Милтон Эриксон. - Мой голос останется с вами.

Она сказала: "Я пришла к вам за помощью, потому что вы врач. А теперь вы рассказываете мне, что у меня нет и трети псориаза, хотя я прекрасно вижу, сколько у меня есть. Вы же пытаетесь занижать это до одной трети".

Я сказал: "Правильно. У вас много эмоций. У вас есть немножко псориаза и очень много эмоций. Вы живой человек, у вас есть эмоции, немножко псориаза и много эмоций. Очень много эмоций на ваших руках, на вашем теле, и вы называете это псориазом. Поэтому у вас не может быть более трети того, что, как вы считаете, у вас есть".

«Сколько я вам должна?» – спросила она. Я сказал ей.

Она сказала: «Я выпишу вам чек и постараюсь больше с вами никогда не встречаться».

Через две недели она позвонила и сказала: «Нельзя ли увидеться с вами?» «Конечно», ответил я.

Она сказала: «Я хочу извиниться. Я хочу увидеться с вами снова».

Я сказал: «Нет необходимости извиняться, потому что я поставил правильный диагноз и не хочу, чтобы передо мной извинялись за это».

Она сказала: «Я полагаю, вы правы. Мне не следует извиняться. Я должна быть благодарна, что вы поставили правильный диагноз. У меня больше нет перхоти, и посмотрите на мои руки. На них есть несколько небольших пятен, и это все. И на всем теле точно так же. А я злилась на вас две недели».

Когда Эриксон говорит молодой женщине: «У вас немножко псориаза и много эмоций», он отождествляет псориаз и эмоции и внушает мысль, что чем больше эмоций, тем меньше псориаза и чем больше псориаза, тем меньше эмоций. Затем он дает ей возможность направить эмоции на него. Когда она разозлилась на него и продолжала злиться две недели, ее псориаз уменьшился. У нее было много эмоций и немного псориаза.

Таким образом, Эриксон готовит пациента к открытию новой системы отношений, бросая ему вызов, смущая или вызывая отрицательные эмоции. Переструктурирование совершается в соответствии с психологическими установками и убеждениями личности. В «Шрапнели» он первым делом устанавливает, что пациентка считает себя религиозной. С ребенком в «Коричневом Лице» он использует игровое отношение, которое подходит для общения с детьми. И он затрагивает антагонистическое отношение и тенденцию к соревнованию у пациентки с псориазом, бросая ей вызов. Она сама убеждается в том, что Эриксон был прав и что у нее действительно много эмоций. Тогда на бессознательном уровне устанавливается ассоциация, что если верна первая, то будет верна и вторая часть сказанного, – а именно, что у нее только треть того псориаза, который, по ее мнению, она имеет. Ее тело стало доказывать ей это, утрачивая большую часть перхоти.

Достаточно было «Коричневому Лицу» однажды облегченно улыбнуться, услышав прозвище «Коричневое Лицо», вместо слова «воровка», чтобы иметь предрасположенность улыбаться всегда, когда она будет слышать о своих веснушках. Таким образом, ее исходные чувства ненависти и злобы замещаются чувством спокойной радости. Как объясняет Эриксон: «Ситуация стала забавной». И эта смешная ситуация осталась даже после того, как общение с Эриксоном закончилось.

В «Шрапнели» показано, как ситуация, в которой пациентка оказалась в униженном положении из-за потери контроля, трансформируется в ситуацию, в которой она может отдать должное удивительной степени контроля, которой она на самом деле обладает, – а именно, способности выделять только газ и задерживать в прямой кишке жидкие и твердые фракции. Ее фактически побуждают выразить танцем радость по этому поводу и во время танца в голом виде в комнате осуществить этот контроль на деле. Конечно, на гораздо более поверхностном уровне Эриксон просто дает ей разрешение нукать, которое может пересилить прежнее мнение о том, что это самое худшее, что только можно сделать. Однако он уважает ее систему запретов тем, что не предлагает ей делать это на людях.

Между прочим, Эриксон отмечает, что история имеет небольшое продолжение. Принятие ею своего физического существа повлекло за собой принятие и других естественных функций, таким образом, год спустя она оказывается в состоянии, разговаривая с ним, обнажить грудь и кормить ребенка.

Я стараюсь подбирать метод психотерапии, чтобы он соответствовал индивидуальности пациента. Однажды ко мне пришел врач и сказал: "Первое половое сношение у меня произошло в публичном доме. Я испытал отвращение. Отвращение было настолько сильным, что за прошедшие с тех пор двадцать лет у меня не было ни единой эрекции. Я нанимал самых разных женщин, платил им большие деньга и говорил: «Сделайте так, чтобы у меня была эрекция». И ни одна из них не смогла этого сделать.

