Владислав Лебедько - Архетипическое исследование сновидений

В: А почему ты выбрал именно этот корабль?

К: Не знаю, он стоял уже у причала, я на него сел, оказалось там Перун и Велес. Остальные были подальше в море.

В: Как твое состояние сейчас?

К: Хорошее, уверенное, сильное.

В: У меня есть сейчас ощущение завершенности.

К: Спасибо.

И, наконец, сложное судьбоносное сновидение, просто изобилующее богами разных пантеонов и архетипическими образами:

Ведущий: — Расскажи сон сначала, целиком, но сперва — контекст.

Михаил: — Вчера была групповая работа, где был мой процесс, который прошел для меня сумбурно, хотя и значимо… Впервые за долгое время после группы мне приснился сон, сон с преследованием. Раньше я подобных снов не припомню, если только давно… Я думаю это значимый факт, позитивный, что-то открылось. В этой связи я хотел бы по горячим следам поработать.

Описание сна:

Я, в качестве какого-то спецагента или шпиона проникаю в достаточно большой дом, — толи дворец, толи в какое-то общественное учреждение. Цель неизвестна. Важным является то, что, проникнув в этот дом, я обнаружил, что туда же проникла целая группа вооруженных граждан, которых я опознал, как противоборствующих мне шпионов, с какой-то задачей. И я понял, что моя миссия — что-то предотвратить, в общем, я против них. Вот это было в моем сознании, когда они проникают в помещение. Помню, что в результате они меня тоже заметили. И с тех пор стали за мной гоняться, а я от них убегаю. При этом с применением спецнавыков, шпионских… Но гоняются они за мной не все, а только один из них, хотя изначально их была целая группа, это, во-первых. Во-вторых, во сне очень значимая для меня вещь (значимая в смысле обращает на себя внимание, когда я проснулся — вспомнил), что я в их глазах выгляжу как ребенок. Т. е. я понимаю, что могу это применять как спецприем, как камуфляж, могу прикинуться ребенком, они, в общем, гоняются за ребенком, а при этом внутри я знаю, что я взрослый. И если они меня прихватывают, или мне нужно какие-то мощные действия сделать, которые по силам взрослому, я резко становлюсь взрослым, провожу прием: бросок, удар или еще что-нибудь, преследователь куда-нибудь улетает, и я дальше продолжаю убегать, опять, будучи ребенком. В первой части мы бегали по этому большому дому… И он меня прихватывал, я от него уходил… и так дальше мы и гонялись. До тех пор, пока я не залез в лифт. В лифте были еще люди, какие-то штатские. У меня было такое ощущение, что я могу спуститься, и, таким образом, оторваться… но когда двери открылись, я увидел, что меня уже ждут. Я успел нажать на кнопку, дверь закрылась, я поехал наверх…, и так несколько раз было, они меня ждали вверху и внизу… не уйти от них… И в лифте произошел следующий сюжет: меня все же настигли, их стало двое, они меня скрутили… причем я уже был во взрослом состоянии… и когда меня схватили, в моем сознании было, как будто меня некий зверь своими зубами ухватил и не прожевывает, а держит … Я подумал: «О! Крокодил!» После этого они меня из лифта выволокли на улицу (эти шпионы). Там аллея зимний солнечный день, они меня туда выволокли. На этом сон заканчивается.

В: Давай немножко свободных ассоциаций. Что у тебя ассоциируется со шпионскими навыками? Закрой глаза и дай волю воображению…

М: Первое, что приходит в голову, на могиле философа Григория Сковороды написано: «Мир меня ловил, но не поймал». Т. е. жизнь как некоторая адаптация в чужой среде, будучи шпионом. Зная, какой я на самом деле, но мимикрируя, чтобы приспособиться, чтобы не быть опознанным. На эту тему освоил изощренные методики… Я сейчас возбужденным себя чувствую, азарт меня захватывает… Ну да, шпион — он не то чем кажется на самом деле, надо быть незаметным. Издавна за собой замечено, что как только я проявляюсь таким, каков я есть — происходят какие-то неприятности, т. е. присущая мне, например яростность… если я выражаю ее,… там шум-гам… Однажды у меня был эпизод, когда я занимался в группе, где мы занимались танцами и звучанием. Задача была четко поставлена: раскрыться под музыку и отдаваться тому, что идет, движение, звучание… В итоге я с огромным удовольствием так во всю глотку орал, что напрочь заблокировал прочих участников. После этого туда приходила милиция, соседи пожаловались. Когда я начал заниматься боевыми искусствами, работа в контакте, с выплеском негатива, энергии уничтожения, которая во мне сидит, я почувствовал: «Ну, слава Богу, теперь я могу делать то, что обычно не могу делать», т. е. тоже тема, которая обычно камуфлируется. Сейчас я занимаюсь чем-то не очень традиционным, хотя для меня достаточно естественно. Об этом тоже не могу говорить прямо, это та же групповая работа. В своей работе с людьми, я работаю в психологической службе, на вопросы о моей подготовке вынужден камуфлировать ответ. Хотя ничего вроде в этом страшного нет, но в тоже время у меня есть опасения быть опознанным как «чужак». В семье тоже у меня ощущение было, в родительской семье, что я чужой на этой площадке. Тоже проблема с адаптацией и перевода с моего языка на их… Мои ценности и ценности людей не совпадают, поэтому я держусь в стороне…

