Мирзакарим Норбеков - Где зимует кузькина мать, или как достать халявный миллион решений
Обращаюсь к санитару - не слышит.
Та-ак! Тут курить захотелось. Смотрю, в лифте лежит скомканная пачка сигарет, и бутылка из-под кефира стоит. Кефира там, ну, так примерно на одну треть осталось. Отвезли меня в морг. Два дня я там ходил, среди этих скафандров, без хозяина. (Обратите внимание - "без хозяина"!)
Я туда сходил, сюда сходил - везде и всюду был. Домой пошел - жена плачет. Уговариваю свою жену, успокаиваю: "Ну, что делать?"
Но тело всё равно меня не отпускает. Возвращаюсь, брожу вокруг него. А в понедельник меня как-то затянуло обратно. И так мне туда неохота было, так было больно, так грязно всё это.
Когда патологоанатом пришел на работу... я понял, что на этом у меня всё закончится. Начал метаться вокруг него, и вдруг в какой-то момент меня затянуло... Очнулся в палате через четыре дня. Обратите внимание: "затянуло". Этот момент возврата в тело редко кто помнит.
После того, как его выслушали, мы стали проверять: пачка сигарет на месте лежит, в лифте. А тело-то было накрыто - он не мог видеть! Бутылки нет. Стали искать. Оказывается, уборщица утащила. Нашли бутылку из-под кефира, но мытую. Спрашиваем:
- Сколько было кефира? Уборщица говорит:
- Да на треть было, но он был такой... сгнивший.
Испугалась, почему такую никчемную бутылку ищем. Проверили улицу - был пожар. Маршрут проверили. А вот канализационного колодца не нашли. Во всём городском парке, где это случилось, не было ни одного колодца. Даже специальное прочесывание добровольцами не помогло.
И таких случаев мы собрали почти четыреста.
Р.S. Иногда Мирзакарим Санакулович проводит в зале опрос слушателей, переживших состояние клинической смерти. Интересно, что на каждом курсе обязательно находятся несколько таких человек. Вот стенограмма одного из опросов.
- Есть кто-то в зале, кто был в состоянии клинической смерти? У кого была остановка сердца, врачами подтвержденная... Поднимите руку, у кого? Пожалуйста.
(Несколько человек поднимают руки.)
- Есть ещё кто-нибудь? Один, два, три, четыре, пять, шесть. Да нет, пятеро вас. Я же чувствую. Таких людей всегда сразу видно. Идемте, пожалуйста, можно вас сюда пригласить? Я вас прошу.
(Слушатели выходят на сцену. Мирзакарим Санакулович подходит с микрофоном к первой слушательнице.)
- Пожалуйста. То, что вы сейчас расскажете, - это жалкие огрызки того, что было. Когда это было? Как это было, и что вы ощущали?
- Это было, когда я рожала. У меня были очень тяжелые роды...
- Закройте глаза.
Стоящие на сцене закрывают глаза. Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории:
- Запоминайте вот эту траекторию.
(Показывает рукой сначала по диагонали вверх, потом по горизонтали, потом по диагонали вниз.)
-И потом оттуда... Понятно, да?
Стоящим на сцене:
- Открываем глаза.
(Продолжается диалог со слушательницей.)
- Ну, были очень тяжелые роды, и, значит, принимали их отдельно, не в родовой, а в операционной. Хотели делать прерывание. В общем, потом я не знаю, что произошло. У меня было... Ну, я потеряла сознание или что-то. И вдруг полетела куда-то, в какую-то огромную трубу.
- Траекторию скажите: вниз полетели, вперед, вверх?
- Нет, вот так вот. (Показывает по диагонали вверх.)
- Вверх, да?
- Чуть вверх. И стояла я как бы...
- Потому что только во время родов погибшую женщину Господь лично сам туда принимает. Вверх уходит...
- Да, и я как бы стояла впереди летящего на большой скорости... паровоза, что ли. И вдруг влетаю из темного туннеля куда-то. Ну, в такое пространство, где... Я даже вот сейчас говорю - у меня мурашки по телу. Потому что там была такая необыкновенная красота! Это было огромное солнце. Это была огромная какая-то поляна, где было так прекрасно!
И я даже слышала какие-то звуки, я слышала голоса. Но я была там одна. Вот. И вдруг мне какой-то голос говорит: "Ну ладно, лапушка, возвращайся, возвращайся". А мне так не хотелось! А когда я вернулась, то мне было очень тяжело. В общем, вот... У меня...
- Вот какой-то огрызок вы услышали, дорогие мои. Это огрызки. Но, между прочим, у вас самой желания вернуться не было, да?
- Нет, я очень хотела остаться.
- Но вас выгнали оттуда.
