Мессии, лжемессии и толпа - Юрий Миранович Антонян
В период коммунистического тоталитаризма, по данным историка В. Н. Земскова, страна была превращена в огромный концлагерь, а население обращено в рабов: к началу войны число заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа составило 2,3 млн человек, в сентябре 1948 г. — 2 258 957 человек, т. е. их численность оставалась стабильной. В это число не включены лица, проходившие проверку и фильтрацию в спецлагерях НКВД, переименованных в феврале 1945 г. в проверочно-фильтрационные лагеря. С момента их организации в конце 1941 г. и до октября 1944 г. через них прошло 421 199 человек. По состоянию на 1 января 1945 г., в этих спецлагерях проходили проверку 71 398 человек. Кроме того, значительное количество людей содержалось в тюрьмах, на июль 1945 г. там было 263 819 заключенных, на январь 1947 г. — 304 386. За 1939— 1951 гг. (нет сведний за 1945 г.) в тюрьмах умерло 86 582 человека. В 1947 г. в лагерях и колониях ГУЛАГа находилось 14 630 детей заключенных женщин и 6779 беременных женщин.
За годы гражданской войны в Китае погибло 1,5 млн человек, а после захвата власти Мао Цзэдуном — 2 млн в период «большого скачка» и «народных коммун», 1 млн — в период кампании против национальных меньшинств, 500 тыс. — во время «культурной революции», 15 млн (по другим подсчетам, 25 млн) было уничтожено в «школах перевоспитания».
Главарям тоталитарных режимов (Ленину, Сталину, Гитлеру, Муссолини, Мао Цзэдуну и другим более мелким тиранам) приписывались такие особенности, как непогрешимость, доходящая до святости, мудрость, естественно перерастающая в гениальность, доброта, граничащая с самопожертвованием, прозорливость, даже содержащая мистическое предвидение и не нуждающаяся в разумных доказательствах, справедливость, органически связанная с бескорыстием, и, конечно, необычное личное могущество. Легко угадать, что в каждом таком случае речь идет о культе, обожествлении деспота, наделении его свойствами, которых у него чаще всего не было и в помине.
Так, непогрешимость, святость и доброта в действительности оказываются неумолимой жестокостью и свирепостью, грязным развратом и полным забвением нравственных ценностей, мудрость и прозорливость — элементарной безграмотностью и неумением адекватно оценивать реальность, прогнозировать будущее и т. д. Однако проблема здесь отнюдь не в наличии или отсутствии каких-то качеств, а, повторяю, в обожествлении правителя путем приписывания ему необходимых для этого качеств в целях полного подавления других и тиранического правления.
Предтечи обожествленного вождя или правителя можно найти в древних деспотиях. Обожествление, например, древнеегипетского фараона требовало, чтобы и он сам был совершенным во всех отношениях: непобедимым в битвах, всезнающим, справедливым администратором с безукоризненным здоровьем. Всякая слабость рассматривалась как признак негодности его тела к божественной роли, и он мог быть устранен. Божественный статус не предохранял его даже от колдовства. Так, известен случай, когда фараон Сети II попросил магов уберечь его от проклятия. Как и обожествленные правители других африканских народов, фараон обладал неограниченной властью благодаря вере в его божественное начало, но эта вера требовала, чтобы и он был самым совершенным из всех людей.
Обожествление вождя встречается у народов, стоящих на примитивном уровне развития. Этнологи отмечают, что в доколониальный период истории Африки возник культ личности социального лидера, и в первую очередь верховного вождя, который был тесно связан с такими идеологическими представлениями, как культ предков и магия. В результате эти лидеры наделялись сверхъестественными способностями влиять на судьбы людей и тем самым получили возможность оказывать сильное психологическое воздействие на поведение подчиненных членов управляемой им страны.
Современный вождь-тиран — это не человекобог или богочеловек, как его понимали древние люди, видевшие в них, как справедливо отмечает Д. Д. Фрезер, лишь более высокую степень присутствия тех же самых сверхъестественных способностей, которые он без малейших угрызений совести присваивает себе. Маленький человечек, человек толпы, обыватель даже не смеет предположить, что у него могут быть такие же способности или качества, которые есть у вождя современного тоталитарного государства. Это тем более верно, что в таких государствах боги отцов (например, Христос) давно предаются поруганию. Вождь для человечка толпы — это нечто среднее между богом и могущественным волшебником. При всех условиях это сверхчеловек, он воплощение тех вожделений, которые обыватель весьма смутно ощущал в себе. То, что многие сверхчеловеки вышли из низших слоев общества, не только не отталкивало толпу, а сближало с ней — ведь и она в основном состояла из людей низкого ранга. Впрочем, и в древности некоторые боги относились к этому рангу. Так, в Индии один бог начал свою земную жизнь в качестве отбельщика хлопка, а Христос был сыном плотника.
Естественно, что в современном демократическом обществе такое абсолютно немыслимо. Обожествленный же образ правящего идола начинает удивительным образом напоминать одну их главных архетипических фигур — Отца, который мог олицетворять грозные силы природы, быть шаманом, магом, богом или правителем, но всегда неумолимым хозяином первобытной орды. Он во всех случаях прав и внушал страх — парализующий, пронизывающий, уничтожающий, не дающий ни малейшей надежды на пощаду. Все остальные — маленькие, ничтожные, вечно подчиненные дети, Отец их породил и волен полностью распоряжаться их жизнями и судьбами. Страх перед ним навсегда въелся в человеческую душу, успешно прокладывая дорогу очередному тирану.
Бессознательная тоска по Отцу в принципе присуща всем людям и составляет психологическую основу веры в бога, помогая в то же время самым различным проявлениям деспотизма. Это извечная тоска по могущественному и справедливому Отцу, который, несомненно, защитит и решит все проблемы. Вера в него пробуждается уже в детстве с первыми жизненными трудностями и с первыми страхами. Развенчание или заметное ослабление Отца наносит огромный ущерб человеку, и именно по этой причине люди часто свергают царей, которые были не в состоянии олицетворять грозную нечеловеческую силу и тем самым обеспечить былое величие. Кстати, такая же участь постигала и богов, если они оказывались неспособными выполнить возложенные на них функции. Сами тираны достаточно умело и продуманно эксплуатировали стремление к Отцу, хотя и не оценивали это в современных психологических категориях, укрепляя тем самым свою власть.
Отец — вообще-то фигура универсальная и нейтральная, это архетип рациональности, порядка, организации, это то, что вносит в жизнь четкость, взвешенность и ясность, оттесняя бурную стихию эмоциональности, непродуманности, чрезмерной увлеченности. Поэтому его нередко изображают мудрым и спокойным старцем, наподобие микеланджеловского Моисея, пастыря и учителя людей, уверенно выводящего их из египетского плена хаоса
