Новый мозг - Пинк Дэниел

Один из лучших способов понять суть симфонического мышления и овладеть им – это научиться рисовать. А умение рисовать, что и подтвердил мой автопортрет, никогда не было моей сильной стороной.

Утром первого дня на курсах, еще перед тем, как мы достали бумагу и заточили карандаши, нам объяснили суть этого ремесла, сжав его до одной-единственной фразы, которая еще не раз будет повторяться в эти пять дней. «Суть рисования, – говорит Брайан Бомайзлер, – в умении видеть взаимосвязи».

Брайан Бомайзлер – мой наставник. Он будет учить меня и еще шестерых (пеструю компанию, где есть адвокат с Канарских островов и фармацевт из Новой Зеландии) по методике, описанной Бетти Эдвардс в книге «Рисование в режиме правого полушария». Бомайзлер занялся этой работой, уже имея за плечами солидный опыт. Он – состоявшийся нью-йоркский художник. Его работы (в том числе незавершенные) красуются на стенах студии на шестом этаже в доме в Сохо, где и будут проходить наши занятия. Он ведет этот курс уже двадцать лет. Кроме того, он сын Бетти Эдвардс.

Подобно своей матери, с которой он и разработал этот пятидневный мастер-класс, Бомайзлер убежден, что умение рисовать – это, прежде всего, умение видеть. «Беда в том, что мы слишком любим наклеивать ярлыки», – говорит он. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, а заодно документировать наш исходный уровень, он дает нам час на то, чтобы мы нарисовали автопортреты. Мы закрепляем маленькие зеркальца, открываем огромные альбомы и начинаем рисовать. Я заканчиваю раньше остальных, и Бомайзлер тут же определяет во мне двухсоткилограммового поклонника «Чиз-дудль», который торжественно воздвиг себя в дверях «Следящих за весом»[130]. Мягко говоря, надо мной придется изрядно потрудиться, но поскольку хуже быть не может, есть вероятность, что станет хоть немного лучше.

Проблема, объясняет Бомайзлер, скосившись на мой шедевр, в том, что я рисую не то, что вижу. Я рисую «символы, которые запомнил в детстве». На самом деле у меня не такие губы. Таких губ нет вообще ни у кого. Я нарисовал символ губ, который видел в детстве. Эти нарисованные мною губы воспроизводят один к одному вывеску «Мэджикист»[131], манившую нас с обочины шоссе I-94, когда мы с родителями ездили к бабушке и дедушке в Чикаго. В каком-то смысле я просто написал современными иероглифами слово «губы», вместо того чтобы действительно увидеть свои губы и место, которое они занимают у меня на лице.

Тем же днем Бомайзлер показывает нам штриховой рисунок работы Пикассо и просит скопировать его. Но перед тем как мы начинаем, он требует перевернуть исходный рисунок вверх ногами – «чтобы вы ничего не знали о том, что будете рисовать». Смысл в том, чтобы обмануть левое полушарие и предоставить свободу действий правому. Когда левое полушарие не знает, чем занимается правое, сознание способно видеть пропорции и интегрировать их в единое целое. Во многих смыслах в этом-то и состоит суть умения рисовать, а заодно – и ключ к овладению симфоническим мышлением. Например, одна из причин, по которой мой автопортрет выглядит так странно, – в том, что там искажены пропорции. Мы, семеро учеников, узнали на занятии (и, что еще важнее, увидели это), что расстояние от линии зрачков до края подбородка равно расстоянию от линии зрачков до макушки. А на моем рисунке глаза намного выше, чем на самом деле, и из-за нарушенной пропорции перекошенным оказался весь рисунок.

Бомайзлер – чуткий педагог, чем-то напоминающий мистера Роджерса[132], если бы тот прожил какое-то время на левом берегу Сены[133]. Каждый раз, когда мы выполняем задание, Бомайзлер скользит по студии, подбадривая своих учеников. «Моя задача – сделать так, чтобы ваше левое полушарие помалкивало», – вполголоса говорит он. На одном из занятий он рассказывает нам о негативном пространстве – области между изображениями и вокруг них. Он показывает нам логотип «ФедЭкс».