В: А с чем ассоциируются преследователи?

М: Есть постоянная опасность раскрытия того, что я не правильный и не соответствую нормам. Это опасность с одной стороны, а с другой стороны — необходимость быть раскрытым. Я знаю, что мне нужно идти в мир, т. е. это висит надо мной, что рано или поздно я должен быть открытым, я этого боюсь по двум аспектам. Во-первых, я не знаю внешней реакции на меня, во-вторых, я не знаю себя: «А что откроется?!» Вот в этом есть опасность. Во сне меня выволокли силой на белый свет, наверно, потому я и сопротивляюсь.

В: А с чем ассоциируется большое здание?

М: Большое здание? Во сне не было…, а сейчас… с одной стороны, как я сказал — дворец, с другой стороны — общественное какое-то помещение, административное. Дворец — это некая тема благосостояния материального, желанного для меня, наверное, так. А административное помещение — это квинтэссенция социального устройства. Которое меня отталкивает, но с другой стороны я, зная, что мне туда надо идти. И видимо, поэтому я туда проникаю тайным образом в качестве шпиона. Вроде я там, а в тоже время сохраняю нечто, свою тайну.

В: А с чем ассоциируется поведение ребенка?

М: Ну там возникает явный присущий мне механизм камуфляжа, прикинуться чем-то меньшим, чем я являюсь, таким образом избежать напряжения. Т. е. меня не принимают всерьез, не боятся того, что я несу. Ну и соответственно я за счет этого остаюсь в некоторой безопасности.

В: А что именно с образом ребенка?

М: В мире человеческой деятельности я наверно действительно ребенок, у меня громадье есть внутри, в моем внутреннем пространстве и очень узкое горлышко, которое позволяет это внутреннее давление выводить во внешний мир, а там реализовывать его может только ребенок, может это и есть узкое горлышко. Сейчас у меня образы пошли: мои напряжения определенные, конфликты связаны с тем, что внутри большое содержание, давление, энергия, но нет выхода наружу…

В: А ребенок как творческий аспект?

М: Есть и такой аспект. Есть часть здоровая, а есть — больная. Ребенок не может перевести наружу весь объем — это негативная часть. С другой стороны, в ребенке мне дорого сохранение творческого потенциала, умение радоваться жизни, смеяться… И эту часть я берегу и пестую в себе. Но во сне скорее была тема камуфляжа.

В: Какие-то есть мысли по поводу того, что преследователей была «толпа», потом один, а потом два?

М: Ну «толпа» — были не преследователи, а опознанные противники, скажем так.

В: А что такое противник?

М: А вот это вопрос! Есть соблазн рассмотреть это с точки зрения уже заявленной, я проникаю в некое пространство, и кто-то еще туда проникает параллельно мне, и их больше… Противник это некто, кто принуждает меня к тому, чего я не хочу, некто с какими-то другими ценностями, альтернативными моим…. Это не столько тот, кто может меня уничтожить, а тот кто может принудить меня к тому, что мне не нравится, не хочется. И в жизни у меня как раз ярко представлено скажем так — уворачивание. …

В: Может кто-то заставляет, мама, девушка?

М: Я довольно часто вхожу в контакт с какими-то структурами или личностями и там сталкиваюсь с принуждением. Если более узко, то в отношениях с матерью у меня это было достаточно долго, да и с отцом… мне приходилось отбиваться, я хочу туда, а меня влекут сюда… приходилось достаточно жестко отбиваться от этого. С женщинами, с тем, что сейчас… сейчас у меня меньше таких ситуаций с женщиной. Хотя в истории моих взаимоотношений были достаточно яркие эпизоды, когда я чувствовал иначе.