Владимир Леви - Наемный бог
— Ну почему… Небольшой загул, отход от программы. Неужели нормальному парню нельзя…
— Нормальных нет, коллега, пора эту пошлость из мозгов вывинтить. Разные степени временной приспособленности. Возьми шефа. (Речь шла о ныне покойном профессоре Верещанникове.) Шестьдесят восемь, выглядит на сорок пять, дымит крепкие, редко бывает трезвым. Расстройства настроения колоссальные. Если б клиникой не заведовал, вломали бы психопатию, не меньше. Ярко выраженный гипоманьяк, но суть тонуса усматривает не в этом.
— А в чем?
— Секрет Полишинеля. Ну, выставляй, что у тебя. Я выставил.
— Погоди… ТЫ МЕНЯ УВАЖАЕШЬ?.. Серьезно.
— Ну разуме…
— БэПэ Калган для тебя, значит, авторитет?
— Разуме…
— А зачем БэПэ пить с тобой эту дрянь?
— Ну…
— Этому покалеченному облезлому псу уже нечего терять, он одинок и устал от жизни. Что ему еще делать на этом свете, кроме как трепать языком, изображая наставника. Алкашей пользует, ну и сам… Примерно так, да?
— Будь добр, подойди вон к тому пригорку… Лихтенберг, «Афоризмы», в бело-голубом супере. Открой страницу 188. Первые три строки сверху. Прочти вслух. И погромче, БэПэ плохо слышит.
— КНИГА ОКАЗАЛА ВЛИЯНИЕ, ОБЫЧНОЕ ДЛЯ ХОРОШИХ КНИГ: ГЛУПЫЕ СТАЛИ ГЛУПЕЕ, УМНЫЕ УМНЕЕ, А ТЫСЯЧИ ПРОЧИХ НИ В ЧЕМ НЕ ИЗМЕНИЛИСЬ.
— Замечено, а? (Голос понизил.) А ведь это всерьез и для всех времен, для всего. И речь именно о хороших, заметь. Скажи, если это верно — а это верно, — какой смысл писать хорошие книги?..
— Если верно… Пожалуй, что никакого.
— С другой стороны: книги вроде бы и пишутся для того, чтобы глупые люди умнели хоть чуточку, а прочие изменялись. А?..
— Вроде бы для того.
— Дураки, для поумнения коих предназначены книги, от книг дуреют. Значит, дураки их и пишут?
— Логично, Боб, дураки. Ну, давай за них…
— Погоди. Умные — мы о них забыли. От хорошей книги умный умнеет. Это что-нибудь значит?
— Умнеет, значит. Все больше умнеет.
— А дураки все дуреют, все глубже дуреют. От хороших книг, стало быть, между умными и дураками все более увеличивается дистанция — так или нет?
— Выходит, что так, — промямлил я, уставясь на бутылку. Дистанция между мной и ею увеличивалась уже нестерпимо.
— Какой вывод?..
— От хороших книг жизнь осложняется.
— Емко мыслишь. Напишем с тобой вместе книгу "Как понимать дураков"?
— Да их нечего понимать.
— Ну ты просто гений, нобелевскую за такое. Теперь пора. Выпьем за дураков. Согласен?.. По-дурацки и выпьем. Возьми-ка, друг, сосуд счастья обеими лапками. Теперь встань. Смирно. Вольно. А теперь вылей. ВЫЛЕЙ!
От внезапного громового рыка я едва не упал.
— Кр-р-ругом марш! В сортир-р-р! По назначению! Без промежуточной инстанции!.. Подержи немного вверх дном… За здравие дураков. Спускай воду. Брависсимо! Доброй ночи….
Никогда больше не видел у него дома спиртного.
Позже некто Забытыч, тоже фронтовой инвалид, рассказал мне, что Боба пьяным не видывали и в той завсегдайской рюмочной. Затмения, случавшиеся с ним, имели другую природу. Батя-Боб, объяснил Забытыч, держал разговоры, а к разговору штой-то должно быть промеж людёв, к чему прикладаться, ну?
О пошлости, она же инфекция обыкновенности
(…) Стыдно мне обращаться с тобой как со щенком, в эти моменты обнажается и моя слабость, но что же еще придумать?
Твое духовное тело еще не образовалось, а мое физическое уже не дает времени для размышлений. Иногда кажется, что у тебя вовсе нет кожи. Ты уже почти алкоголик… Болезнь выглядит как инфекция обыкновенности — пошлость, говоря проще; но язва глубже… (…)
Из записей Бориса Калгана
Космическое неудобство
— Винегрет в голове, бессмыслица. Не учеба, а мертвечина. Ну зачем, зачем, например, все эти мелкие кости стопы?.. (Я осекся, но глаз Боба одобрительно потеплел.) На пятке засыпался, представляешь? Все эти бороздки, бугорки, связки и все по-латыни!.. Я бы стал педиатром или нейрохирургом, а ортопедом не буду. За одно медбратское дежурство узнал больше, чем за весь курс. А еще эта кретинская политэкономия, а еще…
— Выкладывай, выкладывай, протестант.
— Девяносто девять процентов ненужного! Стрелять надо за такое образование!..
— Подтверждаю. Шибильный кризис.