Позже мы рисовали портреты своих товарищей по занятиям и начали с того, что заштриховали большой лист бумаги, а потом стали стирать те части, которые выходят за пределы контуров головы модели, чтобы таким образом «открыть» рисунок. «Негативное пространство – эффективный инструмент художника, – говорит Бомайзлер. – В нем – один из секретов умения рисовать».

Через четыре дня мы учимся видеть некоторые из пропорций – соотношение между рисунком и негативным пространством, между линией и тенью, между углами и пропорциями – то, чего многие прежде даже не замечали. Мы рисуем табуретки, поставленные на столы, линии на наших ладонях, тени, которые притаились в углах студии. Бомайзлер постоянно повторяет мантру: «Суть рисования – в умении видеть взаимосвязи», их совокупность образует единое целое. В каком-то смысле по этому же принципу строится и сам курс. Из всех упражнений синтезируется единое целое в последний день, когда мы должны интегрировать наше новообретенное понимание в единую панораму, в новой попытке нарисовать автопортрет.

Подобно рисованию, симфоническое мышление – это искусство видеть взаимосвязи. Те, кто рассчитывает на успех в Концептуальном веке, должны улавливать взаимосвязи между разнородными и на первый взгляд не связанными между собой дисциплинами. Они должны знать, как соединять с виду не соотносящиеся между собой элементы и создавать из них нечто новое. Они должны стать мастерами аналогии – искусства рассматривать одно в категориях другого. Иными словами, огромные возможности открываются для трех категорий людей – тех, кто умеет преодолевать границы, изобретать и творить метафоры.

Каково самое употребительное и, быть может, самое важное слово в современном словообразовании? Это «мульти». Наши служебные обязанности становятся мультифункциональными. Наше общество – мультикультурное. Развлекают нас мультимедиа. Когда-то успех гарантировали глубокие знания в конкретной сфере, а сегодня в выигрыше оказываются те, кто одинаково уверенно чувствует себя в абсолютно разных мирах. Я называю таких людей «нарушителями границ». Эти люди – специалисты в нескольких сферах деятельности, они умеют говорить на разных языках и находят удовольствие в разнообразии человеческого опыта. Они проживают мультижизнь – потому что так интересней, а в наше время еще и практичнее.

 «Я занимаюсь тем, что распознаю образы. Я пытаюсь распознать образ раньше, чем это сделает кто-нибудь другой».

«Нарушители границ» – это люди типа Энди Така, преподавателя философии и пианиста, который использует полученные навыки при управлении собственной консалтинговой фирмой. Это такие люди, как Глория Уайт-Хэммонд, пастор и педиатр из Бостона; Тодд Маковер, который пишет оперы и выпускает ультрасовременное музыкальное оборудование; Джхейн Варнс, математическое образование помогает ей в работе над изысканным дизайном одежды[134]. Михай Чиксентмихайи, психолог из Чикагского университета, автор классических книг «Теория потока: Психология оптимального опыта» и «Творческое начало: Поток и психология открытия и изобретения», изучив жизнь творческих людей, выяснил, что «творческое начало предполагает преодоление границ между различными сферами»[135]. Те из нас, кто наиболее творчески одарен, видят взаимосвязи, которые остальные люди просто не замечают. Эта способность востребована в мире, где работа, предполагающая узкоспециализированное знание, быстро формализуется и в силу этого может быть автоматизирована или выполнена за границей. Дизайнер Клемент Мок говорит: «В ближайшие десять лет от людей потребуется умение думать и действовать за пределами привычных рамок, в новых средах, далеко выходящих за пределы их специализации. Людям придется не просто преодолевать эти границы, но еще и видеть возможности и связывать их воедино»[136].