Ева Весельницкая - Крылья и оковы материнской любви
А откуда взялось это знание, как зародилось? Где источник, которым питается уверенность в своей правоте, а иногда и в единственности своей правоты?
Культура. Разность культур, совместимость и несовместимость культур, попытки создать мульти-культурный мир, которые проваливаются не только на уровне государств, но и на уровне отдельно взятой семьи. А социально-психологический мир – это как раз та система, которая транслирует культурные истоки и особенности на бытовой уровень, который переводит иногда очень общие положения в конкретику поступков.
Назовите хоть один социально-психологический мир, хоть одну культуру, где уважение к матери, почитание матери не было бы среди самых главных требований. Не получится. Да и как иначе? Обожествление материнского начала берет свои истоки в такой древности, что хочется сказать – так было всегда. А как тут не обожествлять порождение новой жизни, залог продолжения существования? Обожествление материнства – следствие обожествления природы, источника жизни.
Какой могучий и древний источник, причем практически общий для человечества, а сколько мнений, сколько споров, сколько способов реализации! Все вроде бы говорят об одном и том же, а понимания все меньше.
Да в том-то и дело, что, все, получающее свое начало в отношении к матери и материнству из природы – только одна нога, на которой стоит вся система мотивации к деторождению и благодарности за это.
Уже давным-давно, хоть и поют до сих пор песни о матери, как самом главном существе в жизни человека, в действительности-то общество, любое общество человеков присвоило себе право собственности на человеческого детеныша и смотрит на мать, как на лицо, которому поручено и доверено этого человека воспитать, вырастить и обществу готовенького предоставить. А вот как воспитать и кого вырастить, вот тут-то общество через ближайших, через все тот же «соцпсих» и объяснит, и расскажет, какую мать будем считать хорошей, какую плохой. Именно поэтому «защита материнства и детства» чаще всего превращается в защиту права конкретного общества предъявлять именно те требования, ожидания и соответствия, которые живут в этом обществе.
Так никуда мы не денемся от конфликта между двумя системами, претендующими на любого ребенка и руководящими любой матерью, и от культуры, передающейся по законам социального наследования и социумом.
Но в данном случае нас все-таки больше заботит и интересует мать, а не нужды общества, потому что мир меняется, а материнство остается. И каждая мать, оставаясь один на один со своим ребенком, действует так, как представляет себе наиболее правильным.
Слышу, слышу. А как же те, что бросают, оставляют, отказываются? А они ничем не отличаются от остальных, они тоже действуют так, как считают наиболее правильным.
Может быть, вы помните легенду о Фудзияме. Там было принято престарелых родителей относить на гору умирать, а лишних младенцев выбрасывать. Они считали это правильным, оправданным и освещенным традициями предков, их бытовым пониманием культуры.
...Совсем недавно был у меня такой случай в самолете. Стюардесса объясняет правила поведения в случае разгерметизации: сначала наденьте маску на себя, а потом на ребенка. Рядом со мной сидела женщина средних лет, наверное, она первый раз услышала, в действительности услышала, и обратила внимание на то, что сказала стюардесса. Какая у нее была бурная реакция: «Да это что ж такое, да как это сначала о себе, а потом о ребенке?!» Она за неимением трибуны обратила все свое возмущение ко мне, в надежде найти поддержку. Я попыталась ей объяснить, что это разумно, что мать должна позаботиться о себе, чтобы иметь возможность заботиться о ребенке, а не терять сознание, тем самым подвергая ребенка еще большей опасности.
Прибегнув к логике, я не справилась, пришлось перейти на эмоции и художественное описание, как-то мы все-таки нашли общий язык и переключились на то, что для того, чтобы быть хорошей матерью, надо учиться. Вот где я получила феноменальную демонстрацию мощи социального наследования и силе «соцпсиха». Всю оставшуюся дорогу мне объясняли, что «хорошая» мать всегда и так знает, что нужно ее ребенку, это заложено в женской природе.
С моей точки зрения, в женской природе, именно природе заложено не больше, чем задумала природа, создавая род Homo sapiens, заложены инстинкты, а инстинкты работают, как известно, до какого-то предела. Конечно, моя собеседница имела в виду не только и не столько биологическую природу, сколько социальную, именно те знания, которые закладываются культурным наследием, они могут быть прекрасны, но они опасны. Ведь если человек не дал себе труда задуматься, почему так правильно и это хорошо, в нашем быстро меняющемся мире, когда дети живут уже совсем в другой среде, нежели их родители, это консервативное знание, скорее всего, не сработает и начнутся причитания и стоны на тему ужасного времени, неблагодарных детей и несчастных, положивших на них свою жизнь, родителей. Обязательно начнутся.
