Валерий Друзь - Этнопсихология
Летописная версия была популярна в прошлом столетии. Но затем она стала подвергаться критике и просто отвергаться, как отвергалось практически все, что воспринималось как объяснение средневековых авторов. Но недавно в эту концепцию вдохнул новую жизнь известный лингвист О.Н. Трубачев. Аргументы его почти исключительно лингвистические. Он обращает внимание, в частности, на одно имеющееся в литературе противоречие: славян считают «молодым» народом, потому что их язык поздно отделился от общеевропейской основы, и его считают наиболее «архаичным» из индоевропейских языков. О.Н. Трубачев разрешает это мнимое противоречие простым допущением, что область формирования индоевропейцев совпадает с прародиной славян. Как прямые наследники давних индоевропейцев на данной территории, славяне сохраняют больше архаических индоевропейских черт, и их отрыв от языка-матери не носил такого характера, какой обычно бывает при дальних переселениях, ведущих к изоляции от прародины.
Антропологические исследования истории разных европейских народов существенно затрудняются тем, что примерно с середины II тысячелетия до н. э. и вплоть до принятия христианства у многих европейских народов, включая славян, было трупосожжение, соответствующее определенным языческим представлениям. Этому вопросу посвящен ряд работ Т.П. Алексеевой.
Установлено, что один из важнейших компонентов, вошедших в состав позднейшего славянства, появляется в Центральной Европе — как раз в области, где искали свою прародину сами славяне — на рубеже III и II тысячелетий до н. э. (так называемая культура колоколовидных кубков, в частности). Кроме того, в славянстве широко представлен более северный, близкий к балтийскому антропологический тип. В результате славяне предстают очень рано, может быть, даже изначально смешанным в расовом отношении народом, и это могло сказаться на специфике его характера.
Именно в изначальной смешанности, по крайней мере, двух равноправных компонентов следует искать истоки той особенной славянской психологии, которую верно выявил и в той или иной степени показал В.Д. Иванов. У славян значительно раньше, чем у германцев и многих других их соседей, исчезла кровнородственная община, уступив место общине территориальной. На территории предполагаемого расселения славян с эпохи бронзы прослеживаются небольшие жилища-полуземлянки, которые могли вместить лишь «малую семью», тогда как по соседству жили племена, жилища которых принимали помногу десятков человек — «большую семью». Это исконное различие оказывается весьма существенным при становлении классового общества и государства. На западе с распадом кровнородственных общин последняя исчезает вообще, а выделяющаяся на ее обломках малая семья оказалась лицом к лицу с государством, с феодалом, с властью. У славян община была формой территориальной организации, которую государство не могло ни заменить, ни уничтожить. А потому она сохраняется на многие столетия, становясь между крестьянином или посадским человеком и государством. Поскольку община носит территориальный, а не кровнородственный характер, она легко может принять «чужих», а славянин в иной среде быстро усваивает чужие обычаи. Этим и объясняется высокая способность ассимилировать и ассимилироваться.
Процесс разложения кровнородственной общины и утверждения общины соседской занимал столетия, а то и тысячелетия. Небольшое племя «россичей» возможно представить уже смешанным: три рода из десяти идут от скифов. Скифы к VI в. давно исчезли, растворились в иных племенах и народах. Само имя «скифы» покрывало разные языки и культуры. Поначалу так называли все племена, подчиненные скифам, а позднее — народы, проживающие на той же территории. В составе этого обобщенного названия многие историки и археологи до сих пор ищут славян.
С другой стороны, несомненно, что в Поднепровье и Северном Причерноморье славяне ассимилировали иранские и какие-то иные племена, в том числе восходящие, возможно, еще к индоарийской ветви. Известно, что многие ученые именно из Северного Причерноморья выводят самих индоарийцев. Древнерусское божество Хоре, которое, как и Даждьбог, связывалось с солнцем, имеет прямую параллель с божествами Индии и, весьма вероятно, уходит в индоарийскую древность. Следы пребывания в Причерноморье индоарийцев успешно ищет в топонимике О.Н. Трубачев, причем компактные группы индоарийцев местами сохранялись чуть ли не до эпохи образования Древнерусского государства.
Большинство источников, как было сказано, обособляют русов от славян. Поэтому многие специалисты искали предков этого племени в неславянском населении Северного Причерноморья. Еще в средневековых памятниках русов отождествляли с роксаланами — ветвью иранского племени алан. Эту версию затем принял М.В. Ломоносов, а еще позднее видный антинорманист Д.П. Иловайский. Наиболее привлекательной она оставалась и среди советских ученых. В какой-то мере особому интересу к аланам способствовала их высокая активность и подвижность в эпоху великого переселения: они прошли до побережья Северного моря и Атлантического океана, прошли в Испанию и Северную Африку, объединяясь то с готами, то с вандалами, то с иными племенами, всюду участвуя в сложении новых государств и народностей.