А теперь я встретил девушку, на которой хочу жениться. Я пытался спать с ней. Она очень добра и заботлива, но у меня нет эрекции".

Я сказал: «Мне нужно поговорить с девушкой и поговорить с глазу на глаз, а потом я поговорю с вами обоими».

Я сказал девушке: «Ложитесь с ним в постель каждую ночь, но будьте абсолютно холодны как женщина. Ни коим образом не позволяйте ему касаться вашей груди, вашего тела. Просто запретите это. Крайне важно, чтобы вы выполнили это указание».

Я позвонил доктору и сказал: "Я сказал Милдред, чтобы она ложилась с вами спать каждую ночь. Я сказал ей, чтобы она не допускала никаких попыток целовать ее, прикасаться к груди, к гениталиям, к телу. Я хочу, чтобы такая ситуация продолжалась три месяца. Затем вы придете, и мы с вами обсудим, что происходит".

В начале марта он потерял над собой контрой и «изнасиловал» ее.

Милдред была очень красивая женщина, с прекрасной фигурой. И когда он столкнулся с тем, что источник невозможности полового акта находится в Милдред, а не в нем самом, то это изменило систему отношений. Милдред делала сношение невозможным, а не он сам.

Таким образом, ему не нужно было концентрироваться на том, что у него нет эрекции. Милдред сделала это для него невозможным.

Поскольку первый половой опыт пациента в публичном доме вызвал у него отвращение, а попытки «самолечения» путем «найма» женщин только усилили стереотип неудачи, Эриксон определил, что его импотенция является результатом легко доступного секса. Поэтому Эриксон с помощью любящей пациента женщины создает противоположную ситуацию – в которой секс запрещен. Объясняя происходящее, Эриксон, как обычно, говорит туманно. Когда в последнем предложении он говорит: «Милдред сделала это для него невозможным», мы (и в первую очередь пациент) задаемся вопросом, чем является «это», оказавшееся для него невозможным: половым актом? Фиксацией на том, что член не возбужден, т. е. мастурбацией без эрекции? Прежней импотенцией? В любом случае, ему удалось вывести «врага» из пациента и сделать его чем-то внешним по отношению к нему. И тогда, вместо того, чтобы злиться на себя, увеличивая тем самым невозможность эрекции, пациент смог направить агрессию на причину «невозможности», находящуюся вне его, на Милдред. Он делает это, «насилуя» ее. А получив однажды удовлетворительный опыт сексуальных отношений, лишенных тревожности относительно возможности достижения эрекции, он уже затем имеет возможность наслаждаться половыми отношениями без такого сильного элемента агрессии.

Пятнадцатилетняя девочка постоянно сосала палец. Ее родители позвонили мне и рассказывали об этом со слезами в голосе. Они говорили, что девочка весь день выводила их из себя своим сосанием пальца. Она сосала палец в школьном автобусе и водитель был сильно раздражен. И другие дети тоже. Учителя жаловались на то, что она сосет палец. Они говорили, что собираются привести ее ко мне.

Девочка вошла в кабинет, сося палец, громко и с вызовом. Ее родители сидели в соседней комнате и не могли слышать, что я ей говорил. "Я хочу сказать тебе, что ты очень глупо делаешь, сося палец ", – сказал я.

Она сказала: «Вы говорите так же, как и мои родители».

Я сказал: "Нет, я говорю разумно. Ты причиняешь сравнительно небольшое неудобство своим родителям и сравнительно небольшое неудобство водителю автобуса. Ты сосешь палец везде, в школе. Сколько тысяч ребят учится в школе? И ты сосешь палец перед всеми подряд. Теперь, если бы ты не была глупой, если бы ты была умнее, то ты сосала бы свой большой палец так, чтобы это по-настоящему засело бы в печенках у твоего папы.

Разговаривая с твоими родителями, я понял, что послеобеденное время у вас построено по четкому графику. Твой папа читает свежую газету. Он садится и читает ее от корки до корки. Я взял с твоих родителей обещание, что они ни слова не скажут тебе относительно твоего сосания пальца. Они вообще не будут ничего тебе говорить об этом.

Поэтому сделай, пожалуйста, вот что. Возьми часы. Сегодня вечером после ужина ты сядешь рядом со своим папой и целых двадцать минут будешь заниматься только сосанием своего большого пальца, а маме, которая очень пунктуальна по натуре, дашь возможность вымыть посуду. Она любит сшивать из лоскутков разные вещи. Вымыв посуду, она всегда садится за шитье. Пососав палец рядом с папой, ты усаживаешься рядом с мамой. Заметь время и соси свой большой палец – соси хорошенько, чмок, чмок, чмок.