Итак, получается, что вопрос, хороша мать или плоха, решается тем, насколько полно и точно выполняет женщина требования социума или требования социально-психологического мира, к которому она принадлежит. Критерии не в ней, в конечном итоге, критерии вне ее. Вопрос решается внешним судьей – общественным мнением.
...«Что ж ты позволила ему в институт не идти, как же он без высшего образования, ни денег, ни положения?» – «Нет, – говорит мать, – все у нас хорошо, с отцом работает, не пьет, девушку хорошую нашел, будет кому за нами на старости лет присматривать. Ничего вы не понимаете. Я хорошая мать».
...«Как же так, вы такие интеллигентные, образованные люди, а он вдруг в военное училище, так ладно бы в науку, в штаб, а он по горячим точкам мотается, жизнью рискует и никак в войну не наиграется?». – «Ох, и не знаю, что мы не так сделали, такой послушный всегда был, школу с золотой медалью закончил, а тут вдруг. До сих пор ума не приложу, что с ним случилось. Наверное, я оказалась плохой матерью».
...«Какой у вас сын замечательный. Карьеру сделал, в столице живет. Денег куча, жена – картинка». – «А что хорошего? Совсем чужой стал. Не того мы с отцом хотели».
Так что же делать? Есть ли вообще это понятие – хорошая или плохая мать? Можно ли говорить не о «соцпсихе» и не о социуме? Что остается, если выйти за рамки социального заказа или требований родового клана? И остается ли что-то? Есть ли это понятие в рамках нравственных категорий?
Мне кажется, что ответ искать можно только в мире, где живет душа, в мире переживаний. В том мире, который существует за счет совместных переживаний людей, опирается на резонанс души, разума, тела с душой, разумом, телом другого человека. Существует совсем другой критерий, когда благодаря или вопреки всему тому, что происходило во внешней жизни между матерью и ребенком, мимо всех внешних похвал и нареканий, мы слышим, как ребенок, не поддаваясь социальному и прочему давлению, шепчет упрямо, или кричит сквозь слезы, или открыто и гордо говорит: «У меня самая лучшая на свете мама, я ее очень люблю».
И путь со мной спорят и вразумляют, но нет критерия точнее и важнее. Отношение ребенка, еще маленького или уже седого к матери – вот единственный критерий, на который стоит ориентироваться, если хочешь знать, хорошая ты мать или плохая.
Правда, тут возникает одна проблема. Не получается это само собой, не дается по праву рождения. Это та часть отношений матери и ребенка, которая не определяется ни животным инстинктом, ни социальными правилами и традициями. Это зарабатывается трудом души на единственной территории нашей жизни, которая не принадлежит никому, кроме нас. На территории частной жизни. Жизни, о которой мечтают, но которой нет у большинства людей, закрученных в дела и обязательства внешней жизни, в правила, пришедшие неизвестно откуда, в необходимость и вынужденность.
Частная жизнь – это территория свободы, свободы для предъявления себя, территории, где мир держится не на «надо», а на «хочу», где «хочу» священно, где можно снять боевые доспехи и маски и быть собой без опасения, что нас упрекнут в том, что мы чему-то не соответствуем, не накажут и не обидят за то, что мы не оправдываем чьих-то ожиданий. Частная жизнь – это территория, если она возникает между матерью и ребенком, где мать никогда не станет сравнивать своего единственного и неповторимого с соседскими. Из-за того, что ребенок просто такой, какой он есть.
Это мир, где у матери и ребенка есть шанс стать друзьями, принять друг друга, какие они есть, потому что душевная близость, сочувствие, в старом значении этого слова, совместное чувствование, сопереживание, совместное переживание – высшая ценность и главный способ познания другого человека. Это мир, где не прячут друг от друга ни боль, ни радость, и где ценность другого не определяется ни возрастом, ни социальными успехами, ни физической красотой, где высшая ценность – доверие и приятие. Где не смотрят на часы, когда возникает момент близости и открытости, где не отталкивают пришедшего поделиться сокровенным ребенка, потому что звонит телефон. Новости, которые сейчас сообщит подруга, или болтовня с коллегой не могут быть важнее этих, поверьте, не так часто возникающих, а потому таких драгоценных моментов доверия, резонанса, взаимопонимания, взаимослышания, которые глушатся пустыми разговорами и бытовой суетой, которые категорически невозможно отложить на потом. Резонанс – это состояние, которое существует только здесь и теперь. Возникновение его сиюминутно, и если оно возникло сейчас, то ничто не гарантирует, что оно повторится. Разве не знают взрослые люди этого чувства – момент ушел, ушел безвозвратно, и его уже не вернешь. У кого в душе нет таких сожалений и воспоминаний?