С племенем роксаланов или аорсов увязывал русов известный советский историк и этнограф СП. Толстов, причем он полагал, что племена эти изначально принадлежали к неиранской языковой группе и лишь позднее были иранизированы. Позднее украинский археолог Д.Т. Березовец отождествил русов с аланами Подолья. Развивая наблюдения СП. Толстова и Д.Т. Березовца, украинский археолог и историк М. Ю. Брайчевский связывает с «сарматской Русью» «русские» названия днепровских порогов в записках византийского императора Константина Багрянородного (середина X в.), тех самых названий, которые до сего времени остаются одним из главных оснований норманизма. Иранскую подоснову, восходящую к эпохе Черняховской культуры (II–IV вв.), видит в земле полян-руси московский археолог П.В. Седов. К этой же мысли склонялся и известный археолог П.Н. Третьяков, но он предпочитал оставить вопрос открытым, так как видел в поднепровских древностях следы и западного — германского или западнославянского влияния.
О.Н. Трубачев склонен связывать русов с выявленными им остатками древнего индоарийского этноса.
Норманистская точка зрения также остается достаточно представительной в нашей археологии и лингвистике. Ее придерживаются, в частности, археологи Д.А. Мачинский, Г.С. Лебедев, к ней склонялся в последние годы жизни М.И. Артамонов, к ней близок лингвист Г.А. Хабургаев. Многие лингвисты и историки, не считая русов норманнами (германцами-скандинавами), тем не менее признают значительную роль скандинавов в образовании Древнерусского государства, как раз исходя из данных, касающихся именно русов. Особенно часто такого рода подмены встречаются в общих работах или же в обзорах, имеющих целью отыскание следов пребывания скандинавов на территории Восточной Европы. Именно «русские» названия порогов и имена князей и дружинников «рбда русского» более всего служат убеждению в существовании «норманнского периода» в истории Руси. В этом, как правило, ограничиваются отысканием чего-то похожего в Скандинавии, игнорируя более двух столетий назад высказанное меткое замечание М.В. Ломоносова: «На скандинавском языке не имеют сии имена никакого знаменования».
В.Д. Иванов примыкает в целом к концепции Б.А. Рыбакова. Помещая русов на реке Роси, Б.А. Рыбаков как бы включает их в историю славянства на этой территории. Но он отмечает и особенности выделяемой им области в материальной культуре, особенности, которые могут иметь и этническое значение. Речь идет прежде всего о составе предметов Мартыновского клада, который и определяется как «древности русов». Пальчатые фибулы, поясные наборы и некоторые другие найденные там предметы не имеют местных корней, но широко представлены в Подунавье вплоть до Адриатики, где они, по-видимому, первоначально и появляются. Дунайские элементы прослеживаются и в культуре населения, появившегося в конце V в. в восточном Крыму и на Таманском полуострове, то есть там, где позднее византийские источники зафиксируют росов.
Вопрос о славянской прародине сложен потому, что неизвестно, с какого времени начинать. Вопрос о начале Руси еще сложнее, потому что нет уверенности в знании языка этого племени. А источники дают столько различных «Русий», что среди них легко растеряться и затеряться. Только в Прибалтике упоминаются четыре Руси: остров Рюген, устье реки Неман, побережье Рижского залива и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. В Восточной Европе имя «Русь», помимо Поднепровья, связывается с Прикарпатьем, Приазовьем и Прикаспием. Недавно Б.А. Рыбаков обратил внимание на сведения о Руси в устье Дуная. Область «Рузика» входила в состав Вандальского королевства в Северной Африке. И едва ли не самая важная «Русь» помещалась в Подунавье. В X–XIII вв. здесь упоминается Ругия, Рутения, Руссия, Рутегская марка, Рутония. Во всех случаях, очевидно, речь идет об одном и том же районе, каковым мог быть только известный по источникам V–VIII вв. Ругиланд или Ругия. Располагалась Ругия-Рутения на территории нынешней Австрии и северных районов Югославии, то есть именно там, откуда «Повесть временных лет» выводит полян-русь и всех славян. Возможно, ответвлением этой Руси явились два княжества «Русь» (Рейс и Рейсланд, то есть Русская земля) на границе Тюрингии и Саксонии. Об этих княжествах, пожалуй, мало кто и слышал. А они известны источникам, по крайней мере, с XIII в. вплоть до 1920 г., когда были упразднены. Сами «русские» князья, владевшие этими землями, догадывались о какой-то связи с восточной Россией, но не знали, в чем она заключалась.
