боятся при невротическом страхе? И как можно его соотнести с реальным страхом перед внешними опасностями?
Наши исследования отнюдь не остались безуспешными, мы сделали некоторые важные открытия. В отношении ожидания страха клинический опыт научил нас видеть постоянную связь с бюджетом либидо в сексуальной жизни. Самой обычной причиной невроза страха является фрустрированное возбуждение. Либидозное возбуждение вызывается, но не удовлетворяется, не используется: вместо этого не нашедшего себе применения либидо появляется боязливость. Я полагаю, что можно даже сказать, что это неудовлетворенное либидо прямо превращается в страх. Это мнение нашло подтверждение в некоторых весьма обычных фобиях маленьких детей. Многие из этих фобий для нас весьма загадочны, другие же, как, например, страх остаться одному и страх перед другими лицами, вполне объяснимы. Одиночество, а также чужое лицо пробуждают тоску по хорошо знакомой матери; ребенок не в силах ни совладать с этим либидозным возбуждением, ни оставить его в неопределенности, и он превращает его в страх. Таким образом, этот детский страх следует отнести не к реальному страху, а к невротическому. Детские фобии и ожидание страха при неврозе страха дают нам два примера одного способа возникновения невротического страха путем прямого превращения либидо. Со вторым механизмом мы сейчас познакомимся: окажется, что он не значительно отличается от первого.
При истерии и других неврозах ответственным за страх мы считаем процесс вытеснения. Мы полагаем, что можно описать его более полно, чем до сих пор, если отделить судьбу вытесняемого представления от судьбы содержащегося в нем заряда либидо. Представление, которое подвергается вытеснению, может исказиться до неузнаваемости; но его аффективный заряд обычно превращается в страх, причем совершенно безразлично, какого типа этот аффект, агрессия или любовь. Не имеет существенного различия и то, по какой причине заряд либидо оказался неиспользованным: из-за инфантильной слабости Я, как при детских фобиях, вследствие соматических процессов в сексуальной жизни, как при неврозе страха, или благодаря вытеснению, как при истерии. Итак, оба механизма возникновения невротического страха, собственно говоря, совпадают.
Во время этих исследований мы обратили внимание на чрезвычайно важное отношение между развитием страха и образованием симптома, а именно на то, что оба они представляют друг друга и приходят на смену друг другу. У страдающего агорафобией, например, недуг начинается с приступа страха на улице. И вот он создает симптом страха перед улицей, который можно назвать также торможением, ограничением функции Я, и предупреждает тем самым приступ страха. Обратное можно видеть, когда происходит вмешательство в образование симптома, как, например, при навязчивых действиях. Если больному помешать выполнить церемонию мытья, он впадает в трудно переносимое состояние страха, против которого его, очевидно, защищал его симптом. Таким образом, по-видимому, развитие страха – более раннее, а образование симптома – более позднее, как будто симптомы образуются для того, чтобы избежать появления состояния страха. И это согласуется также с тем, что первые неврозы детского возраста являются фобиями, состояниями, по которым ясно видно, как начальное развитие страха сменяется более поздним образованием симптома: создается впечатление, что эти отношения открывают лучший доступ к пониманию невротического страха. Одновременно нам удалось также ответить на вопрос, чего боятся при невротическом страхе, и, таким образом, установить связь между невротическим и реальным страхом. То, чего боятся, является, очевидно, собственным либидо. Отличие от ситуации реального страха заключается в двух моментах: в том, что опасность является внутренней, а не внешней, и в том, что она сознательно не признается.
В фобиях можно очень ясно увидеть, как эта внутренняя опасность переводится во внешнюю, т. е. как невротический страх превращается в кажущийся реальный страх. Чтобы упростить зачастую весьма сложное положение вещей, предположим, что агорафоб постоянно страшится соблазнов, которые пробуждаются в нем благодаря встречам на улице. В своей фобии он производит смещение и начинает бояться внешней ситуации. Его выигрыш при этом очевиден, поскольку он думает, что так сможет лучше защититься. От внешней опасности можно спастись бегством, попытка бегства от внутренней опасности – дело трудное.
В заключение к своей прошлой лекции о страхе я даже высказал суждение, что эти различные результаты нашего исследования вроде бы и не противоречат друг другу, но все-таки каким-то образом и не согласуются. Страх, будучи аффективным состоянием, является воспроизведением старого, грозящего опасностью события, страх служит самосохранению и является сигналом новой опасности, он возникает из либидо, каким-то образом оставшегося неиспользованным, и в процессе вытеснения сменяется образованием симптома, словно он связан психически, – чувствуется, что здесь чего-то не хватает, что соединяет фрагменты в целое.
Уважаемые дамы и господа! То разделение психической личности на Сверх-Я, Я и Оно, о котором я говорил вам на предыдущей лекции, вынуждает нас принять новую ориентацию и в проблеме страха. Полагая, что Я – единственное место [сосредоточения] страха, только Я может производить и чувствовать страх, мы заняли новую прочную позицию, с которой некоторые отношения предстают в другом свете. И действительно, мы не знем, какой смысл было бы говорить о «страхе Оно» или приписывать Сверх-Я способность к боязливости. Напротив, мы приветствовали как желательное то соответствие, что три основных вида страха: реальный страх, невротический и страх совести – без всякой натяжки согласуются с тремя зависимостями Я – от внешнего мира, от Оно и от Сверх-Я. Благодаря этой новой точке зрения на передний план выступила функция страха как сигнала, указывающего на ситуацию опасности, которая и раньше не была чужда; вопрос о том, из какого материала создается страх, потерял для нас интерес, а отношения между реальным и невротическим страхом неожиданным образом прояснились и упростились. Стоит,