- Да, мне сказали, что пора возвращаться. У меня же дочка родилась. И такая желанная, и такая долгожданная. Мне запрещали рожать, потому что я была сердечница. Но я, всё-таки, отважилась. И когда я узнала, что беременна, то от всех тщательно это скрывала. Я никуда не ходила, к врачам не обращалась, только в роддоме мне сделали анализы... И, в общем, роды были тяжелые.
- Спасибо.
(Подходит к следующей слушательнице.)
- Ну, у меня клиническая смерть была лет двадцать назад. То есть, у меня был обычный аппендицит. Когда разрезали, там оказался перитонит.
- Давайте так, будем говорить с того момента, когда вы вышли из своего тела.
- Вот, на операционном столе наступил этот момент. И что в этот момент я видела? Ну, я не знаю, это было очень давно, но я помню...
- Вы себя со стороны видели?
- Я видела? Нет, себя я не видела со стороны. Я видела, где я летела, то есть, видела туннель типа метро... Такой туннель и свет... Я не видела, было там солнце или нет, но откуда-то шел свет... Весь туннель был яркий-яркий, настолько яркий... И свет был такой сочный, что... Такое тепло, такое излучение нежное-нежное. Сейчас даже чувствую это.
И вот я лечу с бешеной скоростью, но я не ощущаю ветра. Я знаю, что лечу, я просто знаю, что лечу. И вдруг вижу какую-то белую стену. И голос мне говорит: "Тебе еще рано туда". И всё...
- Выгоняли...
- Выгоняли, да...
- Рано еще. Спасибо.
(Переходит к следующей слушательнице.)
- Вы знаете, мне особенно нечего сказать, потому что я действительно помню только отдельные отрывки. Это было тоже во время родов. Первое, что я увидела, когда мне стало плохо, это был огромный круг, по которому мне надо было идти.
И я вдруг осознала, что не могу ни в сторону сделать шаг, ни вперед, ни ускорить, ни замедлить - ничего. И вот здесь я сделала что-то не так, и у меня... Я просто стояла около вот этого света, а туда не прошла. Я стояла только на пороге этого света...
-А хотелось туда идти?
- Хотелось.
- Рано ещё! Спасибо. Всем спасибо, садитесь, пожалуйста. Дорогие мои! Другой актив надо зарабатывать, другой актив... Но материальный актив тоже не забывайте! Ни в коем случае!
(Поворачивается к следующей слушательнице.)
- Ну, у меня это случилось во время полостной операции под наркозом. Я очень боялась этой операции и очень нервничала. В общем-то, я не помню, как ее делали. Только я вдруг обнаружила, что откуда-то из угла комнаты сверху смотрю, как лежу на столе.
Вокруг меня что-то хлопочут, бегают, что-то делают. И мне так интересно! Думаю: "Я так боялась этой операции, а ведь совсем не больно...". А потом... Я не видела никакого туннеля...
Я очутилась будто на дне какого-то большого колодца, длинного, глубокого... А впереди мерцал свет... И потом я по спирали поднималась... С трудом, с болью какой-то. И очнулась уже от того, что мне говорят: "Слава тебе, Господи, она вернулась...".
Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории.
- Понятно, да?
(Показывает рукой по диагонали вниз.)
- Я не летела туда, я поднималась снизу, из глубокого колодца...
Слушательнице:
- Постарайтесь, пожалуйста, в свою зачетную книжку побольше пятерок получать... Хорошо?!
Дорогие мои! Есть особая группа переживших клиническую смерть. Когда думаю о них - каждый раз такая боль!
Мы все время от времени страдаем. Согласны? Сегодня радуемся, завтра страдаем, потом опять радуемся. Это - процесс. Это - движение жизни. И если мы помним, что всё течет, то сегодняшнее несчастье окажется не таким уж страшным, не таким злостным и неразрешимым. Потому что завтра будет иначе.
А кто такой самоубийца? Это тот, кто свое крошечное сиюминутное страдание раздувает до размера трагедии, мировой катастрофы. И если, не дай Бог, он осуществляет свое намерение...
Он почему руки на себя накладывает? Потому что думает, что там ему будет лучше. Он мечтает попасть туда, где нет боли, а есть одно сплошное блаженство. А ничего подобного!
Мы опрашивали неудачных самоубийц, которых успели откачать. Те из них, кто пережил состояние клинической смерти, потом смерти боятся, как черт ладана, потому что они-то знают, что их ждёт!
Знаете, почему? Потому что все их страдания при жизни - только капля, ничто по сравнению с тем, что они испытали там. Оказывается, там самоубийцу ждет страшнейшее из наказаний: его мучения умножаются на бесконечность.
И эта бесконечная боль, этот бесконечный ужас никогда не заканчивается! Это за то, что он посягнул на самое святое, что было ему дано, - на жизнь! Недаром во всех религиях самоубийство считается величайшим из грехов.
Дорогие мои! Не дано нам с вами право отказываться от жизни, которую дал нам Господь, Природа, Высший Разум - называйте, как хотите. Дал, как величайший подарок, как благодать, как школу.