— Чего-чего?..
— Говорю: каким чудом еще появляются людики, что-то знающие и умеющие?.. Извини, антракт…
(Проплыл, как ледокол, сквозь книжный архипелаг. Туда и обратно. Под сквозняком.)
— Вон сколько насобирал консервов. (Желтый глаз Боба бешено запрыгал с книги на книгу.)
— Иногда думаю: а что, если это финальный матч на первенство вселенной между командой ангелов и бандой чертей?.. А может быть, хроника маленького космического сумасшедшего дома?.. Как еще можно понять судьбу нашей нланетки?..
Почти все в этой библиотечке неупотребительно, почти все лишено ДЛЯ ТЕБЯ смысла. А я здесь живу, как видишь…
И для меня это храм, хоть и знаю, что все это по-натворили такие же олухи, как и я. Все, что ты видишь здесь, на всех языках — люди, всего-навсего смертные, надеющиеся, что их кто-нибудь оживит. (Длительное молчание.)
— Вот о чем повезло догадаться… Если только нашел личный подход, смысл открывается. Меня это спасло…
Боб закрыл глаз… И тут я почувствовал какими-то внутренними мурашками меж лопаток, что он в этот миг вспоминает войну, о которой не говорил со мной никогда. Смысл только что сказанного оставался темным, но телепатия не обманула — Боб заговорил о себе — тихо, почти шепотом, словно продолжая рассказ, давно начатый…
— Пока не хватало документов, пришлось наняться уборщиком в общественный туалет. Одновременно учился. Мозги были еще не на месте, пришиб сгоряча одного, который писал на стене свои позывные. Мне этот фольклор отскребать приходилось… Может, тебе интересно узнать, как я выучил анатомию?
— Как?
— Вошел в образ боженьки. Тот — настоящий, там — такую игру любит…
…Вот, просыпаюсь, значит, однажды на облачке, блаженно потягиваюсь. Чувствую — что-то не то, дискомфорт. Вспоминаю: кого-то у меня не хватает на одном дальнем шарике. А вот на каком и кого — вспомнить, хоть убей, не могу. Повелеваю Гавриилу Архангелу: труби срочно, созывай совет ангелов.
Затрубил Гаврила. Не прошло и ста тысяч лет, как собрались. Предстаю во всемогуществе, молнией потрясаю. "Кого у нас не хватает на шарике… Этом, как его…" — "На 3-земле…" — подсказывает змеиный голосок. — "Цыц! Кто мешает думать? На Земле моей голубой, спрашиваю, кого не хватает?" — "Всех хватает, Отче святый! Все прекрасно и благолепно! Солнышко светит, цветочки благоухают, зверюшки резвятся, птички поют — вечная тебе слава". — "Вы мне мозги не пудрите, овечки крылатые, а то всех к чертовой бабушке… Кого еще, спрашиваю, недосотворили? А ну дать сюда отчетную ведомость!"
Тут один, с крылышками потемней, низко кланяется, ухмыляется. "Человека собирался ты сотворить, Боже, на планете Земля, из обезьяны одной недоделанной, по образу своему и подобию. Но я лично не советовал бы". — "Что-о?! Мой образ и подобие тебя не устраивают?.." — "Не то я хотел сказать, Святый Отче, наоборот. Образ твой и подобие хороши до непостижимости. А вот обезьяна — материал неподходящий". — "Ка-а-ак!!! Обезьяна, лично мной сотворенная и подписанная — не подходящая?! Я, значит, по-твоему, халтурщик?! Лишаю слова, молчать, а то молнией промеж рог. Развели демагогию… Пасть всем ниц, слушать мою команду! (Голос Боба уже гремел, усиливая сквозняк.)
Да будет на Земле — Человек!
А тебя, Сатана, в наказание за богохульство назначаю руководителем проекта. Сам наберешь сотрудников. Даю вашей шарашке на это дело два миллиона лет, после чего представить на мое рассмотрение. Совет объявляю закрытым. Труби, Гаврила!"
…Просыпаюсь снова от какого-то космического неудобства. Смотрю — под облачную мою перину подсунута книга "Анатомия человека". На обложке отпечаток копыта. Понятно, проект готов.
Что ж, поглядим, насколько этот рогатый скот исказил мой вдохновенный замысел. Ну вот, первый ляп: хвост приделать забыл. Важнейшая часть тела, выражающая благоговение…
Ладно, черт с ним. Ну вот это, пожалуй, сойдет, передние лапы такие же, как у макаки, я это уже подписывал… Проверить, не напортачили ли с запястьем, а то будет потом жаловаться, что на четвереньках ходить удобнее. А почему так ограничена подвижность пальцев ноги?.. Вены прямой кишки при напряжениях будут выпадать — черт с ним, перебьется, да будет у каждого пятого геморрой.
А это что за довесок? В моем образе и подобии этого нет. Однако же у макаки…
Вот и мозги, уйма лишних, с ума сойти можно. Сколько извилин, зачем? Чтобы во мне сомневался? Добро же, пускай сходит с ума. Да будет височная доля горнилом галлюцинаций, да будет каждый шестой психопатом, каждый десятый шизиком, каждый второй невротиком, алкашей по надобности…
