Теория Зигмунда Фрейда (сборник) - Эрих Зелигманн Фромм
Одной из важных особенностей научного подхода Фрейда было как раз понимание субъективности человеческих высказываний. На этом знании основывалась попытка не принимать высказывание на веру, но задавать вопросы о том, что данное конкретное слово в данный конкретный момент в данном конкретном контексте значит для данного конкретного человека. Такая субъективность на самом деле очень существенно повышает объективность метода Фрейда. Любой психолог, достаточно наивный, чтобы думать «слово есть слово есть слово», будет общаться с другим человеком только на очень абстрактном и надуманном уровне. Слово является знаком уникального опыта.
Научный метод Фрейда
Если мы будем понимать научный метод как метод, основанный на вере в возможности разума, оптимально свободного от субъективных предубеждений, детальном наблюдении за фактами, формировании гипотез, пересмотре гипотез при открытии новых фактов и так далее, мы увидим, что Фрейд был настоящим ученым. Он приспособил свой научный метод к необходимости изучать иррациональное, а не только то, что может быть исследовано с помощью позитивистской концепции науки, как делало большинство ученых-социологов. Другим важным аспектом мышления Фрейда является взгляд на свой объект как на систему или структуру; он предложил один из самых ранних примеров системной теории. С его точки зрения ни один единичный элемент личности не мог быть понят без понимания целого, и ни один единичный элемент не мог измениться без изменений, пусть даже незначительных, в других элементах системы. В отличие от взглядов расчленяющей позитивистской психологии и очень сходно с более старыми психологическими системами, например, системой Спинозы, Фрейд рассматривал индивида как целое, которое больше объединения частей.
До сих пор мы говорили о научном методе и о его позитивном значении. Однако простое описание научного метода ученого не обязательно означает, что он получил правильные результаты. Действительно, история научной мысли – это история имеющих важные последствия ошибок.
Приведем всего один пример научного подхода Фрейда – его отчет о случае Доры. Фрейд лечил эту пациентку от истерии, и после трех месяцев анализ был закончен. Не вдаваясь в детали изложения Фрейда, хочу показать его объективное отношение, приведя выдержки из истории болезни. Третий сеанс пациентка начала следующими словами:
«– Знаете ли вы, что я здесь сегодня в последний раз?
– Как я могу это знать, раз вы ничего мне об этом не говорили?
– Да, я приняла решение продолжать лечение до Нового года [дело было 31 декабря]. Но я не стану дольше ждать исцеления.
– Вы же знаете, что можете прекратить лечение в любое время. Однако сегодня мы продолжим нашу работу. Когда вы приняли свое решение?
– Две недели назад, мне кажется.
– Это похоже на заявление горничной или гувернантки об увольнении – предупреждение за две недели.
– Была гувернантка, которая предупредила о своем уходе К., когда я гостила у них в Л., на берегу озера.
– В самом деле? Вы никогда мне о ней не говорили. Расскажите» [11; 105].
Затем остаток сеанса Фрейд посвятил анализу того, что это разыгрывание роли горничной на самом деле означало. Здесь не важно, к каким выводам Фрейд пришел; имеет значение только чистота его научного подхода. Он не рассердился, он не попросил пациентку передумать, не поощрял ее, говоря, что если она останется с ним, ей станет лучше; он только заявлял, что раз она пришла, то даже хотя это один из последних сеансов, им следует использовать время для того, чтобы понять, что означает ее решение.
Однако при всем восхищении верой Фрейда в разум и в научный метод нельзя отрицать, что Фрейд часто оставляет впечатление одержимого рационалиста, который строит теории практически на пустом месте и насильно притягивает объяснения. Он часто создавал конструкции из обрывков данных, что приводило к заключениям, недалеко уходящим от абсурда. Я имею в виду описание Фрейдом истории детского невроза[26] [17]. Как отмечал сам Фрейд, когда он писал этот отчет, он все еще находился под свежим впечатлением того, что он называл «искаженной реинтерпретацией» психоанализа Карлом Густавом Юнгом и Альфредом Адлером. Чтобы объяснить, что я имею в виду, говоря об одержимом мышлении Фрейда, придется довольно подробно рассмотреть этот отчет.
Каковы главные факты и проблемы в рассматриваемом случае?
В 1910 году к Фрейду обратился за помощью весьма состоятельный молодой русский. Лечение длилось до июля 1914 года, когда Фрейд счел его закончившимся и записал историю болезни. Фрейд сообщает, что пациент «вел сравнительно нормальную жизнь примерно на протяжении десяти лет, предшествовавших его заболеванию, и без особых проблем закончил среднюю школу. Однако ранние годы жизни пациента были омрачены серьезным невротическим нарушением, начавшимся сразу же по достижении им четырехлетнего возраста, – истерией страха в форме фобии животных, впоследствии сменившейся обсессивным неврозом с религиозным содержанием, что продолжалось до десятилетнего возраста» [17; 8–9]. Психиатрический диагноз, поставленный крупными специалистами, гласил: маниакально-депрессивный психоз. Один из психиатров, профессор Освальд Бумке, основывал свое заключение на том факте, что пациент временами испытывал возбуждение, а временами – глубокую депрессию. Поскольку профессор Бумке не потрудился выяснить, не было ли в жизни пациента чего-то, что вызывало бы такие перемены в настроении, то он не обнаружил той простой истины, что молодой человек был влюблен в медицинскую сестру санатория, где он находился; когда она отвечала на его чувства, пациент находился в приподнятом настроении, а когда нет – в подавленном. Фрейд увидел, что перед ним всего лишь очень богатый, праздный и скучающий молодой человек, и никакого маниакально-депрессивного психоза у него нет. Однако он обнаружил и кое-что еще: пациент страдал от инфантильного невроза. Пациент сообщил, что в возрасте четырех-пяти лет начал испытывать страх перед волками, в основном вызванный тем, что его сестра снова и снова показывала ему книгу с изображениями волка. Каждый раз, когда мальчик видел эту картинку, он начинал кричать, боясь, что волк придет и съест его. Учитывая, что пациент жил в большом поместье в России, не было ничего неестественного в том, что у ребенка развился страх перед волками, усугубляемый угрозами сестры. С другой стороны, мальчик обожал бить лошадей. В этот период у него также проявлялись признаки обсессивного невроза, например, он испытывал одержимость желанием думать «бог – свинья» или «бог – дерьмо». Пациент неожиданно вспомнил, что когда он был еще очень мал (ему еще не исполнилось пяти лет), его сестра, которая была на два года его старше и которая впоследствии совершила самоубийство, соблазнила его на участие в какого-то